Вскоре майор Кожин в конце просеки увидел лыжника. Это был красноармеец Павлов. Он очень торопился.
- Что-то, видимо, случилось, - сказал Кожин Воронову, стоявшему рядом с ним.
- Да, судя по тому, как спешит Павлов…
- Товарищ командир, третий батальон отрезан! Майор Петров просит помощи!.. - еще издали, задыхаясь, крикнул Павлов.
Только несколько секунд размышлял Кожин, как лучше поступить. Но комиссар опередил его. Обернувшись к подразделениям, остановившимся на короткую передышку, он крикнул:
- Соколов, роту лыжников!
Первая рота быстро подготовилась к маршу. Воронов даже не стал объяснять ей задачу. Все слышали, о чем говорил Павлов.
- Может, кого-нибудь другого пошлем с ротой, Антоныч? - предложил Кожин, хотя и знал, что Воронов не изменит своего решения.
- За мной! - скомандовал комиссар и во главе этого небольшого отряда лыжников помчался вперед, скрылся в снежной метели.
2
Отряд Воронова, пробившись к третьему батальону, помог ему прорваться сквозь кольцо окружения и выйти к полку.
Полк тут же двинулся дальше. Чтобы сбить с толку немцев, Кожин сначала повел подразделения на северо-запад. Достигнув шоссейной дороги, он повернул на юго-восток. А через десять километров снова резко изменил направление. Этот маневр, ночная мгла и метель помогли полку оторваться от гитлеровцев. Через несколько часов полк втянулся в густой, заснеженный лес, находившийся километрах в пятнадцати юго-западнее Березовска. Здесь, среди вечнозеленых елей и сосен, почти не чувствовалось ветра.
- Сто-о-ой, привал! - скомандовал Кожин.
Командир полка знал, что в этом лесу в октябре находились тылы дивизии, которая занимала оборону левее его части. После них остались землянки. В них Кожин решил разместить людей и дать им отдых. Выставив наблюдателей, он приказал накормить бойцов.
Солдаты повзводно занимали нетопленные землянки, расстилали на полу и сохранившихся нарах хвойные ветки, ложились на них, укрывались плащ-палатками и тут же забывались тяжелым сном. Не спали только командиры и охрана этого необычного лагеря.
Шло время. Кожин чаще поглядывал на, часы, оборачивался назад и смотрел на лесную, занесенную глубоким снегом дорогу. Там, за лесом, была небольшая деревня. В крайнем доме должен был ждать представитель отряда, за которым несколько дней назад были высланы разведчики. Через этого человека Кожин собирался договориться о встрече с Пастуховым и о совместных действиях в тылу у немцев полка и объединенного отряда партизан и ополченцев.
- А может, представителя отряда по пути перехватили немцы? - спросил комиссар, которого тоже беспокоило то, что разведчики долго не возвращались.
- Кто знает. Может, и перехватили. Подождем еще немного. Если в деревне никого не окажется, пошлем Бандуру в Горелый лес. Давай пока пленным займемся. Ты не успел поговорить с ним?
- Нет.
- Валерий! - крикнул Кожин.
Валерий даже не шевельнулся. Он так устал, что спал стоя, прислонившись к сосне.
- Голубь! - еще раз позвал командир полка.
Голубь с трудом разомкнул веки, посмотрел в сторону поваленного дерева, на котором сидели командир и комиссар. Сделав над собой огромное усилие, он оторвался от сосны и неуверенными шагами подошел к командиру.
- Я вас слушаю, товарищ майор…
- Спишь?
- Сплю, - чистосердечно признался Голубь.
- Ладно, давай сюда пленного, а потом можешь спать.
Голубь направился в ближайшую землянку, где под охраной Чобота находился пленный.
Вскоре перед Кожиным и Вороновым предстал пленный в своем живописном наряде.
- Фамилия? - строго по-немецки спросил Кожин.
- Бруннер Адольф.
- Коммунист?
- Нет.
- А почему ночью назвался коммунистом?
Бруннер не знал, что ответить. Подумав немного, он решил сказать правду:
- Я не помню, что говорил ночью, господин майор. Ваши люди так внезапно появились перед нами, что… Я очень испугался, потому и вспомнил про коммунистов, про господина Тельмана.
- Значит, только в трудную минуту вспоминаете про Тельмана и коммунистов? - зло спросил Воронов. - А сами держите их в тюрьмах?
- Это не совсем так. Гестапо держит в тюрьмах не только коммунистов. Некоторые люди, которых я лично знаю, брошены в концлагерь только за то, что сочувствовали коммунистам…
Бруннер рассказал, где расположен штаб группы, о своей части, о настроениях среди солдат. Говорил он и о себе. Поведал о том, что некоторое время был ординарцем адъютанта Мизенбаха и самого генерала, и о том, как попал на квартиру Ермаковых.
Александр, услышав последние слова Бруннера, решил было как можно подробнее расспросить его о Наташе, о том, как она живет среди врагов, но сдержался. Не хотелось о самом светлом, самом дорогом человеке говорить с гитлеровцем.
- Ну, что скажешь, Иван Антонович? - спросил Кожин после того, как Голубь увел Бруннера.
- Я ему верю.
- Я тоже. Но он сообщил нам то, что мы и без него знали. А меня интересует Гюнтер.
- А чего ты еще хочешь? Место расположения его полка знаешь, численность и вооружение тоже известны.
- Это верно. Но ты забываешь, что сведения наши трехдневной давности. За это время Гюнтер мог уйти с прежнего места или получить новое пополнение. Скажем, танки, которых у него не было…
* * *
Бандура вернулся в часть только к вечеру. Вместе с ним пришел Митрич. Он и оказался тем человеком, которого с нетерпением ждал Кожин.
Войдя в землянку и вскинув к рваному малахаю окоченевшую от мороза руку, он стал докладывать прерывающимся от волнения голосом:
- Товарищ командир, боец отряда народного ополчения Шмелев…
Кожин не дал ему докончить. Улыбаясь, он шагнул к нему, обнял и расцеловал его небритое, заиндевевшее на морозе лицо. И комиссар тоже потискал старика в своих объятиях, а затем, усадив возле печки, попросил:
- Ну, рассказывайте, Филипп Дмитриевич, как вы там, в лесу? Как Степан Данилович, как остальные?
Митрич рассказал, что в отряде все в порядке. Люди все это время, пока находились в тылу у немцев, вместе с партизанами вели борьбу с врагом. Пустили под откос немецкий эшелон, взорвали три моста и два склада с боеприпасами.
В конце он сообщил о том, что, по мнению Данилыча и командира партизан, встречу лучше всего провести в Сосновке. Она как раз на полпути от расположения полка и отряда.
- А разве немцев нет в этой деревне? - спросил Воронов.
- Нету. День постояли и снялись, а теперь - ни одного фрица. Но разведку придется еще раз послать для верности. Дом, где будете совещаться, на краю деревни, у самого леса. В случае чего - скроетесь в лесу. Да и охрана будет. Наташа все рассудила как полагается. Бедовая девка. Она и дом выбрала сама, и про охрану не забыла…
Кожин с волнением слушал Митрича.
- Как же Наташа попала в Сосновку? Она же в Березовске находилась с матерью…
- Верно. Находилась. Только заболела она…
- Кто, Наташа?
- Нет, Надежда Васильевна заболела. От голода. В городе ведь ничего нет - ни муки, ни картошки. Все под метелку загребли, проклятые. Одним словом, новый порядок. Люди еле ноги таскают. Вот и с Ермаковой приключилась беда. Пухнуть начала от голода. А в Сосновке знакомая женщина оказалась. Дарьей зовут. У нее и живет Надежда Васильевна. А Наташа к ней наездами бывает.
- Ну а теперь как, поправилась Надежда Васильевна? - спросил Кожин.
- Сейчас ничего. Ходить начала. А то совсем худо ей было. Опять в город собирается.
3
Над Сосновкой опускались вечерние сумерки. Сильно похолодало. Дул низовой ветер, мела поземка. В деревне не было ни одной живой души. Все вокруг словно вымерло. Но вот в конце улицы показался какой-то человек. Глубоко засунув руки в карманы шинели, подняв воротник и нагнувшись немного вперед, он быстро шагал вдоль забора. Выли голодные, вконец одичавшие собаки. Этот вой раздражал его, бил в уши, холодил душу. Чтобы не слышать противного воя, человек зашагал еще быстрее, чуть ли не бежал по улице.
От противоположного конца деревни навстречу путнику шла женщина. Это была Наташа. Поравнявшись с неизвестным, она остановилась так внезапно, будто наткнулась на невидимую преграду.
- Женя?!
Она смотрела на Хмелева и не хотела верить, что перед ней именно тот человек, который не так давно вместе с Олегом бежал от немцев, спасся от смерти.
- Как ты попал сюда, Женя?.. Зачем пришел?
Хмелев не отвечал. Он стоял перед Наташей и молча смотрел ей в глаза.
После той жуткой ночи, когда на рокадной дороге появились немецкие танки, Евгений жил словно во сне. Что бы он ни делал, где бы ни находился - перед его глазами ежечасно, ежеминутно вставала одна и та же картина: танки с белыми крестами на броне врываются на щукинскую полянку, окружают усадьбу лесника и землянки, в которых находятся свои, русские люди… Бьют из пушек и пулеметов… Со всех сторон выбегают бойцы в одних гимнастерках, устремляются навстречу танкам, плюхаются прямо в снег, бросают гранаты и стреляют, стреляют… Хмелев видит, как танки ломают строения, убивают этих полураздетых людей, давят их своими гусеницами, а он, Евгений, стоит на опушке леса и даже не пытается прийти им на помощь. Хмелев до сих пор не мог сообразить, как он оказался на этой опушке - не то хотел хоть с запозданием, но добраться до штаба полка и что-то сообщить командованию, оправдываться, доказывать, не то заблудился и пошел не в ту сторону.
Хмелев не знал, что эта горстка людей в конце концов устояла, преградила гитлеровцам путь к автостраде, к Москве.