То же учреждение, тот же дежурный.
- Не поступало.
- Ясно, - Алексей сдержал вздох. - Опять через месяц?
- Не раньше.
Алексей вышел из учреждения. Закурил тоненькую дешевую папиросу: спешить было некуда.
- Позвольте прикурить.
Алексей поднял голову. К его папиросе тянулся какой-то незнакомый ему капитан.
- Просись добровольцем на финскую, - шепнул он, прикуривая. - Мурыжат тебя, Трофимов. - И громко сказал:
- Спасибо, старшой.
Малоизвестная война с Финляндией. Лютая зима сорокового года.
Мутный рассвет.
- Ур-ра-а!..
По глубокому снегу, местами проваливаясь по пояс, бежали цепи атакующих с винтовками наперевес, в шинелях и буденовках, застегнутых на подбородках.
В лоб ударили хорошо пристрелянные пулеметы, падали убитые и раненые, кто-то еще бежал вперед. На кинжальные пулеметы.
- Ур-ра-а-а…
Заглохло "ура". Откатывались поредевшие цепи.
- Твою мать!.. - орал совсем еще молодой комбриг на командном пункте. - Опять артиллеристы подвели! Куда они били, мать их за душу?!.
- Товарищ комбриг, - осторожно, чтоб не влететь под горячую руку, сказал подошедший порученец. - Товарищ комбриг…
- Чего суешься?..
Порученец был явно старше своего начальника, но так теперь принято было разговаривать.
- Старший лейтенант Трофимов очень просит срочно принять его по важному делу.
- Какого черта?!.
- Говорит, есть соображения.
- У лейтенанта есть соображения, а у комбрига, по-твоему, нету?
- Он только что из атаки. Кроме того, он в прошлом - начальник оперативного отдела. Я его знаю: вместе были в Испании.
- Ну давай, - недовольно согласился комбриг.
Вошел Алексей. В мятой простреленной шинели, со свежей повязкой на лбу.
- Товарищ комбриг, старший лейтенант Трофимов просит разрешения обратиться!
- Ранен?
- Царапина. Завтра буду здоров.
Задиристый комбриг посмотрел на обветренное, осунувшееся лицо, хотел рявкнуть, но передумал. Сказал обиженно:
- Артиллерия подвела. В который уж раз.
- Прошу прощения, но артиллерия против бетонного дота бессильна, товарищ комбриг.
- Какой бетон! На нем - кусты. Глянь в стереотрубу.
Алексей достал из кармана шинели бетонный обломок, протянул комбригу.
- Бетон прикрыт грунтом, на котором высажены кусты. Этот кусок отбит артиллерией, я нашел его случайно.
- Ну?.. - комбриг повертел кусок.
- Надо рвать взрывчаткой. Это единственная возможность. Вот расчеты, - Алексей достал несколько листков, положил на стол. - Прошу разрешения взорвать лично.
- Ты что, сапер?
- Танкист, но рвать приходилось. Кроме того, я был в двух последних атаках. Знаю подходы.
- Сколько человек потребуется? - спросил комбриг после довольно долгих размышлений.
- Пойду один.
- Ишь, какой герой-одиночка!
- Одного труднее заметить. Единственная просьба - отвлечь интенсивным пулеметным огнем. Схема огня приложена.
Комбриг долго молчал, обдумывая сказанное. Алексей терпеливо ждал.
- На авантюру смахивает, - наконец хмуро сказал комбриг, тщательно изучив поданные Трофимовым расчеты и схему.
- Поэтому и прошу разрешения идти одному.
- Вот где у меня этот дот! - комбриг резанул ладонью по горлу. - Ладно, завтра тебе - полный отдых. До двадцати четырех. Иди, думать буду.
- Есть! - Алексей отдал честь, повернулся, вышел.
- Мужик надежный, - очень осторожно сказал порученец.
- Скажи, чтоб готовили ночную атаку, - помолчав, приказал комбриг. - Без артподготовки. Внезапность - наша артиллерия.
Порученец молча направился к выходу.
- Да, Ивченко ко мне.
Порученец вышел. И почти сразу же вошел широкоплечий хмурый сержант.
- Звали?
- Поди сюда. - Комбриг подождал, пока сержант приблизится, сказал тихо:
- Завтра ночью подсобишь старшему лейтенанту Трофимову: он к доту полезет. С моим заданием. Но ежели к ним драпануть вздумает, расстреляешь на месте.
Ночь. Мороз. Метель.
Зарываясь в рыхлый снег, ползет Алексей в белом маскхалате, волоча за собою санки с тяжелым грузом. Позади санок, подталкивая и направляя их, - сержант Ивченко. Тоже - в маскхалате.
Поле то и дело освещают ракеты. Тогда они оба замирают в снегу.
Яростная пулеметная стрельба вдруг начинается левее Трофимова и Ивченко. Финны усиленно освещают опасный участок. Взрывники из последних сил пробиваются сквозь снег к доту.
Стрельба. Множество осветительных ракет. И мощный взрыв.
Областной город. Жаркое лето. Цветы на клумбах.
Новый четырехэтажный дом на оживленной улице.
И вдруг - смех. Веселый, радостный. Он слышится в однокомнатной квартире, обставленной незатейливой мебелью тех лет. С инвентарными номерами.
В единственной комнате за праздничным столом сидели майор Алексей Трофимов, старший сержант Егор Трофимов и безмерно счастливая Люба.
- Кормят-то вас хорошо? - допытывалась она.
- Остается, мам.
- А с остатками что делаете? - улыбался Алексей.
- Потом доедаем!
И опять все весело засмеялись.
- Ты ешь, сыночек, ешь, - Люба подкладывала закуску в тарелку сына.
- Сыночек, - усмехнулся отец. - Тебе за что отпуск-то дали?
Егор достал из кармана гимнастерки командировочное предписание.
- Читайте, товарищ майор.
Алексей развернул бумагу:
- За отличные успехи в боевой и политической. Сроком на пять дней. Слышишь, мать? На пять дней! За это и рюмку выпить не грех, - вернул предписание сыну, налил водку из графинчика. - За успехи, товарищ старший сержант!
Егор не успел взять рюмку, как Люба встала и вышла с весьма недовольным видом, проворчав на ходу:
- Не могу видеть, как отец с сыном водку пьют!
- Я не с сыном, а со старшим сержантом! - крикнул вдогонку отец. Чокнулся с Егором, сказал:
- Матери хоть догадался подарок привезти?
Егор выпил свою рюмку, смущенно улыбнулся и беспомощно развел руками.
- Эх ты, тютя!
В комнату вернулась Люба. Убрала графинчик со стола:
- Я чайник поставила.
- Правильно, - согласился Алексей, закуривая.
Егор вдруг сорвался с места, кинулся к дверям.
- Ты куда? - удивилась Люба.
- Сейчас, ма! Забыл!..
И вышел.
- Ма!.. - усмехнулся Алексей.
- Он еще ребенок, - заступилась за сына Люба. - А ты его водкой встречаешь.
- Он не ребенок, а танкист, - строго поправил Алексей. - И эти три рюмки мы выпили не как отец с сыном, а как сослуживцы.
Вошел Егор.
- Мам, это тебе, - сказал он и протянул матери косынку.
- Спасибо, сынок, - растроганно проговорила Люба.
Подошла к зеркалу, повязала на шею косынку, посмотрелась и неожиданно быстро вышла.
- Куда это она? - удивился Егор.
- Сообразил наконец, - довольно проворчал отец. - Мать, понимаешь, от счастья чуть с ума не сошла…
- Пап, - вдруг перебил Егор, собрав всю свою решимость. - Мне деньги нужны.
- Зачем?
- На самолет. Поездом не успею.
- Куда не успеешь?
- Я слово дал.
- Никуда ты не поедешь! - Алексей ударил ладонью по столу, тут же, впрочем, сбавив тон. - Мать, понимаешь, без ума, а сын, понимаешь, отличник боевой и политической…
- Поеду, - упрямо перебил Егор.
- Нет, не поедешь!
- Я слово дал, отец. А ты сам меня учил, что слово, данное женщине, есть слово чести.
- Слово… - недовольно ворчал Алексей. Потом вдруг усмехнулся. - Платочек-то небось Маше вез?
Егор застенчиво улыбнулся:
- Она ждет.
- Спасибо, хоть матери подарок отдать сообразил, - Алексей рылся в карманах. - Где наши деньги?
- Наверно, в буфете.
- Все-то ты знаешь, - продолжал ворчать отец, роясь а буфете. - Тридцатки хватит?
- Хватит. Спасибо, пап.
- Спасибо, - непримиримо бурчал Алексей. - А что мы матери скажем, интересно?
В дверях стояла Люба с тремя порциями эскимо в руках.
Улыбка так и не успела сойти с ее счастливого лица.
Южный областной город задыхался от летней жары, и продавцы газированной воды с сиропами всех сортов бойко торговали своим ходким товаром. А совсем рядом с шумной площадью возле книжного магазина стоял старший сержант Егор Трофимов. Он смотрел на окна противоположного, хорошо знакомого ему дома… Потом достал зеркальце и, поймав солнечный лучик, послал "зайчика" в темное окно третьего этажа. И тут же поспешно зажал зеркальце в кулаке.
В знакомом окне появилась незнакомая мужская физиономия. Если бы на месте Егора стояла Люба Трофимова, она бы сразу узнала ее: она принадлежала коренастому мужчине, который когда-то присутствовал на ее встрече с ректором института по поводу публичной пощечины доценту Фролову.
Егор, конечно, не знал его, однако тут же поспешил на шумную площадь. Было воскресенье, в турпоходы тогда ходить было не принято, и люди - особенно на юге - стремились на улицы. На площади продавали пиво, газированную воду, воздушные шары, мороженое, и было весело каждому в отдельности и всем вместе.
Здесь Егор взял извозчика - кстати, того самого, который когда-то отвозил Любу на военный аэродром, - уселся на пружинное сиденье пролетки и сказал:
- На Овражную.
Овражная нисколько не изменилась за эти годы. Та же пыль, то же запустение, тот же несуразно длинный барак с удобствами во дворе.