Основная мысль Кожина состояла в том, чтобы, когда будет получен приказ о наступлении, тихо, без артподготовки, без единого звука, подползти к самому переднему краю противника, сделать проходы в проволочных заграждениях, бесшумно снять часовых в траншеях и как снег на голову обрушиться на передовые подразделения, перестрелять их из автоматов, переколоть штыками, зайти главным силам противника в тыл, затем соединиться с отрядом ополчения, партизанами и в условленный день с разных сторон нанести удар по Березовску: сводным отрядом Кожина - с тыла, а остальными полками дивизии и приданными ей новыми частями - с фронта. Удар по замыслу Александра должен быть нанесен внезапно и с такой силой, чтобы разгромить березовскую группировку немцев еще до того, как гитлеровское командование сумеет выдвинуть на помощь Мизенбаху свои резервы.
Чем больше развивал свою мысль Кожин, тем сильнее возбуждался Асланов. Ему нравилась дерзкая идея командира полка. Когда Александр закончил, Асланов вскочил с места и горячо воскликнул:
- Пусть лопнут мои глаза, если ты не будешь маршалом!
Он прямо не подчинялся Кожину, кроме того, был его другом и потому часто обращался, к нему на "ты", особенно когда рядом не было подчиненных.
- Перестань! - остановил его Кожин и сделал паузу.
- Да, но… надо, чтобы нас кто-то сменил на переднем крае, перед тем как мы приступим к выполнению этого плана, - осторожно вставил начальник штаба.
- Если план будет утвержден - сменят. Я говорил об этом с комдивом.
- Идея, конечно, заманчивая, но…
- Что "но"? Какое тут может быть "но"? - горячился Вартан, глядя в глаза майору Петрову.
Спокойно выслушав Асланова, начальник штаба продолжал:
- Но мы не знаем замысла командующего. Очень возможно, что он решит для этой цели использовать совсем другие полки. Или вообще не станет засылать в тыл противника наши части… Дело это очень рискованное.
24
В то время, когда в землянке шел этот спор, к командному пункту полка тихо подкатила "эмка". В ней сидели Громов и Полозов. Увидев генерала, выходившего из машины, Голубь, который в эту минуту стоял у входа возле часового, метнулся к двери землянки, чтобы сообщить командиру о прибытии в полк командующего.
- Товарищ красноармеец! - окликнул его Громов. Голубь остановился. - Не надо докладывать. Мы и так…
Командующий, а за ним и Полозов прошли мимо него и бесшумно открыли дверь.
Землянка командира полка состояла из двух отделений. В первом спали Голубь и Олег, во втором - командир с комиссаром. Когда Громов вошел в первое помещение, он сразу же из-за перегородки услышал голос Кожина:
- Не может этого быть!
- Почему? - спросил другой голос.
- Да потому, что внезапным ударом с двух сторон - с запада и востока - легче покончить с березовской группировкой. Командующий не может не учитывать это обстоятельство при разработке плана контрнаступления. Это во-первых. Во-вторых, прорвавшись в тыл врага, мы будем действовать в тех местах, где в октябре оборонялись. Мы как свои пять пальцев знаем эту местность. Нам легче выполнить такую задачу.
"А ведь правильно рассуждает Кожин. Другие неизбежно понесут большие потери", - раздеваясь и вешая свою бекешу на вешалку у двери, подумал Громов.
- Командующий согласится со мной, - с уверенностью продолжал Кожин. - Мы же за это время хорошо изучили систему обороны противника, знаем, когда и как сменяются посты в траншеях, где секреты. Мы их накроем так, что они и опомниться не успеют. Прорвемся к ним в тыл, а там…
Громов многозначительно посмотрел на командира дивизии и откинул плащ-палатку…
- А там? - войдя за перегородку, спросил Громов.
Все обернулись и, вскочив с места, вытянулись. "Вот и все. Приехал снимать. Сам приехал", - мелькнуло в сознании Александра.
- Товарищ командующий, вверенный… - начал было докладывать Кожин.
Громов прервал его.
- Что "а там"? - снова спросил командующий. - О чем вы тут говорили?
- Обсуждали план разгрома березовской группировки, - смущенно ответил Кожин.
- Вот даже как?! - воскликнул Громов и обернулся к Полозову. - Мы так плохо командуем, что они махнули на нас рукой и сами принялись за разработку наступательной операции… Тоже мне Наполеоны! - беззлобно проворчал он, прошелся к печке, вернулся назад и, сердито глядя на Кожина, приказал: - А ну-ка изложите свою мысль. Докладывайте с самого начала.
Александр начал докладывать. Воронов следил за ним, за выражением лица, за интонацией его голоса и видел, что тот докладывает уже не с таким вдохновением. Уже не горели огнем его глаза, не было той уверенности в голосе. "Эх, Кожин, Кожин! Ведь именно сейчас в твоем голосе должна звучать та убежденность, та вера в успех дела, которая звучала всего несколько минут назад. А ты не выдержал, сдался".
Кожин излагал свою мысль, показывал места прорыва, говорил о том, как полк, отряд ополчения и партизаны будут действовать в тылу врага, а командующий молчал. Ни одним словом не обмолвился. И Александр не знал, согласен он с его планом или считает все это глупостью, детской забавой.
Но командующий был другого мнения. Ему нравился дерзкий замысел этого, в сущности, еще совсем молодого командира. И не над деталями этого плана думал он сейчас. Ему нравилось главное - широта командирской мысли. Нравилось то, что этот человек постоянно изучает противника, отыскивает его слабые стороны и думает о том, как лучше и с наименьшими потерями побить врага. "Черт возьми, а мне настоятельно предлагают снять его с командования полком и отдать под суд".
Наконец командир полка замолчал. Все ждали, что скажет командующий. Ждал этого и Кожин. Он стоял возле стола и молча из-под насупленных бровей смотрел на карту.
- Все это понятно. Но сумеете ли вы без авиационной и артиллерийской подготовки прорваться через передний край немцев?
- Сумеем, товарищ командующий. Вот здесь… - Кожин указал на карте. - Стык между немецкими подразделениями. Его прикрывает всего один взвод. Правда, подходы к переднему краю заминированы.
- Откуда известно, что стык прикрывается только одним взводом?
- Мы уже давно наблюдаем за их передним краем. А вчера взяли "языка". Он подтвердил результаты наших наблюдений.
- Чем же он объясняет такое положение?
- Говорит, что десять дней назад против нашей части стоял пехотный полк, а сейчас тот же участок занимает отдельный батальон.
- А куда подевался пехотный полк?
- Он не знает, товарищ командующий. Говорит, что ночью снялся с позиций и ушел куда-то.
- Ну, а вы что молчите? - вдруг обратился командующий к Воронову. - Сумеет ваш полк выполнить такую задачу?
- Выполнит, товарищ командующий, - уверенно ответил Воронов.
- "Выполнит", - повторил генерал, и было непонятно, осуждает он такой поспешный ответ комиссара или одобряет. - Так, а как артиллеристы думают? - обратился он к Асланову.
- Побьем немцев, товарищ командующий! - выпалил Асланов.
- Ну хорошо, а как вы через эту чащу протащите пушки? - указывая на лесной массив, обозначенный на карте, спросил Громов.
- По лесным дорогам, - сказал Асланов и, склонившись к карте, показал: - Вот здесь.
- Но ведь ваши пушки на колесах.
- Нет, товарищ командующий. Пушки будут на полозьях.
- Та-а-ак… - в раздумье произнес генерал и, поднявшись с места, зашагал по землянке. Через минуту он снова подошел к столу: - Вот что я вам скажу, товарищи!
Все невольно подвинулись ближе к столу и с волнением ждали, как отнесется Громов к плану майора Кожина.
- Первая часть вашего замысла мне нравится, товарищ майор. Он полностью совпадает с моим решением. И я пришел к выводу, что в тыл к немцам надо забросить усиленный подвижный отряд, который бы соединился там с ополченцами, партизанами и… намертво перехватил вот эти дороги, - Громов указал на карте, - и разгромил или хотя бы на короткое время приковал к себе резервный полк Гюнтера. Не сковав резервы противника и не перехватив его коммуникаций, мы вряд ли сумеем быстро и без больших потерь выполнить задачу, поставленную перец нашей армией. Речь идет о разгроме не только тех сил, которые находятся в Березовске, но и об уничтожении всей группировки, которую возглавляет генерал Мизенбах. Эта задача потруднее. Мы с полковником Полозовым решили в тыл к немцам послать ваш полк, но… Кто возглавит его, кто будет командовать этими объединенными силами в тылу врага? - обратился он к комиссару полка.
У Кожина словно тисками сжало сердце. "Значит, все. Не доверяет…"
- Командир полка, товарищ командующий. Тот, кому люди верят и за кем пойдут на любое дело, - твердо ответил Воронов. Он решил, что наконец пришло время выложить все генералу - рассказать, как несправедливо, необъективно подошла к человеку та комиссия, которая занималась расследованием.
- Командир? А где он? Где, я вас спрашиваю? - наступал на комиссара Громов.
- Перед вами, товарищ командующий. Или вы после доклада Протасова уже нас и в расчет не принимаете? - с нескрываемой злостью ответил Воронов. Он знал, что не совсем почтительно говорит с генералом, но уже не мог сдержаться.
- "Нас"?.. А почему "нас"?
- А потому, что я комиссар полка и за все отвечаю наравне с командиром.
- Это верно. И все-таки я не вижу здесь командира… Передо мной умный, думающий человек, но…
- Разве это плохо, товарищ командующий? - вмешался в разговор Полозов.
- Наоборот, очень хорошо. Но мало принять правильное решение. Надо его еще и выполнить, а для этого нужен твердый, волевой командир. Нужен человек, который бы до конца верил в правильность своего замысла. Сжав зубы, дрался бы за него.