В коляске он оглянулся на площадь и увидел, что к блондинке подходил какой-то седобородый турок. "Сможет быть, он ее и купит? - с досадой подумал Лейден. - Собственно и я мог бы ее купить, если не очень дорого. Разумеется, с тем, чтобы тотчас отпустить ее на волю. Почему же именно ее, а не других? Да и что она сделала бы с волей".
Мосье, быть может, обратил внимание на эту светловолосую женщину, - сказал гид. - Она в самом деле очень красива.
Кто? - как бы рассеянно спросил Константин Платонович.
Эта блондинка, сидевшая со старухой. Старуха, кажется, ее мать, - пояснил дрогман. Лейден подумал, что уж тут непременно надо содрогнуться, и не содрогнулся. "Ну, что ж, конечно, в этой стране все другое, смешно к ним применять наши мерки и требования, вдобавок и у нас весьма невысокие. Может ли быть в этом воздухе, под этим солнцем настоящее понятие греха? И в чем ручательство, что их моральные понятия хуже наших? Ежели исходить из счастья, то они наверное счастливее, чем мы. Нет, здесь есть подлинная поэзия, в которой можно найти и настоящее высокое религиозное начало".
Расставшись с дрогманом, он купил папирос; теперь курил очень много: уж очень хорош был табак. "Возможно, что это и способствует моему странному состоянию: турецкий табак, турецкое кофе, турецкая баня, турецкое вино". Лейден посидел в кофейной и в первый раз почувствовал, что ему скучно. "Конечно, изумительный город, но общество, хотя в малой дозе, везде необходимо, даже такому нелюдиму, как я". Спросил себя, хотел ли бы, чтобы тут же за столиком сидел Тятенька.
"Что ж, поболтать с ним можно было бы", - подумал Константин Платонович.
Об Ольге Ивановне он себя на этот раз не спросил. Однако, вернувшись в гостиницу, точно за что-то себя наказывая, сел за письмо к жене. Это письмо он действительно начал писать на следующий день по приезде. В первый день описал путешествие, на второй день - меблированные комнаты, дрогмана, баню, на третий сообщил о немце, о делах. Теперь можно было описать рынок. Он написал о женщине, которую продает мать, но подумал, что это по счету уже шестнадцатая страница. "Где же Оле все это читать, надо знать меру".
И опять он почувствовал, что лжет: знал, что если он напишет и пятьдесят страниц, то Ольга Ивановна прочтет всё несколько раз. Сначала раза два для себя, начерно, - нет ли чего-либо такого, чего другим читать не надо? Интимные страницы обычно бывали в его письмах, он их оставлял под конец: таким образом Ольга Ивановна, читая письмо начисто, вслух дочери, могла ей сказать: "Ну, а там дальше ничего интересного, там так". Лиля в подобных случаях притворялась, будто не понимает, в чем дело, или же, чтобы сделать тайное удовольствие матери, скромно потупляла взор; это у нее тоже выходило очень мило. Затем, он знал, выдержки из его письма еще будут читаться Тятеньке и кратко пересказываться другим приятелям. И Тятенька скажет: "Куда его нелегкая-понесла! Жил на дому, а оказался на Дону!" Другие же будут спорить: "Что вы, Тятенька! Такая интересная поездка, просто зависть берет".
Он описал Святую Софию, рассказал о кровавом пятне на стене, затем начал описывать зеленую башню и положил перо. "Ведь платье у той шельмы было желто-красное. Я ее назвал зеленой потому, что у нее зеленые глаза!.. А голос у нее точно необыкновенный, смеха я никогда такого не слышал. Жаль, что купил верно проклятый турок. Верно, и та Роксолана умела так смеяться"… Собрался было писать дальше, но перо было плохое, и очинить его было нечем. "Скажу, чтобы дали другое, потом допишу, еще есть время".
III
… Le repos que la vie a troublе.
Leconte de Lille
Дервишей вообще очень много, - рассказывал по дороге гид. - Есть воющие дервиши, есть пляшущие дервиши, есть мунсихи, есть хайрети, есть эшраки. Обычно иностранцы ходят смотреть пляшущих мевле- ви, но я сегодня покажу мосье таких дервишей, которые очень на них похожи и всё-таки не совсем как они.
Да зачем же они пляшут? Какой тут смысл?
Для того, чтобы это понять, надо быть ученым мусульманином, а я не мусульманин и не ученый, - сказал дрогман, смиренно-иронически улыбаясь. - Конечно, мы с мосье не стали бы плясать для того, чтобы выразить наше отношение к смерти и к Богу. Но таков у них тысячелетний обычай. Кажется, тут дело в идее круга: по их учению, жизнь есть круг, а в центре круга Аллах. Все люди рождаются на равном расстоянии от Бога. Затем начинается пляска жизни. Одни пляшут молча, другие пляшут и воют..
Так это и есть жизнь: плясать и выть?
Я ведь не говорю мосье, что это я так думаю. Я просто так о них слышал. Может быть, это неверно, - ответил гид с кроткой улыбкой. - Они танцуют по кругу, и понемногу начинают понимать, что Бог в центре всего, что на каждого из них льются его лучи. Дервиши совершают полный круг, затем приближаются к центру. Не удается в первый раз, проходят второй круг или третий. А когда кончено, это смерть, то есть слияние с Богом. У них самое важное: смерть… Так по крайней мере мне объяснял один ученый человек.
Что ж, как символ это совсем не худо.
Это даже, может быть, очень глубоко, - поспешно сказал дрогман.
А какое происхождение этих дервишей?
Происхождение их самое разное, в зависимости и от ордена. Самый влиятельный орден это Мевлеви, орден пляшущих дервишей. Их шейх один из самых высокопоставленных людей Турции. Когда новый султан венчается на царство, то его в мечети Эйюба этот шейх опоясывает мечом Османа. Такова их привилегия. Попасть к ним трудно. Надо пройти искус в 1001 день, и если чем-нибудь нарушить правила хоть в один из этих дней, то нужно всё начинать сначала. Это всё тоже связано со смертью, ко как, я не знаю… Часто сын дервиша становится тоже дервишем, однако принимают людей и со стороны. Иногда в орден уходят пожилые люди, желающие замолить свои грехи. А есть и такие дервиши, которые и состоя в ордене ведут грешную жизнь… Я слышал, что между ними есть и неверующие, - сказал дрогман, понизив голос, хотя извозчик, который их вез, по-французски не понимал. - Вероятно, мосье слышал о франк-масонах? Их во Франции очень много. Говорят, что некоторые дервиши поддерживают тайную связь с франк-масонами.
Ну, это вздор! - сказал Лейден. Он встречал в Киеве, в Петербурге людей, бывших масонами в прошлое царствование, и они очень мало походили на дервишей.
Я и не утверждаю, что это так, - опять испугавшись, сказал дрогман. - У нас только такой слух. Но я знаю, что есть дервиши, которые ничего не признают. Говорят, они атеисты! Другие их очень не любят. Дервиши делятся вообще на две ветви: люди, признаю- щио закон, это ветвь Ба-Шар, и люди, не признающие чакона, это ветвь Би-Шар…
Ба-Шар и Би-Шар? - повторил Константин Платонович.
Вот мы и приехали. Прошу мосье говорить здесь очень тихо, хотя мы и будем сидеть на местах для европейцев. Что ж делать, они фанатики.
Они вошли в небольшой двор. По обеим сторонам его тянулись невысокие строения. Дрогман объяснил, что здесь живут холостые дервиши; женатые могут жить у себя дома с тем, чтобы два раза в неделю процедить ночь здесь; у шейха есть отдельное помещение, у него много слуг и лошадей.
В галерее для посетителей уже почти все места были заняты европейцами. Восьмиугольный зал был освещен довольно ярко. Пол был устлан ковром. Гид шепотом объяснил, что- баранья шкура на ковре это то место, где будет находиться шейх. - "А оркестр вон там", показал он в другую сторону. Галерея была освещена слабее. Все в ней переговаривались вполголоса. Преобладала английская речь.
"Ба-Шар и Би-Шар, - думал Лейден. - Я всю жизнь жил по закону. Как Ба-Шар. Но я не знал, что есть орден Би-Шар, т. е. что люди заранее сговариваются жить без закона. Впрочем, может быть, тут просто игра слов: вероятно, они под законом разумеют обряд? Однако неверующие среди них могут толковать закон и иначе… Видел ли я Би-Шаров в жизни? Революционеры? Но я их не знаю, за исключением разве польских повстанцев. А кроме того, у них есть свой закон. Здесь на Востоке Би-Шары наверное совершенно иные". - Он вспомнил о женщине с зелеными глазами.
А вот я всё не могу забыть этот ваш невольничий рынок, - сказал он дрогману, еще понизив голос.
Неужели европейцы покупают там людей?
Да, покупают, но я этим не занимаюсь, - ответил шепотом дрогман. - Есть гиды, которые на этом наживают хорошие деньги. А я, извините меня, не могу по своим убеждениям. Я помогаю в какой угодно торговле, только не в торговле людьми.
"Этот болван верно решил, что я через него хочу купить рабыню/" - сердито подумал Константин Платонович.
- Надеюсь, что вы этим не занимаетесь, - сухо сказал он.
Одна из дверей зала отворилась, стали входить худые бледные дервиши в длинных зеленоватых одеяниях, в странных высоких закругленных сверху шапках. Они отвешивали низкий поклон у бараньей шкуры. Лейден смотрел на них с любопытством и не без сочувствия. Были и совсем молодые безусые люди, были и старики. Он обратил внимание на одного из них. "Вот этот седой со страшным лицом наверное Би-Шар, из тех, что много и по-разному пожили! замаливает грехи? Зачем же, если он Би-Шар?"
- Шейх! - прошептал дрогман. На баранью шкуру стал древний старик, в котором с первого взгляда можно было признать начальника. Он прочел молитву. Дервиши, скрестив на груди руки, повалились на пол, образовав точный круг, в котором их тела были радиусами, а шейх центром. В ту же секунду заиграл оркестр. "Теперь они сосредоточивают мысли", - шепнул гид.