Семен Петрович Потапенко ежедневно наносил на карту военную обстановку. Получит газету со сводкой Совинформбюро и, если в ней сообщается, что на каком-нибудь участке фронта Красная Армия нанесла контрудар по немецко-фашистским войскам, освободила тот или иной город, сразу же подходит к карте и переносит флажки западнее освобожденного города. Но когда узнавал об отходе советских войск и сдаче врагу какого-либо населенного пункта, не торопился с нанесением новой обстановки. "Подожду, может, произошла ошибка". И когда через день-два убеждался, что ошибки никакой нет, он подходил к карте, долго в задумчивости стоял перед ней и нехотя переносил красный флажок на новое место. При этом он старался воткнуть его как можно ближе к восточной окраине оккупированного врагом пункта.
Вот и сегодня утром радио принесло весть о сдаче Киева. Услышав об этом, Семен Петрович приблизился к карте, вытащил флажок, подумал немного и воткнул его в то же место. "Дождусь газет, может, радисты ошиблись… Бывает и такое. Подожду".
Ординарец принес на блюдце большую кружку крепко заваренного чая с двумя кусочками сахару.
- Спасибо, Тимоша, - поблагодарил командир очкастого бойца.
- Пожалуйста, товарищ подполковник. Пейте, я еще принесу.
- Хватит и этого.
Тимоша вышел. Потапенко взял кружку, откусил кусочек сахару и запил горячим чаем. Пил он чай стоя. Семен Петрович никак не мог успокоиться после только что услышанного сообщения о сдаче Киева. Отпил половину кружки, поставил ее на блюдце и снова с горечью посмотрел на карту. Скользнул взглядом по извилистой линии фронта с севера на юг и остановил свой взор на Украине. - Э-эх, Украина, Украина, ненька моя ридная! Тебя ворог топчет сапогами, а я - сын твой - сижу за тридевять земель и ничем помочь не могу!.. - со вздохом сказал он. Сказал так, будто стоял не перед картой, а перед живым существом.
В дверь постучали. Потапенко сразу же задернул шторку над картой и обернулся.
- Войдите.
Вошел Асланов, вскинул руку к козырьку:
- Здравия желаю, товарищ подполковник!
- Здравствуй, старший лейтенант. Что так рано поднялся? Я же приказал сегодня отдыхать.
Вартан беспокойно переступил с ноги на ногу. Он был готов сорваться с места, подбежать к командиру полка и доказывать, что сейчас, когда на фронте такие неудачи, не до отдыха.
- Какой может быть сейчас отдых!.. Сейчас воевать надо.
- Так ты что, со мной хочешь воевать?
- Что вы, товарищ командир!.. Я воевать хочу с фашистами…
Семен Петрович сразу понял, куда клонит старший лейтенант. К нему чуть ли не каждый день приходили вот такие горячие головы и умоляли отпустить их на фронт.
- Давай, - протянув к Асланову руку, тихим, даже каким-то усталым голосом попросил он.
- Что? - не понял Асланов.
- Рапорт. Ты же с рапортом пришел.
- А, да, да…
Вартан торопливо расстегнул кармашек гимнастерки, достал сложенный вдвое листочек и положил его перед командиром полка.
- Вот, пожалуйста.
Потапенко взял красный карандаш и, не присаживаясь к столу, даже не читая рапорта, написал на нем: "Н. Ш. Разрешаю" - и размашисто расписался.
- Возьми, - протягивая листок с резолюцией, равнодушно сказал Семен Петрович. - Перед отъездом зайдешь. Попрощаемся.
- Есть зайти! - принимая рапорт, ответил Асланов. - Разрешите идти?
- Иди.
Асланов вышел из кабинета и прямо за дверью остановился в задумчивости. Он не знал, радоваться ему или огорчаться. Произошло невероятное. Потапенко за все время войны никому не давал такого разрешения. Когда командиры или бойцы приходили к нему с рапортами, он очень сердился и просто-напросто выпроваживал их из кабинета. А тут, ни слова не говоря, подписал…
6
Капитан Кожин пришел к комиссару полка и сам прочел сводку Совинформбюро. Ошибки не было. Советские войска действительно оставили Киев. Возвратился в расположение своего батальона, собрал командиров и политруков рот. Прочел сводку и приказал провести с бойцами беседу.
В первую роту Кожин пошел сам. Бойцы уже знали о случившемся и шумно обсуждали сводку. Особенно болезненно переживал Ваня Озеров. Он уверял бойцов, что если хорошо попросить командира полка, то он согласится отпустить их добровольцами на фронт. Товарищи с ним не соглашались. Они говорили, что Потапенко не отпустит ни одного человека.
- Рапорты подавались уже не раз. А что получалось? - спрашивал Карасев, низкорослый, на вид щупленький боец с белесыми, еле заметными бровями. - Получалось то, что их всегда возвращали с резолюцией: "Отказать!"
Иван оставался при своем мнении. Огромный, плечистый, широко расставив ноги, он стоял среди спорящих товарищей и, набычившись, упрямо твердил свое:
- Отказывал, верно. Но тогда положение было совсем иное. Немцы находились еще в Западной Украине, Западной Белоруссии и Прибалтике. А сейчас?.. Видите, куда шагнули они? Что же, подполковник Потапенко или тот же комдив не понимают, что дальше выжидать нельзя?..
- Есть и другие войска! - выкрикнул кто-то.
- Что?! - загремел Иван. - Как это "другие"?! Другие, значит, должны воевать, а мы будем сидеть тут и прятаться за их спинами?!
Озеров, наверное, еще долго спорил бы со своими товарищами, если бы в расположении роты не появились комбат Кожин и командир роты Соколов.
Капитан поздоровался с бойцами, разрешил им сесть и стал объяснять создавшуюся в районе Киева обстановку.
- Разрешите, товарищ капитан? - хмуро обратился к Кожину Иван.
- Пожалуйста, Озеров. Что у тебя?
Пулеметчик поднялся с места, машинально заложив два пальца под ремень, расправил гимнастерку на животе, повел сильными плечами, словно готовился к тяжелой борьбе, и только после этого выдавил из себя:
- Отпустите меня на фронт, товарищ комбат. Я… Я не могу больше читать такие сводки. Душа горит…
- Кто еще хочет добровольно поехать на фронт?
Все бойцы подняли руки. Поднял руку и Александр.
- Ка-ак? И вы? - не удержался от вопроса Чайка.
- А у меня, по-вашему, вместо сердца камень?
- Нет, но…
- Что "но"… Что я все эти две недели, как вернулся в полк, отговаривал вас?
- Да. А то бы мы уже давно написали… - пояснил Чайка.
- "Написали"… Долго собирались, Чайка. - И Кожин достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист бумаги. - Этот рапорт я написал в первый же день, как вернулся в часть.
Красноармейцы ничего не понимали. С тех пор как он приехал в полк, они ходили не раз к нему с просьбами об отправке на фронт, он всегда отказывал в их просьбе, а оказалось, что он и сам в кармане носил такой же рапорт.
- Ну и как, подавали вы его подполковнику? - спросил Карасев.
- Нет. Вгорячах написал, а потом одумался. Что же получится, если каждый из нас поодиночке отправится на фронт? Если не будет здесь, на Дальнем Востоке, ни нашего полка, ни дивизии, ни армии? А правительство надеется на нас, знает, что у него тут имеется надежный щит, прикрывающий Советский Союз от японцев, которые стоят у границы и ждут удобного момента, чтобы нанести в спину нашего государства смертельный удар. Зажать нас между двумя фронтами…
После беседы с бойцами Кожин вернулся к себе в палатку. Валерий Голубь принес завтрак. Александр сел к столу, но есть не хотелось. Повертел в руках ложку и отложил ее в сторону.
В палатку вошел Асланов и молча опустился рядом с Кожиным на скамью. Александр вопросительно посмотрел на него.
- Ну? Чем увенчался твой поход к старику?
Вартан, ни слова не говоря, положил перед ним рапорт.
Кожин дважды прочел резолюцию Потапенко. Он не верил своим глазам. Вартан как командир батареи был в полку на хорошем счету. Командир полка не раз в приказе объявлял ему благодарности за умелое руководство батареей и отлично проведенные стрельбы.
Почему же Потапенко разрешает лучшему своему артиллеристу оставить батарею и добровольно уехать на фронт?
- Этого не может быть!
- Ты что, читать разучился? Тут ясно написано: "Разрешаю".
- Не понимаю… Как он с тобой разговаривал?
- Никак. Поздоровался. Я ему прочитал целую лекцию о добровольцах. Он молча выслушал, молча протянул руку за рапортом. А когда я отдал ему рапорт, он, не читая, наложил эту резолюцию. Только велел, чтобы перед отъездом я зашел попрощаться.
- Нет, тут что-то не так. Не мог он так просто отпустить тебя.
Асланов угрюмо молчал. И ему уже теперь казалось, что Потапенко сыграл с ним злую шутку. Посмеялся над ним.
- Понимаешь, Вартан, старик кровно на тебя обиделся. Сколько лет он сколачивал наш полк, воспитывал нас и был уверен, что мы его не подведем. А тут… лучший командир батареи приносит ему рапорт, другого он просто выгнал бы из кабинета. Ты знаешь его крутой характер. А тебя… Он, наверное, так был возмущен в душе, что уже не мог говорить с тобой на эту тему. Если, мол, Асланов до сих пор не понял главного, то зачем тратить на него слова.
- Слушай, откуда ты все это знаешь? Может, он совсем не так думал, - сердился Асланов.
- А как?
- Не знаю. Но видно, я действительно свалял дурака.
- Хочешь послушать моего совета?
- А что мне остается делать?
- Сейчас же иди к Семену Петровичу и попроси у него прощения за свой необдуманный поступок. А на фронт мы с тобой поедем вместе. Думаю, что это не за горами.
- Нет, так не получится. Старик не простит.
- Простит. Только иди и честно все скажи ему.