Как понимал Порошин, очень важны были мысли французского философа и педагога о религии. Воспитание великого князя с первых его дней велось на религиозной основе, и у него возникло множество предрассудков, которых не должен иметь просвещенный человек.
Верно писал Руссо:
"Если я хотел бы изобразить прискорбную тупость, я нарисовал бы педанта, обучающего детей катехизису. Мне возразят, что раз большинство христианских догматов суть тайны, то ожидать, пока ум человеческий станет способным постигать их, значит ожидать не того, когда ребенок станет взрослым человеком, но того, когда человек перестанет быть человеком. На это я отвечу прежде всего, что есть тайны, которые человеку невозможно не только постичь, но и представить в мысли; и я не вижу, что выигрывают, преподавая детям эти тайны, если не считать того, что их с ранних пор научают лгать.
Во что верует ребенок, исповедующий христианскую религию? Верует в то, что постигает; а он так мало постигает передаваемое ему, что если вы скажете ему противоположное, он усвоит это с такой же охотой. Вера детей и многих взрослых обусловлена местожительством. Одному говорят, что Магомет - пророк божий, и он повторяет, что Магомет - пророк божий; другому говорят, что Магомет - обманщик, и он повторяет, что Магомет - обманщик. Каждый из них утверждал бы, что утверждает другой, если бы они оказались перемещенными один на место другого.
Когда ребенок говорит, что он верует в бога, он не в бога верит, а верит Петру или Якову, которые говорят ему, что существует нечто такое, что называют богом. Он верит на манер Эврипида:
"О Зевс! Ничего ведь я о тебе не знаю, кроме имени"".
Враги просвещения обвиняли Руссо в том, что он считает равными все религии, утверждает, будто разум - единственный судья при выборе религии. Кроме того, Руссо подрывает уважение к власти и любовь народа к своим королям. Следовательно, как постановил суд Парижского парламента, Руссо - разбойник и убийца, он жаждет грабить, убивать и жечь, чтобы насытить свою злобу к людям. Архиепископ Парижский в послании к верующим называл Руссо губителем человеческого рода, бунтовщиком против государей и восклицал:
"Горе вам, горе обществу, если дети ваши будут воспитываться так, как написано в книге "Эмиль"!"
Чтение помогло Порошину глубже понять обязанности воспитателя и утвердило в мысли о том, что вверенный его попечениям наследник престола - прежде всего мальчик своего возраста, которому надобно учиться и развивать свои способности, причем в обстановке таким занятиям не очень благоприятствующей. Павел был далек от матери-императрицы и видел ее только в парадных залах, она же в его покои заходила не чаще раза в год, для поверки. Его поднимали с постели камер-лакеи, и засыпал он без материнского поцелуя, по команде дежурного офицера. Придворная жизнь вовлекала Павла в свой церемониал, она мешала ученью. Мальчик рос без товарищей, слушая рассуждения генералов и действительных тайных советников на темы, далекие от его детских интересов. Каждая прогулка была для него событием - старшие предпочитали держать его в комнатах.
Во дворце все было непросто, и трудностей для воспитателя наследника возникало великое множество. Но Порошин сознавал свою ответственность перед Павлом, как будущим государем, и перед Россией, он полюбил мальчика и желал помочь ему стать умным, добрым и счастливым. Советы прочитанных авторов и собственный разум, подкрепленный опытом, позволили Порошину составить наконец свою программу воспитания великого князя. И когда он со всех сторон ее обдумал, то сумел коротко записать, какие идеи, свойства и намерения он хочет привить своему воспитаннику и от каких избавить его.
Итак, вот что нужно было сделать Порошину:
вкоренить Павлу любовь к русскому народу;
поселить в нем почтение к истинным достоинствам людей;
научить снисходительно относиться к человеческим слабостям, но строго следовать добродетели;
уничтожить предубеждения, которые легкомысленными людьми почитаются за непреоборимые истины;
сколько можно, обогатить разум полезными знаниями и сведениями.
И Порошин принялся выполнять эту программу, понимая, что она займет много лет, а он по нечаянности дворцовых происшествий может расстаться со своим учеником. Но и в таком случае то, что успеет воспринять мальчик, останется у него и будет вести его к добру и свету.
Глава 4
День рождения
Мужей толь мудрых и избранных
И Павлу в наставленье данных
С почтением Россия зрит.А. Сумароков
Двадцатого сентября тысяча семьсот шестьдесят четвертого года Павлу Петровичу исполнилось десять лет, и этот день праздновался.
В Новом Зимнем дворце, стоявшем на берегу Невы, между Адмиралтейством и Зимней канавкой, - его построил архитектор Растрелли, - Павлу отведено было несколько покоев, как бы отдельная квартира, только без кухни. Кушанье великому князю, его штату и гостям готовили повара императрицы, а с ее половины приносили обед и ужин официанты. Чай и кофе, игравшие роль утренних завтраков, кипятили у себя в печах.
В распоряжение великого князя были предоставлены опочивальня, парадная зала, комнаты - уборная, учительная, столовая, желтая - для игр. По соседству располагались комнаты гофмейстера Никиты Ивановича Панина, спальни дежурных кавалеров и чуланы лакеев и официантов.
Великого князя учили не чуждаться и физического труда. В учительной комнате стараниями Ивана Ивановича Бецкого, чей педагогический авторитет императрица безусловно признавала, был поставлен токарный станок, чтобы точить из дерева различные поделки. Может быть, при этом имелось в виду и установление некоей преемственности: прадед наследника престола император Петр Первый был отличным токарем по дереву и кости и отдыхал за станком от государственных дел.
Так или иначе, Павел после первых неудач, от которых его не могли избавить приближенные, не знавшие никаких ремесел, выучился точить довольно порядочно: ему помог Иван Иванович Бецкий. В свободные минуты Павел, попрыгивая, охотно бежал к станку, привод которого начинал вращать камердинер.
- Работником он не будет, - говорил о Павле Бецкий, - его обязанность - царствовать, но знание мастерства потом поможет управлять мануфактурами и коммерцией в нашем государстве.
Появление станка в комнатах великого князя было неожиданностью для Никиты Ивановича, государыня ему о подарке Бецкого не сказала, но, увидев привезенную без него машину, гофмейстер поспешил одобрить выдумку любезнейшего Ивана Ивановича. Тут же он рассказал, что в бытность свою в Швеции любил хаживать по разным мастерским, смотреть, что и как делают работники, и благодаря тому получил о каждом ремесле полное представление. Эти знания не раз бывали ему полезны при отправлении служебных дел в Швеции и здесь, в России.
В день своего праздника мальчик проснулся, как всегда, в начале седьмого часа. Дежурный кавалер Порошин вошел в опочивальню с веселой улыбкой на круглом и добродушном лице.
- Честь имею поздравить ваше высочество со счастливейшим днем рождения вашего, - сказал он, вытягиваясь, как по команде "смирно", - и пожелать здоровья, успеха в ученьи и всяких радостей.
- Спасибо, братец, - ответил великий князь. - Одна радость уже есть - дообеденных уроков не будет, правда?
В утренние часы занятия по истории и географии вел Тимофей Иванович Остервальд - информатор, как именовалась его придворная должность, - и Павел не любил этих уроков. Немец по происхождению, он, как и Порошин, окончил Сухопутный шляхетский кадетский корпус, но русским языком полностью овладеть не смог, часто ошибался в ударениях, и это раздражало мальчика. Не могли укрыться от ученика и дурные черты характера Остервальда: был он завистлив и склонен к наговорам на товарищей по службе.
Павел быстро вскочил с кровати, оделся, умылся - камердинер поливал ему над тазом воду серебряным ковшом - и выпил чашку чая с сухариком.
В уборной комнате, где мальчика причесывали, простенок между окон, выходивших на Неву, занимала высокая клетка для птиц. Столбы ее, обделанные в виде колонн, соединяла частая деревянная решетка. Птичня была густо населена. В ней порхали синички, снегири, чижики, овсянки, зяблики, щеглята - птицы немудреные, но веселые.
Павел знал своих жилиц каждую по отдельности, называл клетку "птичьей республикой" и уверял, что снегири там играют роль стариков, овсянки - старух, зяблицы - кокеток, щеглы - щеголей-петиметров, а чижики - буянов.
Когда надоедало слушать неумолчный гомон, лакеи накидывали на птичню черное покрывало, и чириканье прекращалось.
- Наверное, они друг другу шепчут, что нынче ночь пришла вроде бы рано, - говаривал великий князь.
В раннем детстве он сильно картавил. Со временем этот недостаток стал исчезать, и к десяти годам Павел уже чисто произносил слова "река", "рябина", "рикошет", "рюмка", но все еще не мог сказать "роща", "радуга", "рыжик", "рубашка". У него получалось "гадуга", "гоща". Мальчик так усердно исправлял свою речь, что и по-французски старался твердо выговаривать "р", чего делать не следует, и бывал доволен укоризнами учителя: ничего, что не так звучат французские слова, зато по-нашему все правильно!
В клетке был небольшой бассейн с фонтаном. Порошин ввернул прямую трубку и пустил воду. Струя ударила ввысь до верхней решетки, брызги полетели в комнату.
- По птичьему понятию, - сказал великий князь, - вода теперь бьет выше облаков, они в страхе ждут, может быть, всемирного потопа, верно?