- На двенадцатом году черного скита открылось нашему старшему брату Филофею видение небесное: Матерь Божья показала ему бой двух голубей, черного с белым. И увидел брат наш... смерть Константинополя и разрушение Святой Софии... - игумен испуганно перекрестился и отвел от патриарха глаза.
Через окно в зал заползали первые вечерние тени. Блеснула под низкими лучами остывшего светила золотая оправа Евангелия на патриаршем троне и отобразилась в светлых зрачках игумена.
- Глаголь дальше, - приказал-попросил патриарх.
Игумен вздохнул, нервно сжал зубы и продолжил:
- Опекунша Небесная спустилась в огонь высокий, в котором горели слова Божьи - книги Святого Писания... "Иди и расскажи", - приказала Повелительница Целомудрия старцу Филофею, и увидел он в том сне, как вышла Безгрешная из огня и положила на воду книгу, и сказала: "Вот тело Сына моего". И развернула книгу, и перст свой к строкам поднесла, и сказала: "А это кровь Его"...
Патриарх встал, прошел к трону, встал на колени перед Евангелием:
- Господь Бог наш! Ты поставил землю на твердых основах, не покачнется она вечно! - прошептал слова псалма и, не поворачиваясь к игумену, спросил: - И как брат Филофей объяснял видения свои?
- Велел отправляться к Вашему Всесвятейшеству и предупредить об опасности. "В Константинополе хранится самый богатый скрипторий, - молвил. - Спасайте и расширяйте слово Христово. Тело Божье от крови Его отделять нельзя"...
- И коим образом спасаться Святому граду? Мне, может, игумен, пойти к императору и попросить его новую столицу основать, когда этой вы смерть пророчествуете?! - в патриаршие слова вплетались нотки возмущения. - Константинополь теперь как никогда силен. Готовится Флорентийский собор и подписание церковной унии с Римом... И турки сейчас ослабли - Тимур-монгол на Анкаре из них надолго спесь выбил. Вспомни, как восемь лет назад Мурат Второй осмелился напасть на Константинополь - и что из того сталось?! - Патриарх напряженно помолчал, подошел и опять присел к игумену: - Ступай с Богом, брат Нил. Спасибо за рассказ. Отдохни, сколько надобно, да возвращайся крепить веру Христову в душах монашеских...
Они расцеловались и распрощались.
А ночью в патриарший сон вошла печальная Небесная Опекунша. В деснице она держала раскрытую огненную книгу, а левой рукой гладила константинопольского владыку и шептала: "Вот тело Сына моего". И книгу поближе подносила. "А это кровь Его", - и переставала гладить, и проводила перстом по строкам. И отошла в огненную сферу, откуда еще долго слышались Ее слова: "Делай, Иосиф, что надобно... Поутру явится тебе третий знак..."
Патриарх упал перед иконою Божьей Матери и долго молился, а когда поднялся на колени, солнечный свет уже заполнил храм. Там его и отыскал распорядитель - хотел сообщить о какой-то надобности, но потрясенно застыл, прикрыв рукою рот. Патриарх встал и недоуменно нахмурился, но слуга не шевелился - как прикипел глазами к иконостасу. Оглянулся патриарх - и его как пламенем окатило: впервые на его глазах мироточила древняя икона Божьей Матери.
Он снова пал перед ней на колени и умоляюще зашептал:
- Опекунша Небесная! Сжалься и помоги нам, грешным... Спаси и сохрани!.. - по его дрожащим щекам побежали слезы. Затем обратился к распорядителю и попросил как не своим голосом: - Позови афонского игумена.
Но тот, проведя ночь в молитве, как только прозвучала первая варта, направился со своим келейником к корабельной пристани. Там его и отыскал испуганный патриарший слуга. И вот игумен снова в тронном зале.
- Садись, брат, на мое место, - указал ему патриарх на трон, - а я, грешный и слепой, буду у ног твоих милости просить. - И встал на колени перед игуменом. Тот все понял и ополз, свял возле патриарха.
Они обнялись и плакали, не имея сил на слова. И слезы были их словами.
Так и сидели - друг напротив друга.
- Что еще поведал брат Филофей? Что сам о том мыслишь?
- Думаю, что храм - внутри каждого из нас, и когда есть вера - никакой враг его не разрушит. А в каждой душе должно быть слово Божье. Думаю, - игумен вдохновенно взглянул патриарху в глаза, - святую Константинопольскую библиотеку не в одном месте хранить надобно.
- Предлагаешь перевезти скрипторий?
- Да, частично. Разделить, скажем, на три трети - и в спокойные места, под опеку братьев праведных... "Почему солнце освещает всю землю? - сказывал брат Филофей. - Потому что странствует по всему миру. Так и святые книги должны освещать все земли Господние. Особенно те, где мало света".
Опять долго молчали.
- И еще... - очнулся игумен. - Надобно ширить Евангелие и слова апостолов, святых отцов Церкви Христовой. Некогда при патриархе Фотии процветала большая школа переписчиков. Деятельность его ученика, просветителя Константина-Кирилла, от болгар до русов воплотилась в буквах и словах. И уже близок час, когда святую книгу будет иметь каждая овца Христова.
Патриарх недоуменно опустил брови, а игумен пояснил:
- Свет веры Христовой ширится по всему миру, и переписчики уже не могут, не успевают удовлетворить книгами даже священников нововозведенных церквей. Не хватает пергамена, не говоря уже о тонком велене... - И глаза Нила вдруг засияли: - Мы должны дать книжному слову новую жизнь!
Брови патриарха опустились еще ниже.
- Да, новую! - Игумен Нил оглянулся вокруг, поднялся (за ним - и патриарх) и подошел к глиняной вазе, осторожно повернул ее, прищурился: - Да, вот... - он постучал пальцем по гончарной метке. - Вот знак оттиснутый, а не написанный. Это - новое рождение и знака, и слова.
Патриарх стоял около игумена, слушал, но, было видно, мало что понимал.
- Или еще... Ваше Святейшество, сколько раз вы прилагали на буллы и послания свою патриаршую печать?
- Так разве ж то сосчитаешь?
- Вот! - обрадовался игумен. - А теперь вообразите, что печать имеет размер книги - это же сколько страниц за одну варту сотворить можно! Тысяча писцов с тем не справится!
Патриарх сжал уста, пригладил аккуратно подрезанную бороду, а игумен продолжал:
- На то мне недавно молодой монах указал, брат Максим. Он пришел на Афон откуда-то из приморской Сербии и послушником выжимал маслинное масло. Однажды подложил под винт оливни глиняную доску и содеял на ней кресты Господние. Принес ко мне и сказал: "А на их месте могут буквы быть. А вместо глины - пергамен или бумага!"
После службы еще долгий вечер и бессонную ночь проговорили патриарх с игуменом. Решено было увеличить школу переписчиков скриптория и разделить древнюю библиотеку на три части. А вот куда отправлять… И кто будет охранять...
- Сколько в твоем монастыре монахов? - вдруг о чем-то вспомнил патриарх.
- Кроме тех, кто в скитах, тридцать два...
- С тобой, значит, тридцать три?
- Да… - Игумен еще не понимал причины вопросов.
- Даже и в этом - символ... - патриарх встал и положил на плечо игумена руку. На перстнях завеселились отблески свечей. Игумен тоже вознамерился встать, но патриаршая рука остановила его, и взоры обоих встретились. - С небесной помощью Господа нашего Иисуса Христа, со святым заступничеством Матери Его Вечнодевы Марии возвещаю о создании патриаршего монашеского братства, заботами коего отныне и навеки станут сохранение да умножение слова Евангельского и книг церковных. В них наше начало и конец, и возрождение. "Исконе бе слово, - учил святой апостол Иоанн, - и Слово было у Бога, и Слово было Бог"... - На мгновение воцарилось звенящее молчание. Патриарх перекрестился и окончил: - Верую в промысел Божий, сподобивший тебя, брат Нил. Быть тебе магистром братства, и называться ему отсель и навеки в честь любимого ученика Христова апостола Иоанна...