Солнце клонилось к закату. Истомленная непривычной для конца мая жарой, Москва заканчивала трудовой день. Звенели трамваи, гудели клаксоны троллейбусов и автобусов, которых в то время было значительно меньше, чем трамваев. И все средства транспорта в этот час были увешаны людьми.
В трамвае маршрута №6 стоял полковник Трофимов. Он был в ловко пригнанной форме, перетянутой портупеей, с наганом на одном боку и командирской сумкой на другом. На гимнастерке алел орден Красной Звезды.
- Товарищ командир, на следующей не выходите? - уважительно спросили сзади.
- Нет, пожалуйста.
Алексей потеснился, пропуская пассажира, и оказался прижатым к скамье, на которой сидели двое мужчин.
- Ты скажи, скажи мне, Федор, какого рожна им не хватало? - шепотом, достаточно громким, чтобы его мог слышать Алексей, говорил один из них. - И почет тебе, понимаешь, и слава, и пайки хорошие, и квартиры. Герои Гражданской войны…
- Тю, герои! Скажешь тоже. Сами себе они орденов понавешали, там организация целая, слыхал радио? Своих и продвигали. Вот Чапаев - это герой, никто его не продвигал.
- Погоди, Федор, погоди. А выгода им какая?
- Они своего не упустили, не боись. Думаешь, дешево нас империализму продали? Задарма? Тоже мне, нашел дураков. Да они восстание готовили, карты отдали, как пройти к нам… Остановка наша! Товарищ полковник, тут сходите?
Трофимов молча посторонился. Приятели проталкивались к выходу.
- Садитесь, гражданочки, - сказал Алексей и потеснился, пропуская на освободившиеся места двух пожилых женщин.
- А у них, поди, и дети есть? - вздохнула одна, усаживаясь.
- Конечно есть, а как же? Они - богатые, родиной торговали.
Конечное кольцо шестого маршрута Покровское-Стрешнево. Трофимов вышел вместе с последними пассажирами. Огляделся.
Напротив, на дощатом заборе, щедро исписанном матерщиной, висели плакаты - "ЕЖОВЫЕ РУКАВИЦЫ", "СМЕРТЬ ШПИОНАМ!"
Алексей опустил голову и направился к входу в парк.
Он шел по центральной аллее, задумавшись настолько, что не заметил, как с ним поздоровалась встречная пара: молодой командир с женой.
Потом пересек железнодорожные пути и вошел в военный городок, где гремело радио.
Давно уже нет этого городка, но он был. Были строго по линейке выстроенные двухэтажные щитовые домики с печным отоплением и двумя подъездами в каждом. За рядом домов тянулась цепь дровяных сараев, а в конце каждого ряда на краю огромного пустыря, ограниченного молодым сосняком, стояли двухдверные уборные с надписями "МУЖ" и "ЖЕН" и большие мусорные ящики с крышками. И все - дома, сараи, уборные и помойки - все было выкрашено в ослепительно белый цвет.
Он многим памятен - этот городок с общей побудкой и оглушительно громко работающим радиоузлом. Квартиры состояли из двух маленьких комнат и кухни без всяких удобств.
Полковник Трофимов шел по песчаному промежутку между рядами домов, назвать его улицей сегодня не поворачивается язык.
- Здравствуйте, полковник Алеша.
Очень миловидная молодая кокетка улыбалась весьма игриво.
- Здравствуйте, Маруся.
- Ждем вас завтра вместе с супругой-доктором. Не забыли, по какому поводу?
- Ну, как можно, Маруся. Помним, будем. Николаю привет.
"…Кровавые наймиты империализма свили змеиные гнезда в самом сердце нашей родной Красной Армии", - поведало вдруг замолкавшее на минуту радио.
Под его звуки Трофимов вошел в подъезд последнего дома.
По правой стороне от лестничной площадки располагались однокомнатные квартиры, обставленные очень простой и порядком изношенной мебелью с инвентарными номерами, привинченными на самом видном месте.
Люба Трофимова поставила последнюю тарелку на кухонный столик, и тут же хлопнула входная дверь. Тарелки, правда, были без инвентарных номеров, но зато с надписью "Красная Армия". И тарелки, и кружки, и вообще все, что окружало Трофимовых, было собственностью Красной Армии. Кроме книг, Любиных платьев и белья.
Вошел Алексей. Молча поцеловал жену, вымыл руки над чугунной раковиной.
- Как поживают крысы?
- В тоске. Ты очень хорошо заделал дыры.
- Все равно прогрызут.
Алексей сел к столу и закурил. Люба промолчала, но демонстративно открыла форточку. И сразу же донеслось радио:
"…Наши отважные чекисты схватили за руки двурушников в форме Красной Армии…"
- Закрой!.. - вдруг, не сдержавшись, крикнул Алексей.
Люба притворила форточку. Спросила тихо:
- Ты сомневаешься?
Алексей курил, глубоко затягиваясь. Потом сказал:
- Профессия запрещает.
Утром на той же кухне Трофимовы завтракали, сидя друг против друга, только Алексей хлебал гречневую кашу с молоком, а Люба - с маслом.
- Едем вместе? - спросил он за чаем. - Или у тебя вторая смена?
- Первая, но я задержусь. Что-то Антиповна моя запаздывает.
- Кстати, об Антиповне этой, - помолчав, хмуро сказал Алексей. - Что, одна не справляешься?
- Справляюсь, - улыбнулась Люба.
- Коситься стали, понимаешь, - недовольно пробурчал он. - Мол, Трофимовы на двоих прислугу завели. У комдива и то прислуги нет.
- Да какая же из Антиповны прислуга, Алеша? Два раза в неделю на полчаса работы.
- Тогда для чего? Старорежимные привычки?
- Представь себе, и привычки тоже. Меня с детства учили уважать человеческое достоинство.
- При чем тут достоинство?
- У Антиповны на руках - взрослая дочь, инвалид первой группы. Мужа нет, а много ли она, техничка, получает?
- Всем не объяснишь, - вздохнул он, затягиваясь портупеей. - А народ сейчас проницательным стал.
Поцеловал жену, вышел. Люба вымыла посуду, все аккуратно расставила по местам, когда на кухню вошла Антиповна.
Это была худая изможденная женщина неопределенного возраста с колючими сухими глазами. Одевалась она чисто и опрятно, но и платье ее, и темный вдовий платок тоже были как бы без возраста.
- Опять сама прибиралась?
- По примете. Чтоб муж не разлюбил, - улыбнулась Люба. - Эти яички - вам на завтрак, а я побежала. Опаздываю.
И впрямь побежала. Антиповна завернула каждое яичко в обрывок газеты и спрятала их в свою клеенчатую сумку. Потом обмотала швабру тряпкой и, взяв ведро с водой, прошла в комнату, обставленную побывавшей в употреблении мебелью с инвентарными номерами.
Здесь она принялась старательно протирать пол, сердито ворча:
- Ишь, богатеи нашлись, яйцами кормят, у самих-то - одни книжки да орден на мужике…
К 9 утра на трамваях с двумя пересадками полковник Трофимов добрался наконец до места службы - массивного официального здания одного из управлений Наркомата Обороны.
Именно в это время к зданию со всех сторон спешили командиры разного ранга. Здоровались друг с другом сдержанно и негромко, входили в подъезд под приземистой колоннадой. И Алексей вошел туда вместе со всеми.
У входа в широкое фойе стоял часовой, проверявший пропуска, а чуть подальше за отдельным столиком сидел дежурный.
Алексей предъявил пропуск, миновал часового, но дежурный негромко окликнул:
- Товарищ Трофимов! В двадцать восьмой просили зайти.
Он поднялся на второй этаж, по ковровой дорожке прошагал до указанного кабинета, постучал.
- Прошу! - глухо откликнулись изнутри.
Алексей вошел в кабинет:
- Товарищ комдив…
- Здорово, - пожилой комдив вылез из-за стола, пожал Алексею руку. - Слушай, я чего тебя вызвал? Я того тебя вызвал, что, понимаешь, отчет…
Сказав эти необязательные слова, он вдруг включил висевший на стене репродуктор на полную мощность. Громко ворвалась бравурная музыка.
Трофимов недоумевающе уставился на комдива. А тот, не глядя, вернулся к столу и что-то написал на листке блокнота. Потом поманил Алексея пальцем и им же ткнул в блокнот: "АРЕСТОВАН ИВАН ВАРАВВА".
Замер Алексей над этими тремя словами.
Комдив вырвал листок, достал спичку, сжег бумажку и пальцем растер пепел в прах…
И снова - трамваи, трамваи. Шумные, горластые, переполненные пассажирами. На сцепке по два, а то и по три вагона, и все двери нараспашку. И публика с непременными авоськами. Торчат из ячеек авосек морковки и огурцы, селедочные хвосты, зеленые перья лука. А колбаска завернута и - на самом дне. Ее берут понемногу, по сто - сто пятьдесят граммов. Детей побаловать.
Среди пассажиров - Алексей. Крепко сжатые челюсти, сухой, невидящий глаз: взгляд в себя, внутрь.
- Вы выходите, товарищ командир? Выходите, спрашиваю?
- Что? - очнулся Алексей. - Нет. Виноват.
- Не сходит, а середь прохода растопырился…
Притиснули к лавочкам. Прошли.
Раньше такой неприязни не было. Раньше - с улыбкой, с шуткой, с добрым словом обращались к человеку в военной форме. Теперь - совсем по-иному: военные-то, герои гражданской, защитнички, врагами народа оказались. Вон и по радио их в грязи полощут, и в газете "Правда" карикатуры. Кому верить?
"Кому верить?" - вопрос, безмолвно звучащий в каждом трамвае и в каждой душе.
Остановилась "шестерка": кольцо в Покровском-Стрешневе. Посыпался народ из вагонов.
"…Изверги в военной форме планировали убийство товарища Сталина и расчленение всего Советского Союза…" - гремело радио.
Алексей остановился у продуктового магазина, вынул из командирской сумки две толстые тетради, зажал их под мышкой и вошел в магазин.
Алексей с тетрадями под мышкой и заметно пополневшей командирской сумкой на боку шел по центральной дорожке.
Через парк, железнодорожные пути - в военный городок с орущим радио, неистребимой белизной общих сортиров и общих помоек.