- Брось, Грейс, все они очень приятные, - говорила Марта своим обычным назидательным тоном, так что сразу казалось, что быть "очень приятным" довольно нелепо, затем она гневно поднимала взгляд от своих ногтей, которые старательно покрывала лаком, и объясняла: - Просто он такой… такой маленький белый червяк. Сама разве не видишь?
- Совершенно не понимаю, как цвет его лица связан…
- Господи, да нет, ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Разве не видишь? А эти его дружки? Этот Эдди, и Марти, и Джордж - они же крысеныши… Вся эта мелкая жизнь маленьких клерков, мелкая крысиная возня… Пойми, они все на одно лицо. Эти люди - совершенно одинаковые. Они все время говорят одно и то же: "Эй, как там "Янкиз" сыграли?" или "Эй, как там "Джайантс" выступили?" - и живут они все у черта на куличках, где-нибудь в Саннисайде, или Вудхейвене, или в других жутких местах, и мамаши их расставляют на каминных полках этих ужасных фарфоровых слоников. - И Марта снова, хмурясь, склонялась над своим ногтями, давая понять, что разговор окончен.
Зима и осень прошли в постоянных метаниях. Некоторое время Грейс пыталась встречаться только с теми мужчинами, которых одобрила бы Марта. Они через слово говорили "забавно" и носили фланелевые костюмы с узкими плечами, как униформу; потом попробовала некоторое время вообще не встречаться с мужчинами. И даже устроила эту безумную выходку с мистером Этвудом на рождественской вечеринке. А Ральф все это время продолжал ей звонить, все время был где-то рядом, ждал, когда она примет решение. Однажды она даже взяла его с собой домой в Пенсильванию (взять туда Марту ей бы даже в голову не пришло), чтобы познакомить с родителями, но сдалась наконец только на пасхальной неделе.
Они пошли на танцы, это было где-то в Квинсе - очередной танцевальный вечер Американского легиона, Ральф с приятелями всегда ходили на такие мероприятия. Когда музыканты заиграли "Пасхальный парад", он прижал ее к себе и, едва продолжая двигаться в танце, запел - почти зашептал - ей на ухо нежным тенором. Грейс никак не ожидала от Ральфа ничего подобного - такого милого и нежного жеста, - и, хотя, скорее всего, решение выйти за него она приняла не тогда, впоследствии ей казалось, что она сделала это в тот самый момент. Ей всегда вспоминалось, что отбросила сомнения она именно в ту минуту, когда плыла в такт музыке, а сквозь ее волосы пробивался хриплый приглушенный голос Ральфа:
Мне повезет сегодня.
Пусть на тебя все смотрят:
Я самый гордый парень
На шествии пасхальном…
Тем же вечером Грейс сообщила новость Марте, и выражение лица подруги до сих пор маячило у нее перед глазами.
- Нет, Грейс, ты не можешь… ты это не серьезно. То есть, я думала, это все шутки… Ты же не собираешься в самом деле…
- Марта, заткнись! Просто заткнись!
Грейс проплакала всю ночь. Она до сих пор злилась на Марту - прямо сейчас, скользя невидящим взглядом по шеренге стеллажей с папками, которые выстроились вдоль стены. Порой на нее накатывал ужас при мысли, что, возможно, Марта права.
Откуда-то донеслось глупое хихиканье: Грейс с неприятным удивлением заметила, что две девицы, Ирен и Роуз, скалятся, выглядывая из-за своих пишущих машинок и указывая на нее пальцем.
- Мы все видели! - пропела Ирен. - Видели-видели! Что, Грейс, так и сохнешь по нему?
Грейс изобразила, как она сохнет: комическим жестом приподняла свои маленькие груди и усиленно заморгала. Девушки прыснули со смеху.
Усилием воли Грейс снова натянула на лицо открытую простодушную улыбку, приличествующую невесте. Нужно было собраться с мыслями и подумать о делах.
Завтра утром, "ни свет ни заря", как сказала бы ее мать, Грейс должна встретиться с Ральфом на Пенсильванском вокзале. Оттуда они поедут к ней домой. Приедут около часа, на станции их встретят родители. "Рад тебя видеть, Ральф!" - скажет отец, а мать, наверное, чмокнет его в щеку. Грейс наполнило теплое, домашнее чувство любви: уж они-то не назвали бы его "белым червяком"; у них не было никаких ожиданий относительно выпускников Принстонского университета, вообще "интересных" мужчин и прочих других, на которых зациклилась Марта. Потом отец, может быть, пригласит Ральфа куда-нибудь выпить пива, покажет ему бумажную фабрику, на которой работает (и, кстати, Ральф тоже не позволит себе никакого высокомерия в отношении человека, который работает на бумажной фабрике). Ну а вечером из Нью-Йорка приедут родные и друзья Ральфа.
Вечером у Грейс будет время, чтобы спокойно поболтать с мамой, а наутро, "ни свет ни заря" (когда она представила себе счастливую улыбку на простом мамином лице, в глазах сразу защипало), они начнут одеваться к венчанию. Затем церемония в церкви, затем прием (не напьется ли отец? не будет ли Мюриель Кетчел дуться, что ее не попросили быть подружкой невесты?) и, наконец, поезд в Атлантик-Сити и ночь в отеле. О том, что будет после отеля, Грейс не имела ни малейшего представления. Дверь за нею захлопнется, и наступит мертвая, нездешняя тишина, вывести из которой ее сможет один только Ральф, и больше никто.
- Ну что же, Грейс, - проговорил мистер Этвуд, - я хочу пожелать тебе всего наилучшего.
Он стоял возле ее рабочего стола, уже в шляпе и пальто, а со всех сторон доносился стук и скрип отодвигаемых стульев: значит, уже пять часов.
- Спасибо, мистер Этвуд.
Встав из-за стола, она вдруг обнаружила, что девушки дружно обступили ее со всех сторон, суматошно прощаясь.
- Огромного тебе счастья, Грейс!
- Грейс, пришлешь открыточку? Из Атлантик-Сити?
- Прощай, Грейс!
- Пока, Грейс, и слушай, всего тебе самого доброго!
Наконец она со всеми распрощалась, вышла из лифта, из здания - и поспешила по многолюдным улицам ко входу в метро.
Дома она застала Марту в дверях маленькой кухни. Подруга выглядела очень изысканно в новом пышном платье.
- Привет, Грейс! Тебя сегодня, наверное, живьем съели?
- Нет, что ты, - проговорила Грейс, - все вели себя очень… мило.
Она села, совершенно без сил; цветы и конфетницу положила тут же, на стол. И вдруг заметила, что в квартире очень чисто: пол выметен, пыль вытерта, - а на кухоньке явно готовится ужин.
- Ого! Вот это красота, - сказала она. - Зачем ты?
- Да ладно, все равно я сегодня рано пришла домой, - ответила Марта. Потом улыбнулась и вдруг как будто смутилась. Грейс редко доводилось видеть Марту смущенной. - Я просто подумала, что было бы неплохо, если бы здесь все выглядело прилично - для разнообразия. Все-таки Ральф ведь придет.
- Что ж, - проговорила Грейс, - это очень, очень мило с твоей стороны.
Тут Марта еще раз удивила подругу своим видом: теперь впечатление было такое, что ей неловко. Она вертела в руках жирную кухонную лопатку, стараясь при этом не запачкать платье и внимательно ее рассматривая, будто собираясь начать какой-то трудный разговор.
- Слушай, Грейс, - решилась она наконец, - ты ведь понимаешь, почему я не могу прийти на свадьбу?
- Ну конечно, - ответила Грейс, хотя на самом деле не совсем понимала. Вроде как Марте нужно было съездить в Гарвард, чтобы попрощаться с братом, который уходит в армию, но эта история сразу прозвучала неправдоподобно.
- Просто мне бы очень не хотелось, чтобы ты думала, будто я… В общем, я очень рада, если ты действительно понимаешь. Но гораздо важнее другое.
- Что?
- В общем, мне очень жаль, что я говорила про Ральфа всякие гадости. Я не имела права так с тобой разговаривать. Он очень даже милый мальчик, и я… В общем, я просто хочу извиниться, вот и все.
С трудом сдерживая охватившие ее чувства благодарности и облегчения, Грейс проговорила:
- Ну что ты, Марта, ничего страшного, я…
- Еда горит! - И Марта метнулась на кухню. - Нет, вроде ничего! - крикнула она оттуда. - Есть можно.
Когда она стала накрывать на стол, к ней уже вернулось прежнее самообладание.
- Поем и побегу, - заявила она, садясь за ужин. - У меня поезд через сорок минут.
- А я думала, ты завтра поедешь.
- Я и собиралась, - подтвердила Марта, - но решила ехать сегодня. Дело в том, что… Знаешь, Грейс, у меня есть еще одна - если тебе не надоели мои извинения, - есть еще одна причина чувствовать себя виноватой: я ведь ни разу не дала вам с Ральфом возможности побыть здесь наедине. Так что сегодня я исчезаю. - Немного помявшись, она добавила: - Давай договоримся, это мой свадебный подарок.
Она улыбнулась, на сей раз уже не застенчиво, а в своей обычной манере: бросила быстрый многозначительный взгляд - и тут же загадочно отвела глаза. Отношение Грейс к этой улыбке, которую она давно мысленно именовала "изысканной", прошло в свое время стадии недоверия, замешательства, благоговения и старательного подражания.
- Что ж, очень мило с твоей стороны, - сказала Грейс, но на самом деле в тот момент так до конца и не поняла, о чем именно идет речь.
Лишь после того, как ужин был съеден, а посуда вымыта и Марта ушла на вокзал, окруженная вихрем косметики, багажных сумок и торопливых прощаний, - лишь после этого Грейс начала понемногу догадываться о смысле подарка.