- Да, вот тут князю Голицыну каждое лыко в строку ставилось, а Румянцев с самого начала сказал: раз наступили холода, с военными действиями подождем до весны. Расквартировал главную армию между Днестром, Бугом и Збручем.
- Расквартировать-то расквартировал, а между делом выдвинул их до берега Дуная кстати и Бухарест занял. Есть государыне чему порадоваться. С Петром Ивановичем, братцем вашим, иначе получилось. Ну и то сказать, коли осадной артиллерии нет, как Бендеры брать. Потому и не вышло. А о планах графа Румянцева известно ли что?
- Насколько мне известно, положил армиею своей препятствовать туркам в переходе через Дунай, овладеть Бендерами и хранить как зеницу ока южные границы. Да только размахнулся Петр Александрович куда шире. Теперь особое назначение дано нашему флоту в Средиземном море. Должен он поддержать восстание греков в Морее и Архипелаге и стараться проникнуть в Дарданеллы.
- Вон оно как, на Константинополь замахнуться!
- Государыня и начальников новых для дела такого отыскала.
- Не секрет - кого же?
- Графа Алексея Григорьевича Орлова.
- Оно конечно, только, коли память мне не изменяет, на кораблях будто бы и бывать ему не приходилось. Даже для прогулки.
- Сам захотел, граф Григорий Григорьевич поддержал, какие уж тут разговоры.
- Сильны братцы, куда как сильны, ничего не скажешь. Толк бы только какой был.
- А уж это как судьба.
…Что ж, государыня, вы хотели победы - у вас есть победа, какой еще не знал российский флот. Вы сомневались в способностях Алексея Орлова - у вас есть все основания убедиться в его необычайных талантах. Вы надеялись обрести в его лице придворного дипломата, способного улаживать стычки между настоящими моряками, не более того - перед вами великий полководец, чье имя останется в анналах российской истории рядом с вашим. А, может быть, и впереди вашего. Орловы, которых вы так откровенно начинаете побаиваться и вытеснять из своих дворцовых апартаментов, заслуживают того, чтобы императоры относились к ним с полным решпектом. Орловы, которым вы обязаны своей властью, еще раз дарят вам полноту императорской власти. Кто теперь может сравниться с российским флотом! Никто в Европе. Неужели вам и этого покажется недостаточным, ваше императорское величество?
Надо же куда в мыслях занесся! А все оттого, что в себя прийти невозможно. Да тут еще весть о Дунайке - спасибо, что фальшивая. Чего бы любая победа стоила, кабы он погиб. Господи, подумать страшно. И надо же донесли, не проверили - мол, взорвался на корабле. В глазах круги кровавые поплыли. Едва чувств не лишился. Слава тебе, Господи, обошлось.
Да, а времени терять нельзя. Покуда реляция полная сочинена будет, своего доверенного курьера в Петербург послать надо. Пусть денег не жалеет, лучших лошадей по всему пути берет, в возке и ест, и спит, лишь бы скорее во дворец во всех подробностях сообщить. От Спиридова толку не жди: так распишет, что не поймешь, кто в чем прославился. А надобно - Орлов, один Орлов. Государыня письмо прочтет, иными глазами на реляцию глядеть будет. И писать своей рукой - какие уж тут адъютанты.
Начинать-то с чего - поди, с Хиосского пролива. Двадцать четвертого июня сошлись здесь с турецким флотом. Знатно бились. Туркам только и осталось в бухте укрытие искать, суда в порядок приводить, раненых заменять.
Спиридов с Джоном Эльфинстоном на том стояли, чтобы к новому сражению и нашим готовиться. Мол, положено так на флоте. Порядок блюсти надо. Да и у Хиосского пролива как-никак потрепало наших - отдых нужен. Вот тут очередь Орлова и пришла: ничего не ждать, никому роздыху не давать. С турками определиться, куда укрылись, и в бой! Не давая в море выйти, на позицию стать.
Эльфинстон в спор - не морские, мол, правила. Моряк рассуждать так не станет. А при чем моряк? Была бы победа. Только победа в счет и идет. А если в распорядке такого нет, тем лучше: наш шанс, наша удача.
Разведка донесла: в Чесменскую бухту турки убрались. Под прикрытие береговой цитадели. Опять спор: береговая артиллерия сильней судовой оказаться может, что тогда? Ответ простой. Может и сильнее, да в одной позиции - маневра у нее нет. А у судов маневр - кружись, как хочешь, от вражеской наводки уходи.
Спиридов первый улыбнулся: почему б и не рискнуть. Больно добыча, коли Господь поможет, хороша. На такое дело многих кораблей не надобно. Порешили, пойдет "Ростислав", "Европа", "Не тронь меня" и "Саратов", фрегаты "Надежда" и "Африка", бомбардирский корабль "Гром" да четыре брандера. Тут уж на адмиралов положиться было можно: им виднее.
Так и вышло, что ни дня не ждали: в ночь с 25-го на 26-е в бухту вошли и стали турок обстреливать, как на суше. Им не развернуться, а от береговой артиллерии наши отошли.
Палить с обеих сторон начали - чистое светопреставление. Два турецких корабля сразу подожгли. Они, что твои факелы, всю бухту осветили. Как в солнечный день, все видно стало.
С брандерами хуже вышло. Три зря пропали, зато четвертый с восьмидесятивосьмипушечным кораблем сцепился. С ним и на воздух взлетел. Лейтенант Ильин им командовал.
Если по совести, они победу определил. Турки от такого фейерверка головы совсем потеряли. Да и было от чего. Если посчитать, уничтожили мы пятнадцать их кораблей, четыре фрегата, пять галер, мелких судов и вовсе не счесть.
В плен корабль "Родос" на шестьдесят шесть пушек захватили и пять фрегатов. Плохо ли, государыня? А того лучше с моряками вышло. Всего-навсего одиннадцать человек потеряли, а турки десять тысяч. Самим поверить трудно!
Эльфинстон, еще пушки не остыли, принялся себя победителем объявлять. Шуметь начал, чтобы всему российскому флоту на Константинополь двинуться. Войти в Дарданеллы и начать город воевать. Оно можно бы, только и этой победы на века хватит.
АРХИПЕЛАГ
Российская эскадра
- Ваше сиятельство, ответ из Петербурга!
- Наконец-то! Что там государыня для своего верного слуги придумала, на что расщедрилась? "Победы совершеннее быть не может" - верно, лучше не скажешь. "Славная баталия покрыла вас, граф, бессмертной славой" - отлично. А дальше что…
Георгий I класса - ну, такой у многих есть. Не штука. Кейзер-флаг - а коли на флоте более служить на стану, куда его? Бриллиантовая шпага - такая не помешает. Во дворце появиться, покрасоваться, коли охота придет. Вот, вот, вот - титул "Чесменский". Орлов-Чесменский. Граф Орлов-Чесменский. И чтобы потомству передать. Коли будет потомство.
И больше ничего? Ага, вот тут: десять тысяч душ в имении по своему выбору. Самому выбирать надо.
- Вот что, Алексей, собирай офицеров - титул новый графский обливать будем. Видал, граф Чесменский!
- Ваше сиятельство, да разве есть награда по заслугам вашим? Что ни возьми, все мало будет.
- Вот и я так думаю. Не стану брать десять тысяч душ - пусть за государыней останутся. Должок невыплаченный. Папинька-сударушка разворчится. Ему бы все добавлять и добавлять орловских богатств. Сам же пеняет: забот много, хозяйничать братцы не умеют, корысти с хозяйства получить не умеют. Особливо Гриша. Да какая там корысть - и так до конца века всего не изживешь. Нрав свой бы потешить и ладно.
- Ваше сиятельство, господа офицеры собрались. Я не стал о радостной вести говорить. Не имея от вас на то разрешения, воздержаться решил.
- Молодец. Сам скажу. Да, кстати, за графом Федором Григорьевичем пошли. Притомился он после сражений-то. Который день неможется ему. Поди, с постели еще не вставал. Скажи: Алексей Григорьевич непременно быть велел, да и новостью с ним поделись.
- Я мигом, ваше сиятельство!
- Вот и ладно. А все что-то на сердце непокойно. И письмо уважительное. И награды. А покою нет. Не начала ли государыня наша чего задумывать? Вот уж кому верить не станешь. Сколько ей людей верило! И росточку махонького, и сама-то субтильная, и глаза свои серые настежь распахивает, а с пятью доньями сердце имеет. Не к добру все это думается. Знаю, не к добру.
ПЕТЕРБУРГ
Зимний дворец
Екатерина II, М. С. Перекусихина, Г. Г. Орлов
- Государыня-матушка, хоть и ночной час, будить тебя все равно придется. Беда, государыня, великая беда, прости, что с такими вестями прихожу, да делать нечего. От лиха, коли пришло, куда денешься.
- Что ты, Марья Савишна, на себя непохожа? Новость-то какая? Из армии?
- Матушка, сердечушко мое, бунт! В Москве бунт! Убили, убили распроклятые Амвросия! На клочки, мученика, растерзали!
- Архиепископа? В себе ли ты, Савишна? Кто б на святителя руку поднять посмел?
- Посмели! Еще как посмели! Дай капот тебе, матушка, подам - гонец ждет. С письмом. Вон я и веток можжевеловых приготовить велела, чтоб бумагу-то подержать. Да ты ее, государыня, в руки-то не бери. Не рискуй здоровьем своим драгоценным. Секретарь-то сейчас придет. Послали за ним.
- А гонец из Москвы?
- Упаси Господь, государыня, как можно! Штафетом они сюда его доставили. Первый-то в карантине остался. С чумой шутки плохи.
- Чепец поправь, Савишна, да сапожки дай - ногами дует.
- Сейчас, матушка, сейчас. Да вот и секретарь прибежал.
- Дайте мне письмо.
- Государыня, это невозможно. Вы сами знаете, как прилипчива эта зараза.
- А уж это Вседержителю решать: нужна своему государству, жива останусь, нет - так и живота не жалко.
- Государыня-матушка, что отваги твоей на генерала хватит, все знают, только ведь как пословица говорит - береженого Бог бережет.
- Сама хочу прочесть. От кого письмо?
- От Еропкина.