- Полно, ваше высочество, - возразил Порошин, - птицы с Библией незнакомы, отца Платона не слушают.
- А можно воду заставить бить еще выше, если снять потолок, так высоко вверх, как захочешь? - спросил Павел.
- Вода не может бить выше того места, откуда она вытекает, государь, - ответил Порошин. - Посмотрите - над окном направо железный бак, от него трубка вниз, к нашему фонтану. Вода же имеет свойство стремиться прийти в горизонтальное всех своих частей положение. Или, как сказано в стихах Михайлы Васильевича Ломоносова:
Где хитрость мастерства, преодолев природу,
Осенним дням дает весны прекрасной вид
И принуждает вверх скакать высоко воду,
Хотя ей тягость вниз и жидкость течь велит.
- Не довольно ли вам стихов, ваше высочество? - спросил Никита Иванович, входя в комнату. - Примите всеподданнейшие поздравления с десятилетием вашим, праздником для всех россиян, и собирайтесь в церковь.
2
Сборы были недолгими. Камердинер подтянул Павлу чулки и подал новый генерал-адмиральский мундир, по всем швам расшитый золотом. Такой блеск полагался мальчику по должности: великий князь уже более полутора лет занимал пост генерал-адмирала российского флота, и мать следила за тем, чтобы он приучался к морю и к управлению подчиненными.
Отчасти для этой цели в желтой комнате для Павла поставили круглый стол, выкрашенный синей краской. Доска была расчерчена по румбам, вдоль края изображен контур морского берега. На просторе доски кое-где виднелись маленькие медные кораблики - игрушечный флот состоящего на действительной службе генерал-адмирала Павла Романова.
Этот стол был подарком великому князю от члена Адмиралтейской коллегии, генерал-интенданта Ивана Логиновича Голенищева-Кутузова, и Павел с ним и с другими флотскими частенько заводил морские бои.
Прежде чем нести для утверждения государыни патенты морским офицерам на чины или ходатайства об орденах, бумаги отдавали на подпись генерал-адмиралу, и, только увидев крупные и кривые буквы имени сына, его мать рассматривала дела по флоту. Великому князю представлялись моряки, возвратившиеся из дальних походов, к нему приходили откланиваться офицеры, убывавшие к месту назначения. Словом, бездельником генерал-адмирал не был, однако для учебных занятий у него при этом оставалось не много времени…
Оглядывая свой новый мундир, Павел сказал:
- Сколько золота потребно для генерал-адмирала! А ведь это не самый старший у нас чин. Ну, ежели будет кто генералиссимус, где ж ему еще вышивать мундир свой? Свободных швов не осталось.
- Не беспокойтесь, выше высочество, - сказал Никита Иванович, - генералиссимуса у нас никогда не будет и быть не должно, потому что государь, вводя такого командующего, отдает войско свое в чужие руки. А войско столь прочная узда, что ее всегда в собственном кармане поближе держать надобно.
- А если я, когда стану государем, захочу быть генералиссимусом? - спросил Павел.
- Тогда другое дело, армия вся будет вам повиноваться, и вы себя можете назвать, как пожелаете, - ответил Панин. - И мундир хоть фигурами расшивайте. Помнится, на свадьбе вашей матушки с покойным государем гофмаршал Семен Кириллович Нарышкин вышил себе зеленый кафтан серебром: на спине от прорехи вверх - дерево, от него сучья и ветви по рукавам. Многие сзади на него любовались…
В дворцовой церкви собралось уже много народу. Павла наперебой поздравляли, и он важно протягивал руку для поцелуев.
Вдруг толпа поспешно расступилась, и мальчик понял, что сейчас он встретит государыню, - про себя он именовал ее так, как звали все окружающие.
Екатерина шла, величественно подняв свой массивный подбородок, слишком тяжелый для ее красивой головы. Золотое платье на ней шуршало и скрипело. Рядом шел Григорий Орлов. Кругом были свои, и он не стеснялся.
- Здравствуйте, ваше величество, - сказал Павел, вступая на ковровую дорожку перед церковными дверями.
- Здравствуй, мой батюшка, - ласково откликнулась мать, складывая губы в улыбку. - Каково почивать изволил?
Эту фразу императрица запомнила с юности и считала ее необходимой частью взаимных приветствий русских людей.
Не дожидаясь ответа, она проследовала в храм. Звонари ударили в колокола, и священник начал обедню.
Служил законоучитель великого князя Платон, иеромонах, то есть монах-священник, Троице-Сергиевой лавры. Он был ректором тамошней семинарии, а затем и наместником лавры. Императрица, посетившая во время пребывания в Москве, на коронации, лавру, выслушала приветственное слово, произнесенное Платоном, восхитилась его ораторским даром, навела о нем справки и пригласила на должность учителя богословия к великому князю: три урока в неделю, да по воскресеньям читать и объяснять Библию. За это положила ему тысячу рублей в год жалованья, триста рублей на стол, по штофу водки в неделю, по бутылке рейнвейна на день, а меду, полпива, дров и свеч неоскудное число. Сверх того - карета с парой лошадей и конюхом.
Платона поселили во дворце, однако он сумел остаться вдали от придворного мирка, много читал, писал проповеди, и у него часто собирались любители духовной учености из русских и иностранных.
После обедни Платон говорил слово, приличествующее главному событию дня.
- Земная мудрость, - сказал он, - нередко в неполезных упражняется умствованиях и входит в такие тонкости, которые настоящую истину потемнять обыкли. Свидетель тому так называемая древняя греческая и схоластическая философия, наполненная праздными вопросами. Поставим себя мысленно на афинском ареопаге, где увидим апостола Павла, спорящего со знатнейшими философами, эпикурейцами и стоиками. Те были вооружены логическими софизмами, Павел простыми словами защищал себя самой истиной.
Стоявший в церкви рядом с Никитой Ивановичем соименник апостола переминался с ноги на ногу. Речь казалась ему слишком длинной.
- Премудрость духовная, - продолжал проповедник, - делами, а не словами философствует. Она полагает, что решила труднейший вопрос, тогда, когда успокоит смущение нашей совести и покажет дорогу, выводящую из лабиринта страстей. "Дам уста", - говорит господь, которыми увеселится отечество твое. "Дам и премудрость", - и с нею ты сыщешь благополучие дому Петрову, и это обещание на тебе действительно исполняется…
Из церкви великий князь и его свита во главе с Никитой Ивановичем удалились на свою половину.
По пути, двигаясь бесконечной анфиладою комнат, выходивших на Миллионную улицу, Павел посматривал в окна и вдруг остановился, подойдя вплотную к стеклу.
- Никита Иванович, кто это? - спросил он.
Все разбежались по окнам. Панин медленно подошел к великому князю.
- Турецкий посол Мегмет-эффенди едет к своей резиденции, в дом княгини Юсуповой, ваше высочество, - сказал он, взглянув на улицу.
Миллионная была заполнена любопытными: из переулка вытянулась пышная процессия.
Шествие открывал эскадрон конной гвардии, за которым следовало семь карет русских сановников, каждая с четырьмя служителями верхом, скороходами и гайдуками в ливреях. Кареты эти представляли вице-канцлера князя Голицына, обер-гофмаршала графа Сиверса, вице-президента Военной коллегии графа Захара Чернышева и других. За этими пустыми каретами - дворцовые лакеи верхом и наконец - карета ее императорского величества, запряженная цугом лошадей, а внутри ее справа посол, слева церемониймейстер, напротив них переводчик и ящик с султанской грамотой. За каретой - снова конногвардейцы и в некотором отдалении - посольский обоз на телегах.
- Неторопливость у турецких дипломатов слывет добродетелью, - сказал Никита Иванович, когда великий князь смог оторваться от окна. - По воцарении ее величества они думали два года и теперь шлют поздравления государыне со всерадостнейшим восшествием на престол. Того не соображают ведь, что могли бы и опоздать, - прибавил он больше для себя, чем для слушателей.
В своих комнатах Павел застал многих людей, знакомых и неизвестных еще, а посредине парадной залы стоял корабль, - да, настоящий линейный корабль с парусами и доброй сотней медных пушек, мачты его упирались в потолок.
Адмирал Семен Иванович Мордвинов подошел к великому князю:
- Поздравляю ваше высочество с днем рождения и, яко генерал-адмиралу флота, сию модель имею честь поднести.
Он хотел приложить к губам руку великого князя, но тот обнял его за шею и расцеловал.
- Вот спасибо! А как называется этот корабль и кто его построил? - Корабль этот - точнейшая модель военного корабля. Длина две сажени, работал его в Адмиралтействе мастер Качалов для вашего высочества, имя же ему сами извольте дать.
Великий князь наморщил лоб.
- "Ингерманландия"… "Император Петр Третий"… "Апостол Павел"… "Анна"… "Анна", - громко повторил он. - Именем покойной моей сестры назовем.
- Хорошо измыслили, ваше высочество, - одобрил Порошин. - И то хорошо, что память о сестре, во младенчестве скончавшейся, храните.
Павел трогал снасти, заглядывал в люки, пробовал вращать брашпиль, чтобы спустить якоря.
Семен Иванович Мордвинов ходил за мальчиком, объясняя, как устроен корабль, и с особенным удовольствием рассказывал о парусах: уменье мгновенно ставить и убирать паруса всегда составляло гордость русского флота, быстро и лихо работали моряки.
- Если корабль идет полным ветром, - говорил, воодушевляясь, Мордвинов, человек простой и добрый, - и надо поставить брамсели и бомбрамсели, команда такая: "Салинговые, к вантам на брамсели и бомбрамсели". На реях отдают паруса, а внизу становятся на брам и бомбрам шкоты, фалы и брасы.
Адмирал показывал Павлу части такелажа.