Накануне приезда в Италию Константин Платонович за обедом не стал пить и, не ожидая кофе, ушел один в каюту. Роксолана осталась со старичком. В каюте Лейден немного полежал, затем встал и написал в дневнике: "Неужели была ошибкой вся жизнь, построенная на Ба-Шаровском начале? Ведь всё-таки жизнь превратилась в обман! Конечно, не навсегда. Другие, даже старые, люди не придают значения таким похождениям. Но что если я в самом деле внезапно сошел с ума? И даже не совсем ведь и внезапно. Тятенька давно - полушутливо, однако не совсем шутливо - говорит, что я сумасшедший. Может быть, какая-то темная наследственность осталась у меня в крови, как верно была у моего родственника Штааля. Разве мы что-либо об этом знаем? Хорошо же тогда мое "Константинопольское чудо"! Оно, значит, проявило душевную болезнь".
VIII
Тициан девяноста семи лет отроду сказал, будто только теперь начал понимать, что такое живопись.
Из старого словаря
При первом знакомстве Флоренция не очень его поразила. Он ожидал большего. Остановились они в старой гостинице на Лонгарно. Роксолане она не понравилась.
- И комната у грека была больше, и кровать лучше, смотри, какая эта твердая! - сказала она, садясь на кровать. Теперь они чаще говорили по французски. - Кровать это
самое важное. У грека были шкапы, а мне нечего было вешать. А здесь один шкапчик. Куда я дену всё, что ты мне купишь?
- Да этому дому верно лет триста.
- Что-ж тут хорошего? Оттого и плохо, что лет триста. Что старое, всё плохое. И люди так… Ты с хозяином не торговался, он дешевле уступил бы. Пустил бы меня поторговаться. Ты не умеешь.
- Не умею. Вот и за тебя переплатил.
- Переезжать не стоит. Ты пойдешь мыться? Верно, опять на целый час? Хорошо, я пока выну вещи. Ах, мало у меня вещей…
- Неужели ты не видишь, как здесь-всё прекрасно?
- Что прекрасного? Да если дом и прекрасный, то ведь он не мой.
- Смотри, какой вид.
- Самый обыкновенный вид. Река узенькая, вода грязная. Разве в Константинополе такая вода? Неужели это вправду такой важный город?
- Один из самых прекрасных городов мира.
- У нас в Пере теперь строится дом в четыре этажа! Когда я себе построю дом, то у меня будет настоящий дом, хороший, светлый. И у меня будет свой сад с грушами. Ах, как я люблю груши! И непременно чтоб были свои… Ты скажи хозяину, что ты не рассчитал, ты их денег не знаешь. Он должен уступить. Париж верно совсем другой город, - критиковала она, впрочем очень благодушно: была еще веселее обычного. - У вас в Киеве есть груши?
Площадь собора понравилась и ей, тут были хорошие магазины. Расспрашивала Лейдена, сколько в городе жителей, много ли иностранцев, особенно англичан. Потребовала, чтобы он тотчас повел ее в самый лучший ресторан. Аппетит у нее был необыкновенный. В ресторане она обрадовалась тому, что на карте так много блюд. Названия были длинные и звучные. Роксолана просила его переводить. Константин Платонович читал по итальянски свободно, но и сам плохо понимал, что такое разные "Tartufi alla parmigiana", "Beeeatiehi con polenta", "Nodini vitello allapizzaiola". Она всё запоминала. Способности к иностранным языкам у нее были очень большие.
- А это что такое? В плетеных бутылочках? Неужели вино? - радостно спросила она. - Закажи это вино, вот эту корзинку побольше! Мы с тобой ее всю выпьем. Я так рада, что мы здесь! Это не беда, что город дрянной. Увидишь, как будет хорошо! Ты доволен, что ты со мной? Правда, я симпатичная?
Константин Платонович подтвердил, что очень доволен, но подтвердил без жара. Роксолана несколько встревожилась. "Ох, скоро бросит!".
- Может, ты о жене думаешь? Да ведь она старая… Ну, хорошо, не сердись, я не буду говорить о твоей жене. - Закажи мне еще одно сладкое. Я съела Сrеmа caramella, а теперь я хочу еще Gelato di Crema, - выговорила она уже на память, не заглядывая в карту. - И выпьем потом еще вина. Вот он хвалил Valpoliсella, посмотрим, что это такое.
Пообедав, они вышли на улицу, где тоже были магазины.
Роксолана стала вздыхать. Оказалось, что ей нужно решительно всё.
- Ты султан, я твоя невольница, и помни же, что султаны очень щедрые. Они своим женам привозили целые грузы на верблюдах, - говорила она, смеясь. Ее смех действовал на него всё-таки уже меньше, чем в первые дни. "Ну, на верблюдах, это ты ври больше!" - подумал Константин Платонович. Когда они вернулись домой, он мысленно сосчитал, сколько истратил за день; при ней считать открыто ему казалось неудобным. Роксолана в первый день, в Константинополе, спросила, сколько у него денег. Он ответил уклончиво. Теперь спросила опять.
- А тебе зачем знать? Хватит.
- Да ты не бойся. Я никогда не ворую, - сказала она просто и с гордостью, точно все другие воровали.
- Слава Богу.
- Ты можешь не запирать, ничего не возьму. Просить буду, а сама не возьму. Это опасно, в тюрьму посадят, сколько я таких случаев знаю! - говорила она. - Ты пожалуешься?
- Непременно пожалуюсь.
- А ты сам мне давай. Мне нужны деньги. Ах, как мне нужны деньги! Когда я буду богата, я уеду в Париж. Ты со мной не поедешь?
- Да ты ведь еще не богата.
Он, разумеется, не сомневался, что они скоро расстанутся. То, что она об этом говорила как о чем-то само собой разумеющемся, было и неприятно, и успокоительно.
На следующий день он занялся делами, побывал в разных местах, накупил книг, навел справки. Когда он вернулся домой, как было условлено, в пять часов, Роксоланы не было. Константин Платонович испугался: "Неужто удрала!". Но она скоро вернулась, нагруженная покупками. Истратила всё, что он ей утром дал. Сказала, что всё это были самые необходимые вещи и что ей нужно еще многое другое.
- Меня уже все понимали! А то пальцами показывала. И я много выторговала, правду говорю! Увидишь, что я скоро буду говорить по итальянски! А кофе в Стамбуле гораздо лучше. И я уже видела одну гадалку. Она понимает по французски. Я к ней зайду? Ты дашь мне деньги?
- Зачем тебе гадалка?
- Как зачем? Я сама гадалка, да еще не такая хорошая. Надо посмотреть, как эта работает, какая у нея квартира. Я буду знаменитая гадалка.
- Такая была во Франции, мадмуазель Ленорман.
- Как же, самая первая. У нее сам Наполеон бывал, и все. Она умерла. Вот и я хочу быть такой. А ты дай мне денег, чтобы учиться. Эта берет по золотому, - сказала Роксолана, сильно преувеличив цыфру. - Два-три раза схожу и всему научусь. Хорошо?
- Хорошо. Только не завтра. Завтра пойдем осматривать музеи. Там Тицианы, Тинторетто, столько других.
- Пойдем осматривать музеи, - тотчас согласилась она.
- Я знаю, здесь все осматривают. Надо, так надо. А рахат-лукума здесь нет. Не знают, дураки, что это такое!
В музеях Роксолана делала тоже не очень интересные замечания. Погуляв с час по залам, объявила, что устала и уйдет: еще надо кое что купить.
- Через два часа мы встретимся у того дворца, на котором башня не посредине, а съехала на бок. В Турции за такую штуку, верно, посадили бы подрядчика на кол.
- У Палаццо Веккио? Хорошо, - сказал Лейден и дал ей не очень охотно еще три золотых.
"Угар" и "чад" проходили. "Да, я стар… Поздно", - думал он.
Через несколько дней он снова зашел в музей. Один портрет привлек его внимание. Изображен был человек средних лет, весь в черном, с цепью на шее, с вьющимися темными волосами, с усами рыжеватого цвета. В правой руке он держал перчатку. "На кого это он похож?" - спросил себя Лейден почему-то с тревожным недоумением. Подошел поближе, взглянул на надпись: "Tiziano (Veeellio), 1477–1576, Ritratto d'ignoto". ""Портрет неизвестного"? Похож, - но не могу вспомнить, на кого. Как будто по виду русский!". Он отошел, еще побродил по залам, спустился к выходу, стал натягивать перчатку, которую держал в руке, и ахнул: "Неизвестный" был похож на него самого! Константин Платонович снял перчатку, снова поднялся, разыскал портрет и долго на него смотрел. "Странно! Только волос больше, а так точно с меня писано!"
Это его озадачило. Как многие иностранцы, впервые приезжающие во Флоренцию, он вначале чувствовал себя итальянцем эпохи Возрождения. "Да что же собственно тут невозможного?" - подумал Лейден. - "Согласно Платону, души, отбывшие кару там, возвращаются на землю и вселяются в новых людей. Помнится, Платон говорит, что душа вселяется в такого человека, который напоминает ей ее прежнего носителя. В меня могла перейти душа Тициановского Ignoto… В кого-то переселится моя душа после моей смерти? По разным философским и религиозным учениям вселенная не вечна, она рано или поздно погибнет. Как же может быть вечной душа в ограниченном по времени Космосе?".
За ужином Роксолана - уже не в первый раз - почувствовала, что с русским стариком скучновато. Константин Платонович смотрел на нее и думал, в чьем теле могла находиться ее душа в ту пору, когда жил Тициановский "Неизвестный".