И опять - приемный пункт передач страшной Лубянки. Опять - скорбная молчаливая очередь женщин. Опять - глубокое, как амбразура, окошко. Здесь они пытались прикрыть нас. Раньше, чем это совершил Александр Матросов.
- Варавва Иван Семенович.
- Уберите передачу, - донесся глухой, как из подземелья, голос. - Заполните бланк. Четко и без ошибок.
- Пожалуйста, примите, здесь очень большая очередь. Я заполню, обязательно заполню.
- С бланком без очереди. Следующий!
Люба вынырнула из ниши с листком и передачей в руках. Растерянно оглянулась, отошла. Суетливо полезла в сумочку в поисках, чем можно было бы заполнить бланк.
Женская рука протянула ручку с вечным пером.
- Благодарю, - тихо сказала Люба.
- Это плохо, - почти беззвучно выдохнули в ответ. - Это очень плохо. Лучше уходите.
- Я знаю, - кивала Люба. - Знаю, как это плохо. Только у него никого нет, кроме нас.
Комната в квартире Трофимовых.
- Вон по радио цельный день про шпионов шумят, - ворчала Антиповна, старательно орудуя шваброй. - Про шпионов не понимаю, неграмотная я. А так тебе скажу, что из-за жилплощадей все. У кого жилплощадь добрая да с мебелью, тот сразу же и шпион. Его, значит, в холодную, а сам - в теплую. На согретое место, на хорошие мебеля. Жизнь такая, что кому в тюрьме сидеть, кому - суму делить. Кто, значит, кого упредит. Нищий народ сильно ушлый.
- Антиповна, милая, ты за моим присмотри, - с глубокой тоской сказала Люба. - Сын в училище, ему проще.
Она сидела у двери с опустевшей сумкой на коленях. Как вошла, так и села.
- Уезжаешь куда, что ли?
- Арестуют меня. Не сегодня, так завтра.
- Чего?.. Тоже богатейка нашлась, - Антиповна бросила тереть пол, глядела с открытой насмешкой. - Какой им интерес тебя на казенные харчи сажать? Нету такого интереса, не нажила ты интерес. За неделю больше съешь, чем все твои книжки стоят. А им какой от этого прок? Невыгодно это им.
И вновь принялась с ожесточением теретьы пол.
- Господи, ну где же Алексей? - помолчав, вздохнула Люба. - Специально на работу не пошла, чтобы с ним последний вечерок… Ну где же он, где?..
Алексей сидел в чужом кабинете против молодого симпатичного майора. Майор был улыбчив, но полковник Трофимов мало улыбался в ответ.
- Значит, чего хочет твоя жена, то и творит, так получается? - вполне благодушно допытывался майор. - А твоя, Трофимов, хата с краю?
- Варавва спас ее от смерти в Туркестане.
- Геройством прикрываться - самый их распространенный приемчик, чтоб ты знал, - сказал майор. - А если глубже копнуть? Не размышлял?
- Да куда уж глубже-то, - вздохнул Алексей.
- В корень надо смотреть, в корень, Трофимов. А тут один корень - зажиточный казак, а другой корень - дворянское отродье. Два чуждых нам класса.
- Ее отец - боевой офицер, командир дивизии. Я документы читал.
- Мало ли чего в документах напишут. Скажи, мог командир дивизии в атаку ходить, будто солдат?
- Ну, если надо. Он - офицер, мало ли…
- Мало, Трофимов, мало! Это наши краснозвездные герои… - майор вдруг решил не развивать начатую тему. Сказал, помолчав:
- Окрутили, выходит, тебя, Трофимов. Слабинку выказал и по их нотам… этого… Моцарта сыграл.
- Что? - удивленно спросил Алексей.
- А то, что на примете та квартирка была. Со львами у подъезда. Офицерье там собиралось, бывшие всякие. Думаешь, тогда милиция дознание проводила по делу об убийстве? Нет, Трофимов, ошибаешься. Наши за тем гадючьим гнездом следили, ученики железного Феликса Эдмундовича Дзержинского. А ты им все карты спутал.
- Чем спутал? Тем, что Любу на фронт увез?
- Она тогда уже роли не играла, почему и увезти не препятствовали. Ты же всю операцию сорвал.
- Какую еще операцию? Я бандюг с поличным взял и милиции передал из рук в руки.
- Это те-то бандюги? Ошибаешься, Трофимов, крупно ошибаешься в классовом подходе. Оступившиеся они, Трофимов, оступившиеся хлопцы, нам социально близкие. А та публика - социально враждебная. Уразумел? И ты по их социально враждебным нотам… этого… Моцарта сыграл. А парней на третий день отпустили за неимением прямых доказательств. Все в деле есть, все запротоколировано и пронумеровано, - майор похлопал рукой по лежавшему перед ним пухлому "Делу". - У нас, Трофимов, ни один фактик не пропадает, время над бумагами власти не имеет. Ну ладно, по-товарищески отвечать не хочешь, тогда прямо спрошу. Что тебе, гражданин Трофимов, известно о связях и разговорах твоей жены с врагом народа Иваном Вараввой?
- Ничего.
- Отрицаешь всякую связь?
- Отрицаю.
- Ты подумай. Крепко подумай.
- Варавва спас мою жену от смерти.
- Не желаешь отвечать?
- Отвечаю: Варавва спас мою жену от смерти в Туркестане, - сжав зубы, упрямо повторил Алексей.
- Ну-ну, - вздохнул майор. - Упрямый ты, Трофимов. Но ничего, посидишь - вспомнишь. Все вспомнишь! У тебя мозги тренированные, ты вон академию с медалью закончил.
Майор позвонил, и в кабинет вошли двое. Остановились у двери в ожидании дальнейших приказаний.
- Сдай оружие, Трофимов. Оружие, документы, все бумажки. И сумку свою оставь. Там она без всякой надобности.
Ослепительно залитые светом бесконечные гулкие коридоры. Ни души, только стук сапог. То там, то тут. То тише, то громче.
Начало безлюдия и безмолвия.
Ночь. Тот же - только очень далекий, как эхо, стук сапог.
Квартира Трофимовых освещена. И кухня, и комната. На ходиках с инвентарным номером - начало второго.
Люба так и не ложилась спать: постель не тронута, застелена, как днем.
Люба ждет, сама не зная чего. То ли возвращения мужа, то ли ночного ареста. То бесцельно бродит по комнате и кухне, то присаживается, то пытается читать, то снова начинает метаться. И все время мучительно прислушивается. Это вслушивание словно застыло на ее лице.
У двери стоит небольшой фибровый чемоданчик. Иногда Люба открывает его, в который раз проверяя, все ли взяла, не забыла ли чего. Перебирает содержимое: белье, теплая кофта, шерстяные носки, простые чулки, юбка, связанный ею свитер, мыло, зубной порошок, что-то еще очень необходимое ТАМ.
Чемоданчик дальней дороги, чемоданчик долгого расставания.
Гулко хлопнула далекая тяжелая дверь. Вздрогнула Люба.
Ярко освещенная и оттого кажущаяся очень холодной небольшая камера-одиночка. Койка, табурет, столик намертво вделаны в цементный пол. Крохотное зарешеченное окошко под самым потолком.
Алексей - без портупеи и фуражки - стоял посреди одиночки спиной к двери, которая только что с лязгом захлопнулась за ним. Он не потерял самообладания и сейчас внимательно оглядывал первую в своей жизни тюремную камеру.
Некогда белые стены ее были сплошь усеяны выцарапанными по побелке надписями. Алексей подошел ближе.
"ДЕНИСЕНКО ПОДЛЕЦ И ПРЕДАТЕЛЬ", "ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТОВАРИЩ СТАЛИН", "ГРУЗДУПА ВЗЯЛИ", "ЗА ЧТО?"…
И в изголовье койки: "АЛЕШКА, ДЕРЖИСЬ. ПОСЛЕДНИЙ ПОКЛОН ЛЮБОЧКЕ И ЕГОРУ".
Без подписи.
Раннее утро. Пуст вестибюль Управления. Дежурный раскладывает почту: видимо, только что заступил.
- Товарищ дежурный! - крикнул часовой.
Он не пускал внутрь Любу. Подошел дежурный,
- Где мой муж полковник Трофимов? - не ожидая вопросов, выпалила Люба.
- Где положено.
- Он арестован?
- Мне знать не положено.
- Я буду стоять здесь, пока вы не скажете!
- Здесь стоять не положено.
Люба ходила у подъезда Управления. Было еще не время, и служащие здесь командиры пока не появлялись. Но Люба упрямо ждала.
Подошел какой-то полковник с туго набитым портфелем. Люба поспешила к нему, но он, увидев ее, бегом скрылся в подъезде.
Потом стали появляться другие служащие. Люба бросалась к ним, но они отмахивались, пожимали плечами и быстро скрывались в том же подъезде.
Только один задержался. Комдив Коваленко:
- Трофимова?
- Где мой муж?
- Прогуливаете работу?
- Я имею право хотя бы узнать, что он жив.
- Узнаете в свое время. А за прогул у нас, между прочим, вплоть до тюремного заключения. Все ясно?
- То есть…
- Вот туда передачи - теперь по закону.
И прошел в подъезд. А Люба осталась, все вдруг сообразив.
И снова - молчаливая женская очередь в пункте приема передач заключенным Лубянки.
Люба по плечи нырнула в нишу окошка.
- Трофимов Алексей Иванович.
- Кто вы ему?
- Жена.
- Нет в списках, - глухо ответил мужской голос после паузы. - Следующий!
- Минуточку, - помолчав, спохватилась Люба. - Тогда - Варавва Иван Семенович.
- А ему вы - кто?
- Жена.
- Два мужа, что ли? - хохотнул принимавший передачи.
- Теперь - два.
- Ну, даешь. Осужден твой Варавва. Выслан на этап. Следующий!
В полной растерянности Люба отошла от окошка.
В том же состоянии абсолютной растерянности ехала она на трамваях. Толкалась среди пассажиров, не слыша да и не замечая никого кругом.
Шла через парк, волоча сумку с непринятыми передачами. Через железнодорожные пути. Через военный городок…
Только возле своего дома очнулась. Перед нею стояла черная "эмка", а рядом с машиной - молодой командир.
- Вас жду, Любовь Андреевна.
Люба открыла дверь в квартиру и, не задерживаясь, прошла в комнату. Взяла фибровый чемоданчик, в последний раз окинула долгим взглядом комнату…
- Товарищ Трофимова! - окликнули из коридора. Люба вышла.
- Я готова.
- Уже? - удивился командир. - И это - все?