Глава третья
НОЧНОЮ ПОРОЙ
- Связь с Соболевым есть? - спросил Щеглов, когда подъехали к разъезду.
- Была все время, - ответил Кондрашев. - Санька, вызывай!
Запищал зуммер.
- Соболево! Соболево! Эх!
- Что такое?
- В руку ударило. - Сумкин опасливо поглядел на тучу.
- Дай-ка я! - не вытерпел Щеглов.
Яркая молния прорезала тучу. Щеглов выронил трубку.
- Стреляет Илья-пророк! - выговорил он. - Очевидно, разговор не состоится. Придется вам все-таки написать Почиталину.
- Писать я не стану, - категорически отказался Капитошин. - Прошу передать члену Военсовета все, что вы видели и слышали. За мной ма-арш! - скомандовал он своим и, прощаясь, приложил руку к козырьку.
- Отделение, сади-ись! - скомандовал Щеглов.
Оглядываясь друг на друга, обе группы разъехались каждая в свою сторону.
Гроза прошла мимо, и до Атаманского разъезда добрался, не намокнув.
- Сумкин, включай телефон! - приказал Щеглов - Линию в сторону Гаршина оборвать.
В ближайшем дворе раздобыли вожжи, напильник и, подтянув телеграфную проволоку к земле, начали пилить.
- Живее! - поторапливал Щеглов.
- Сию минуту. Подпилок, как на грех, тупой попался.
Сумкин старательно пилил. Щеглов и Костя держали толстую проволоку. Вж-жик! Раз!
Концы туго натянутого провода разлетелись в стороны.
- Включай аппарат! - приказал Щеглов.
На этот раз Соболево отозвалось быстро, и Щеглов доложил о результатах разведки.
- Хорошо! - сказал Почиталин. - Ночуйте в Атаманском, а утром вместе с батальонами ВОХР подойдут остальные взводы вашего эскадрона. Пойдете обратно в Гаршино.
- Будем здесь ночевать, - к великой радости Сумкина, объявил Щеглов. - Сумкин, заказывай ужин!
Выставив в сторону Гаршина пост, разъезд расположился во дворе у Сумкина. После ужина казак, к удивлению Щеглова, сам вызвался нести караул.
Чудесна летняя ночь в уральской степи! Волнами приходят горько-соленые запахи полыни, чебреца и других степных трав. Днем под жарким солнцем их стебли бессильно никнут, но ночная прохлада вновь наполняет жизнью, и обрызганные росой цветы поднимают головы. В далеком прозрачном небе чуть заметными точками теплятся звезды, и от звезд, чудится, ниспадает на землю торжественная тишина. Ни шелеста, ни шороха.
В канаве крайнего гумна на кошме, захваченной из дома, притулился пост - Санька Сумкин с молодой женой. Винтовка с одного бока, Павлишка - с другого. Пустынна гаршинская дорога, спокойна ночная степь, ничто не мешает молодым. Незадолго до рассвета, когда Лось трубой поднял свой трехзвездный хвост, часовой с подчаском, наворковавшись, намиловавшись, задремали. Эх, не спи, казак, - время тревожное!
Близкий топот разбудил часового. Сумкин схватил винтовку, толкнул в бок жену:
- Беги!
А верховые близко: с земли видно, как скользят по небу их силуэты. Сумкин также пустился наутек. Обогнав Павлишку, он опрометью взлетел на крышу своего база, с двухметровой высоты махнул вниз, но, зацепившись шинелью, повис на столбе с рогульками, на которых казачки сушат молочные горшки.
Павлишка шмыгнула было в подворотню, но застряла, в следующий момент почувствовав, что ее тянут за ноги, завизжала благим матом. Державший ее за ноги отпустил и сказал весело:
- Не бойся, станичница, мы - не лиходеи. Вставай, поговорим!
Павлишка поднялась.
- Где у вас ночуют соболевские кавалеристы?
- Н-не знаю.
- Ну, как не знаешь! С кем сейчас сидела? Мы видели, как он махнул на баз.
- Это наш хуторской, - смутилась казачка.
- Да ты не сомневайся! Мне нужен командир Соболевского эскадрона.
- А вы кто такие?
- Мы из Гаршина.
Павлишка молчала.
- Так где же их найти? В этом дворе? Да? Тьфу! Чего ж я спрашиваю. Телефонный провод тянется именно сюда. Они здесь.
Всадники спешились и забарабанили в ворота. Павлишка же, на которую никто не смотрел, зашла потихоньку за угол и пустилась бежать. С улицы она застучала в окно:
- Казаки, вставайте! Какие-то приехали, вас спрашивают.
Щеглов проснулся первым.
- Подъем!
Во дворе наткнулся на Сумкина. Он так и не мог собственными силами сняться с кола.
- Черти, что ли, повесили тебя? - выругался Костя.
За воротами крик:
- Товарищ Щеглов, откройте!
- Кто?!
- Капитошин.
- В чем дело?
- Я хотел бы поговорить с Почиталиным. Телефон у вас работает?
- Да. Сейчас откроем.
В эту ночь спать не пришлось: только что уехал Капитошин (он лично доложил Почиталину свои оправдания), как подоспели батальоны ВОХР и с ними остальные три взвода Соболевского эскадрона.
В Гаршино вошли без выстрела. На площади, на улицах - ни души. Село словно вымерло. Батальоны расположились на площади, где вчера бурлила толпа. Явился Капитошин. У него был растерянный, виноватый вид. Очевидно, его страшила ответственность за отправленных к Сапожкову продармейцев и за невыполненное приказание Почиталина.
- Отряд построен во дворе штаба. Какие будут приказания? - доложил он.
- Командование отрядом сдайте товарищу Честнову, а сами отправляйтесь в штаб Соболевского Укрепучастка! - распорядился командир сводного отряда.
- Ай-я-яй! Что же это такое! Люди добрые, смилуйтесь! Ратуйте! - отчаянный женский вопль разнесся по площади. - Ой, пропала моя головушка!
- Что там такое? Товарищ Щеглов, прикажите узнать!
У двора покойного Антипа Грызлова билась в истерике пожилая женщина.
- Чего ты плачешь? Что случилось? - Щеглов подскакал к ней.
- Ой, схватили моего сыночка Егорушку, повели на расстрел! Ой, пропала я бедная! Смилуйтесь! Заступитесь! - в голос продолжала причитать старуха.
- Кто схватил? Куда повели?
- Кто их знает! Повели туда, к амбарам, - женщина показала рукой на выгон.
В переулке Щеглов нагнал группу своих кавалеристов во главе с Кондрашевым. В центре, семеня заплетающимися ногами, шел Егор Грызлов.
- Кондрашев, что здесь происходит?
- Арестовали дезертира, товарищ комэск.
- Куда же вы его ведете?
- К папаше, - злобно оскалясь, ответил взводный.
- Товарищ Кондрашев, арестованного доставить в штаб и не самовольничать!
- Сами знаем, что делать полагается, - возразил тот, но остановил лошадь. - Когда он тебя на митинг тащил, знал, поди, что делает, гадючка мокрая!
- Кондрашев, не горячись и выполняй приказание!
- Добер ты больно, комэск! - проворчал Костя и вместо коня хлестнул плетью Егора. - Вертай, сука, назад и моли бога за нашего эскадронного!
Командиру Щеглов доложил:
- Мои бойцы арестовали дезертира из штаба Укрепучастка. Вчера он проводил здесь контрреволюционную агитацию.
- Получено приказание вернуть ваш эскадрон в Соболево, - ответил начальник: - Арестованного возьмите собой!
Через несколько минут площадь опустела: эскадрон пошел назад в Соболево, батальоны двинулись навстречу Сапожкову.
На "гауптвахте" при Соболевском Укрепучастке в дощатом чулане сидел Егор Грызлов. Караулил его боец Отдельной роты Иван Шумилов. Поставив винтовку между колен, он расположился на ступеньках крыльца. Скучная вещь быть в наряде! И черта ли караулить этого Егорку? Наш, гаршинский, вместе в козны играли. Куда он денется?
- За что тебя посадили, Егор? - сладко зевнув, спросил часовой.
- Да ни за что. Поехал родителя хоронить, а тут эскадронцы нагрянули. Знаешь собак?
- Ребята говорили, что ты Щеглова хотел подвести под монастырь.
- Брехня! Сущая брехня! Был, правда, у нас с ним разговор о том, чтобы народ успокоить, объяснить положение, но чтобы еще что, - ничего подобного.
- Скажи, пожалуйста!
- Ванька, дай закурить!
Часовой отодвинул засов, которым запирался чулан, и полез за кисетом. Егор стоял в дверях.
- Держи!
- Высеки огня!
Шумилов поставил винтовку в угол, достал кресало, кремень, придавил к нему большим пальцем трут и ударил железкой. Трут не загорелся. Часовой повернулся к двери на ветерок, и страшный удар по темени ошеломил его. Грызлов пнул ногой мягкое тело, снял ремень с патронными подсумками, одел на себя, взял винтовку и сбежал по ступеням. Уже за станицей он остановился, посмотрел на темные строения и пожалел: "Надо бы Ванькин кисет и кресало прихватить! Маленько не догадался".
Скоро одинокая фигура Егора потерялась во мраке.
Глава четвертая
АЛЕКСАНДР САПОЖКОВ
Командир 2-й Туркестанской кавалерийской дивизии Сапожков возвратился из Самары туча тучей. Не заходя в штаб, он отправился прямо на квартиру и заперся на крючок. Шустрый адъютант Пашка сунулся было с обедом, постучал, но, получив из-за двери отборное ругательство, зло громыхнул котелками и ушел к лошадям.
Дела у Сапожкова складывались невеселые. Когда был в штабе Округа, стало совершенно ясно, что его от командования дивизией отстранят. Сам командующий недвусмысленно намекнул об этом. Постарались и материалы подобрать: здесь и агитация против продразверстки, тут и требование "самостоятельности" Заволжской губернии, выдвинутое Сапожковым еще в бытность председателем Новоузенского Совета в 1918 году, даже пассивность во время контрреволюционного восстания в 22-й дивизии, когда были убиты члены Реввоенсовета 4-й армии Линдов, Майоров, Кузнецов и другие - всё припомнили.