- Хм... - царь задумался. - Хорошим человеком Глинский был. Виделся я с ним, о соборе говорили, а два дня до него не дожил... - И перекинулся на другое: - Так, говоришь, книгопечатанию учился. А зачем?
Собеседник проглотил терпкий комок, и голос его зазвучал увереннее:
- Верю, государь, что в печатной книге большая сила сокрыта. Сила, которая изменит к лучшему наш грешный мир...
- К лучшему?
- Да, ведь сможет ко многому люду посполитому дойти. И Христову науку, и заповеди светлые ширить.
- Думаешь, как и Глинский с Максимом Греком, что тех книг на землях моих недостаточно?
- Слово Божьего, государь, никогда много не бывает, - мягко, чтобы ни разгневать, ответил дьякон Иоанн.
- Матей! - позвал царь своего постельничего и охранника. - Кликни ко мне Висковатого! - а затем еще раз внимательно взглянул на дьякона и снова спросил: - А там, перед падением казанской стены, отчего ты как раз схожие слова пел, о разрушении стен Иерихонских?
- Да само как-то... Я, по правде, уже и не помню, о чем пел... Какое-то горячее потрясение было, а о чем...
В шатер спешно вошел и низко поклонился дьяк Иван Висковатый, невысокий толстяк с нездоровой одышкой, пухлыми губами и глубокими глазами. Он возглавлял посольский приказ, управлял царским архивом и вел летопись.
- Расскажи нам, архивник, какими книгами мое царство богато?
Висковатый удивленно покосился на дьякона и затараторил:
- Разными, государь... Около полутысячи рукописей, из них - сто одна книга Библии, около полусотни богослужебных перешитых книг, сборники наставлений отцов церкви... Хроники Малалы и Амартола. Скрипт Космы Индикоплеста, весьма старинный... Скрипты "Пчелы" и Степенных книг - это что Макарий с переписчиками составляет.
- И все? - царь словно чего-то не понял.
- Да, государь... Большинство из либерии Троице-Сергиевой лавры. Кремлевские сборы, кроме чудодейственной книги Евангелия Святого Иоанна, уничтожены пожаром... - Висковатый внимательно зиркнул на царя, увидел его недовольство и поспешил оправдаться: - Как государь знает, прошедший московский собор признал необходимым основание большего количества переписчих школ при монастырях да предложил начать исправление допущенных ошибок и неточностей в старых книгах...
- А что это там за еретики-датчане около твоего посольского приказу маслятся? - Царь заложил руки за спину и приблизился к Висковатому.
От неожиданности тот начал кусать губы, пока, заикаясь, не вытиснул:
- Злые языки, боюсь... нехорошее государю нашептывают... - и отвел глаза на незнакомого дьякона.
- Ну-ну! - царь заметил это. - Не косись на дьякона! Он наш тезка… и человек, по всему вижу, свой. Говори о датчанах!
Видя такую озорную веселость царя, Висковатый вздохнул с облегчением:
- Король Христиан Третий прислал в Москву миссионера Ганса Богбиндера... С грамотой к Вашему Величеству... Ну и с соответствующими денежными суммами... Передал несколько книг... Я просил рассмотреть их митрополита и епископов. Богбиндер брался напечатать и доставить тысячу подобных книг по-московски, но... - Висковатый переступил с ноги на ногу. - Но большинство епископов не захотели тех лютеранских книг...
- Так что... датский король Христиан - не настоящий христианин?! - Царь прошел к легкому походному трону, сел и сильно обхватил подлокотник. Ответить никто не осмелился, и царь поднял свою тонкую руку и приказал:
- Поручаю заложить в Москве собственный печатный дом, дабы свои книги иметь, а не чужими сытиться! И собрать надлежащих печатников, бумажников да литейщиков буквенных. А главой дома быть дьякону Иоанну Федоровичу, тому делу обученному. - Царь откинулся на спинку трона и сощурил на ошеломленного гостя глаза, аж острые брови сошлись над переносицей. - Согласен, дьякон?
Иоанн Федорович стал перед царем на одно колено, склонил голову и звонко произнес:
- Сделаю все, великий государь, насколько сил и ума хватит!
- Что ж, увидим! А теперя отдыхайте...
Не успел по возвращении от царя Иван Вискиватый вписать своим разборчивым почерком на летописную страницу: "Сего убо Бога нашего, в Троице славимого, милостию и хотениемъ удъръжахомъ скипетръ царствия, мы, Великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич, всея Руси самодержецъ, владимирский, московский, новгородский, иныхъ многихъ земель государь, а такожъ царь казанский, повелелъ устроити домъ отъ своея казны, идеже печатному делу строитися", - как на стоянку прискакал московский гонец с радостным известием - царица Анастасия разродилась сыном-наследником!
Царский обоз задержался во Владимире только на ночь - и спешно двинулся в Москву. В город въезжали через Фроловские ворота, у которых Ивана Васильевича встречали митрополит Макарий, архиепископы, епископы, архимандриты, игумены и старшее боярство.
Царь, хоть совсем еще молодой, выглядел величественно и торжественно. Под скупым предзимним солнцем сияли позолоченные и серебряные одежды, дорогие каменья царской порфиры, крупные жемчужины на золотом венце. И глаза - горящие глаза победителя...
Сорок дней гудели по Москве пиршества, до дна опустошившие царскую казну, и без того надорванную военными походами. А затем по городам, слободам и весям заголосили жены и дети - узнали, что никогда уже не дождутся своих мужей и отцов. Почти половина двадцатитысячной дружины сложила свои кости в неизвестной Казани. "Это же не враг-супоста-а-ат пришел резать родню нашу-у-ю... И что мой соколик позабыл в чужой земельке-е?!" - полнились плачем голодные голоса, и уже к кремлевским стенам покатились волны народного негодования, и нередко приказным служилым доводилось слышать россказни о царе-кровопийце.
Время и зимние морозы потушили непокорство, но для истории Иван Висковатый все же вынужден был оставить в летописи следующую цветистую запись, которую приказано было до Рождества читать глашатаям на всех собраниях и в церквях: "Мнози худоумные человецы или, прямо рещи, безумныя и тщедушныя, негодоваху и роптаху на самодержца своего, яко самому ему землю свою губящу и паче злее ратныхъ, и не щадящу, и не брегущу людей своихъ. Онъ же, предобрый в самодержцехъ, не похвалы тленные себе взыскуя, да славенъ будетъ в родехъ мужествомъ, якоже и Македонский Александръ, до край земли дошедъ и смерти не убежа, или прежде его бывый Ликиний царь, до четырехъ градовъ дошедъ и столпове тамо постави и свое имя в писанияхъ. Сей же не о такой славе подвизашеся, но о своемъ царствии тружашеся, думающаго ради составления мирскаго, о благостоянии святыхъ церквей и устроении земскомъ, и о тишине всего православного християнства, да не паки бы поработитися поганыя казанцы".
4.
Три дивизии воздушно-десантных войск в конце лета были спешно передислоцированы к границе Горно-Косовской автономной области. На усиление им перебрасывались одна танковая и две мотопехотные бригады. Время "Ч" было назначено на 04:00 1 сентября, а общее руководство сводной группировкой взял на себя президент, по конституции - главнокомандующий вооруженными силами страны. Словом, правитель, хоть какие-то недомерки и не хотят принять этого… Ничего, он заставит их слушать - и не только за столом!..
Это была уже третья боевая операция. Предыдущие не достигли нужного результата: сепаратисты и бандформирования обходили блокпосты и, нападая на армейские части и соединения, растворялись в горной "зеленке" по известным только им тропам - никакие "Грады" не могли их оттуда выбить. Вот и пришлось президенту отбросить все государственные заботы, покрыть на совещании генералов матами - и браться самому тушить горный пожар. Еще два года назад и в страшном сне он не мог представить подобного: автономная область, восемьдесят восемь процентов жителей которой на выборах проголосовали за него, а руководство на каждой встрече уверяло в верности, восстала против центра! Решила обособиться, поиграть в независимость!
Первый тревожный звонок прозвучал не от спецслужб. Позвонил сам руководитель Горно-Косовской области Гордынов и, между прочим, стал плакаться о внутренних трудностях, сепаратистских и протестных настроениях, малочисленности силовых и правоохранительных структур и бедности их технического обеспечения.
Что ж, надо так надо. Выделили ему и дополнительные бюджетные средства, и новейшую спецаппаратуру, оружие подбросили, налоговыми послаблениями наделили... Успокоилось все почти на год, а затем - как гром с горы: депутаты-областники не без подачи Гордынова провозглашают суверенитет и независимость своего края! Отъелись, словом, и голову подняли! И как не поднять, коль у них на деньги центра были открыты и разработаны богатые нефтяные месторождения… Дальше ума не требовалось - бери да продавай готовое!
В тот же день президент вызвал Гордынова к себе на разговор. Крутился тот как уж, но все же выехал, опоздав на аудиенцию на два часа и заявившись в шортах и бейсболке. Словно не только нутром, но и внешним видом утверждал свою независимость, а то и пренебрежение к высшему лицу. Да и ко всему государству, некогда вытащившему его из каменной глухомани, обучившему и одевшему в генеральскую форму. Он, видите ли, о национальной идентичности и чести предков вспомнил… Еще один мессия выискался!..
Президент, не пряча раздраженности, вместо приветствия кисло возмутился:
- Ты б еще ко мне в трусах приперся! Горный ветер из головы все понятия о субординации выдул? Я тебе президент или кто?!
Гордынов спокойно осмотрел собеседника - казалось, даже ироничные огоньки пробежали по зрачкам цвета венге - и заговорил однотонно, как по писаному: