То есть сам-то я, собственно говоря, из Мазеповки, а в Касриловке, - говорю я, - проживаю как зять; раньше занимался коммерцией в Егупце, а сейчас приехал из Америки, и имя мое, - говорю я, - не знаю, известно ли оно вам, так вот, зовут меня Менахем-Мендл, так меня зовут…" Только я это сказал, как сердитое выражение редакторского лица переменилось и он стал обращаться со мной совсем иначе: "Вот как? Так это вы тот самый Менахем-Мендл? Позвольте вас поприветствовать, реб Менахем-Мендл. Как поживаете? Как ваши дела? Что вы у нас делаете? Где вы остановились? Что ж вы не садитесь? Или нет, знаете что? Проходите в мой кабинет. Эй, хербате! - командует он по-польски. - Чаю! Два стакана чаю! С закуской!.."
Что тут долго распространяться, дорогая моя супруга, что-то необыкновенное, чудеса Господни, да и только! Не успел я ему толком рассказать, что я вынес в Америке, не успел даже напомнить о том, что хочу получить у него какую-нибудь службу или работу, какой-нибудь заработок, как он меня прерывает и говорит буквально следующее, передаю тебе дословно, дабы ты видела, как велик наш Бог: "Послушайте же меня, реб Менахем-Мендл, - говорит он мне, поглаживая бородку, а голова-то у него так и работает, а в мозгу-то у него что-то зреет, - послушайте меня, только внимательно. У меня для вас, - говорит он, - есть план, прекрасный план, это будет хорошо и для вас, и для меня, и для всех нас. Вы, - говорит, - ищите заработков, вы хотите, как я понимаю, работы? Дам я, - говорит он, - вам работу, вот вам стол, чернила, перо и бумага, садитесь и пишите…" - "Господи Ты Боже мой, - думаю я про себя, - это прямо дар Божий!" И обращаюсь к нему: "Что, - говорю я, - вы хотите, чтобы я вам писал, романы?" Он снова сердится, руками-ногами машет: "Нет-нет! Только не романы! Романов, - говорит он, - у нас предостаточно!.. Пишите, например, письма вашей жене, раз в неделю, два раза в неделю, как это у вас в обычае. Ваше имя, - говорит он, - известно (слышала?), ваши письма, - говорит он, - известны (как тебе это нравится?), пишите себе ваши письма, но прежде, чем вы отошлете их, - говорит он, - на почту, я их напечатаю у себя в газете, прямо как есть. Усвоили?" Вот так вот, этими самыми словами и говорит он, этот редактор то есть. И глядит на меня пристально, а я себе тем временем думаю: "Всему в мире есть свое время. Вот и пришло время для писем Менахем-Мендла…" Но тем не менее немного мнусь и говорю ему так: "Олрайт - тьфу! - я хочу сказать, да будет так, вы хотите печатать мои письма. Но вы, верно, захотите, - говорю я, - чтобы я в своих письмах, кто его знает о чем…" Он не дает мне закончить и говорит: "Нет! Напротив! Как вы всегда писали своей Шейне-Шейндл, так и теперь пишите обо всем, что вашей душе угодно: о политике, о войне, о гонениях, о бедствиях, о делах, о мире, о людях, и о том, что слышите, и о том, что видите, и о том, что читаете, и обо всем, что в голову придет, тоже пишите. В общем, вы совершенно не должны, - говорит он, - стесняться, чувствуйте себя как дома. А я, - говорит он мне уже дружелюбно и потирает руки, - я вас, если на то будет воля Божья, за это вознагражу…" - "А именно?" - спрашиваю я. "А именно, - отвечает он, - вы у меня будете получать еду и питье, казенную одежду, курево и деньги на карманные расходы, чтобы каждый день вы могли зайти, например, в молочное кафе, посидеть с людьми за чашечкой кофе, и вообще на все, что живому человеку нужно. И поскольку, - говорит он, - дело идет к Пейсаху и ваша Шейна-Шейндл, вероятно, хочет деньжат, я велю, - говорит, - послать ей ровным счетом сотню…"
Тут у меня, дорогая моя супруга, голова пошла кругом! Я подумал, что это сон, да и только! Но это был не сон. Я собственными глазами видел, как он послал тебе сотню. Чтоб я так увидел вскорости всякое благо тебе и нашим детям, аминь, Господи! Поскольку времени сейчас нет, надо засучив рукава браться за работу, буду краток. Если на то будет воля Божья, в следующем письме напишу обо всем подробно. Дал бы только Бог здоровья и счастья. Поцелуй детей, чтобы они были здоровы, передай привет тестю и теще и всем членам семьи, каждому в отдельности, с наилучшими пожеланиями
от меня, твоего супруга
Менахем-Мендла
Главное забыл. Я заключил договор с редактором, что он может печатать только мои письма, то есть те, которые я пишу тебе, но не твои письма, то есть те, которые ты пишешь мне, так как ты вспыльчива, как я ему дал понять, и у тебя может вырваться резкое слово… Он со мной согласился. Поэтому можешь мне писать, что захочешь, и ничего не бояться, кроме меня, этого никто не прочтет. Прошу тебя только, дорогая моя супруга, не терзайся, ведь ты сама видишь, что Бог не хочет, чтобы я был касриловцем среди прочих касриловцев. Хотя Ему воистину ведомо, как меня туда, к вам в Касриловку, тянет, не говоря уж о том, что с тех пор, как я был в той Америке и присмотрелся к ней и к ее людям, твоя Касриловка стала для меня дороже на девяносто девять процентов, чтобы Бог так мне помог, как это правда.
Вышеподписавшийся
(№ 86, 25.04.1913)
2. Менахем-Мендл из Варшавы - своей жене Шейне-Шейндл в Касриловку.
Письмо второе
Пер. В. Дымшиц
Моей дорогой супруге, разумной и благочестивой госпоже Шейне-Шейндл, да пребудет она во здравии!
Прежде всего, уведомляю тебя, что я, слава Тебе, Господи, нахожусь в добром здоровье, благополучии и мире. Господь, благословен Он, да поможет и впредь получать нам друг о друге только добрые и утешительные вести, как и обо всем Израиле, - аминь!