- Что вы, Надежда Васильевна! Какой же из меня генерал! После боев на Хасане назначен командиром батальона. А знаний военных не хватает. Вот я и решил…
- И правильно сделал. Ну ладно, иди потанцуй, а то мы совсем заговорили тебя.
- Да нет… Я домой, пожалуй, пойду.
- Домой? Вам что, девушки наши не нравятся? - спросила подруга Надежды Васильевны.
- Нет, что вы, Ирина Михайловна!..
- Ну а раз нравятся, так зачем же дело стало? - спросила Дроздова и, заметив Наташу, подозвала ее.
Девушка отделилась от своих подруг и направилась к ним. Чем ближе подходила Наташа, тем сильнее охватывало Кожина какое-то непонятное волнение. Он никак не ожидал, что еще раз увидит ее в этот вечер. И вот она перед ним.
- Знакомьтесь, Саша. Это дочь Надежды Васильевны, - сказала Дроздова.
Кожин был приятно удивлен. Он не знал, что у Ермаковой есть такая взрослая и красивая дочь.
- Наташа, - смущенно проговорила девушка и протянула ему руку.
- Что же это вы так нехорошо поступаете? Пригласили человека на вечер и бросили на произвол судьбы, - журила Наташу Ирина Михайловна.
- Ой, простите, пожалуйста, мы действительно… - обращаясь к Кожину, проговорила Наташа.
- Это я у вас должен просить прощения, что из-за меня попало вам, - ответил Кожин.
- Честно говоря, мне уже второй раз попадает из-за вас.
- Второй? У меня, оказывается, есть неизвестный покровитель?
- Да еще какой! Сын Ирины Михайловны, - ответила Наташа.
- Олег? - удивилась Дроздова.
- Он самый. Прибежал за кулисы и давай нас ругать. "Эх вы, - говорит, - организаторы! Пригласили человека, а сами!.. А он знаете какой?" Это он о вас… - взглянув искрящимися глазами на Кожина, сказала Наташа. - "Рост - во! Плечи - во! Не верите?" - подражая Олегу, выпалила Наташа и тут же засмеялась.
Вместе с ней смеялись и Кожин, и Надежда Васильевна, и Ирина Михайловна.
- Ну, я же ему задам!.. - вытирая платочком глаза, пригрозила Дроздова. Она так смеялась, что у нее даже слезы выступили. - Пусть только он придет домой!
- Не ругайте его, Ирина Михайловна. Он нам так помогал сегодня!..
- Ладно, хватит об этом. Идите лучше танцевать, - вмешалась в разговор Надежда Васильевна.
Кожин и Наташа вышли на середину зала и закружились в вальсе. Наташа украдкой снизу вверх смотрела на загорелое скуластое лицо Кожина, на его большие, карие глаза. И Александр не сводил глаз с лица девушки. Ему с ней было хорошо. Он хотел только одного: чтобы как можно дольше звучала музыка. Ему казалось, что, если закончится танец, Наташа тут же убежит от него и он уже больше никогда не увидит ее.
Уже перед концом танца Кожин почувствовал, что на него кто-то пристально смотрит. Повернув голову к сцене, он увидел молодого человека в черном вечернем костюме.
Александр заметил, что и Наташа посмотрела на молодого человека, вроде даже улыбнулась ему.
- Кто это? - не удержался Кожин.
Наташа с лукавой улыбкой посмотрела на Александра. Они встретились взглядами.
- Он аккомпанировал мне. Разве вы не видели? - после паузы ответила девушка.
- Нет, не видел, - сказал Александр.
- Интересно, куда же вы тогда смотрели? - с шутливой улыбкой спросила она.
- Я смотрел на вас, Наташа, - сказал Александр и покраснел от такого признания.
Смутилась и девушка. Потом, придя в себя, ответила:
- Ну и пожалуйста. Можете смеяться сколько вам угодно. Я сама знаю, что плохо пела.
- Плохо? Да вы изумительно цели! Может, я не совсем разбираюсь, но мне кажется, что такого голоса, как у вас, нет ни у кого больше.
- Послушайте, если вы не перестанете, мы поссоримся, - нахмурилась девушка.
- Я сказал то, что думал. Извините.
Наташа посмотрела ему в глаза. "Какой все-таки странный… Стоило ему перехватить взгляд Евгения - и уже… подозрение, ревность! Глупости. Какая ревность, если человек впервые видит меня! А потом… Какое он имеет право?" И все-таки ей почему-то нравилось, что Александр не безразлично отнесся к ней.
Как только кончилась музыка, к ним подошел молодой человек в черном костюме. Он поклонился Александру и, обернувшись к девушке, спросил:
- Наташа, ты не забыла, что завтра выступаешь в концерте?
Александр, глядя на подошедшего парня, мысленно спрашивал себя: "Где я видел его?" И вдруг вспомнил. Ну, конечно, это Женька Хмелев. Он учился с ним в станичной школе. В четвертом классе они сидели за одной партой. Это его он хотел разыскать в свой первый приезд в Москву. "Так вот он каким стал, наш Женька-композитор!" Евгений и в станице играл на школьных вечерах, а однажды даже песенку сочинил про двоечников. За это ребята его и прозвали композитором.
И Хмелев вначале не узнал Кожина, но когда тот сказал: "Эх ты, а еще композитор…" - догадался, кто перед ним.
- Сашка? Казачонок?
- Он самый.
Они обнялись.
- Да вы, оказывается, уже знакомы, - глядя то на одного, то на другого, произнесла девушка.
- Конечно. Мы же из одной станицы. Учились вместе, - ответил Хмелев.
- Правда? - обрадованно спросила Наташа.
Ученики пели, танцевали, а они стояли в стороне, разговаривали, вспоминали разные эпизоды из их школьной жизни. То и дело слышались восклицания: "А помнишь?", "А знаешь?". Оказалось, что Евгений после окончания школы учился в Московской консерватории, а потом заболел. Врачи установили, что у него нервное истощение, и порекомендовали на некоторое время прервать учебу" Хмелев ушел с четвертого курса и поступил работать заведующим клубом одного из крупных заводов столицы. По совместительству он руководил самодеятельностью педагогического института, в котором училась Наташа…
Пока они разговаривали, окончился вечер. Ученики высыпали на улицу. Кто-то начал песню. Ее подхватили остальные:
… И тот, кто с песней по жизни шагает,
Тот никогда и нигде не пропадет.
Не успевала отзвучать вдали одна песня, как над новой группой ребят, только что вышедших из здания, быстрокрылой птицей взмывала ввысь другая, еще более задорная и звонкая песня:
Кипучая,
Могучая,
Никем непобедимая,
Страна моя, Москва моя,
Ты самая любимая!..
Молодке люди, остановившись у ворот школы, слушали песни учеников и вспоминали то не столь далекое время, когда сами были такими же веселыми и жизнерадостными, как эти ребята.
- А все-таки школьные годы - самая лучшая пора в жизни, правда? - с сожалением сказала Наташа.
- Правда, - согласился Евгений.
- А вы как думаете, Саша?
Кожин сделал вид, будто задумался.
- Мне трудно оказать что-нибудь определенное. Но раз вы утверждаете… Спорить не стану. С вершины вашего возраста видней.
Наташа рассмеялась.
- А я… Я думала, вы станете спорить.
- Ну что вы!.. Разве я посмел бы.
И снова они смеялись. А Хмелев снисходительно улыбался. Своим видом он давал Наташе понять, что лично ему совсем не смешно от этой довольно плоской шутки. Но девушка не заметила иронии. Успокоившись, она предложила:
- Давайте погуляем немного, - и, не ожидая согласия, взяла своих друзей под руки.
Дойдя до остановки, они сели в автобус и поехали на Ленинские горы. Минут через тридцать они уже стояли на высоком берегу реки. Отсюда, с пятидесятиметровой высоты, город был виден как на ладони. Вдали рубиновым светом горели Кремлевские звезды. Над Москвой-рекой горбились мосты, а в притихшей, сонной воде отражались электрические огни.
Наташа как зачарованная смотрела то на предпраздничный, залитый огнями город, то на серебристый диск только что народившейся луны, который медленно скользил по темно-серому небосводу.
- Я никогда не думала, что отсюда открывается такая чудесная панорама! - продолжая любоваться предпраздничной Москвой и ночным небом, восхищалась Наташа.
- Ты разве никогда не была здесь? - спросил Хмелев.
- Никогда. Много раз намеревалась приехать, но так и не собралась.
- Знаменитое место. Здесь в 1827 году Александр Герцен и Николай Огарев поклялись посвятить свои жизни революционной борьбе.
- Верно. Только это было на год позже - в восемьсот двадцать восьмом, - поправил его Кожин.
- Может быть, ты и прав… - согласился Евгений и заговорил о музыке.
Здесь он был в своей стихии. По его словам получалось, что только музыка способна взволновать человека до глубины души, заставить его смеяться или плакать.
Кожин соглашался, что хорошая музыка действительно может раскрыть душевный мир человека, всколыхнуть самые сокровенные его чувства. Но разве только музыка способна на это?
Они долго говорили о музыке, а Наташа молча слушала их. Хмелев старался поразить собеседника эрудицией. Вначале он что-то говорил о Глинке, а потом, с пафосом, о Чайковском.
- Чайковский - это целый мир. С ним нельзя сравнить никого другого. Музыкальный публицист, дирижер, величайший композитор. Его творчество отличается огромной силой эмоционального воздействия, широтой содержания, многообразием жанров.
Если бы рядом с Хмелевым стоял незнакомый человек и слушал его, то решил бы, что перед ним - композитор. Видно было, что о музыке Хмелев может говорить бесконечно. Но странно было то, что рассказывал он о ней как-то по-казенному, без подъема. Говорил, как экскурсовод, который долгие годы работал в каком-нибудь музее, водил по залам экскурсантов и твердил им одни и те же слова.
Кожин был менее подготовлен в музыкальном отношении. Но говорил он о музыке гораздо теплее, чем Евгений. Говорил горячо, вдохновенно.