Я кожей чувствовал, что кольцо сжимается. Приложив палец к губам, я показал деве в черном кудрявом парике на дверь. Мулатка оказалась на диво сообразительной и сказала на чистом польском: "Опасношьчь!" Она скинула парик и туфли, сунула их мне в руки и вскочила на подоконник, открыла фрамугу и юркнула наружу. Соцвыучка свежих детей западной демократии. Эх, не ценили вы нас! Что бы вы без кремлевской опеки делали сегодня?! Неблагодарные вместе с папой Валенсой! Я хотел последовать ее примеру. Но проем был для меня здесь слишком мал!
И опять мне повезло, в окно я увидел, как "мулатку" сграбастал какой-то амбал, который искал меня. Я ринулся в дверь с окошком, где полагалось быть служителям. Тут никого не было, вторая дверь соединяла каморку с мужским помещением. Я оказался в ловушке, потому на той стороне мордовороты раскидывали девок, искали меня.
Тут я заметил, что держу в руках парик и туфли. Мгновение потребовалось мне для того, чтобы скинуть брюки, затолкать их под майку и остаться в длинной к счастью тишотке. На голову я уже натащил парик, став похожим на черный одуванчик. Мои мокасы полетели в угол, я встал в лодки на шпильках, игнорируя ремешки. В таком виде, с голой "же" я выхилял в бабский рай. Обдолбанные чувихи уже визжали, нас всех вместе вытолкал парень в черных очках – что он в них мог видеть? Уж, точно, не меня!
Мне даже не потребовалось особенно малевать себе рожу отнятой на ходу у какой-то телки помадой.
В зале метались стрелы лазеров, шарили лампами и лапами братки из "Абдуллы", стоял визг и гремела музыка. Надо было быть идиотом, чтобы не воспользоваться. Я выскочил на улицу с размалеванной рожей, в лохмах и белой поддергушке, под которой брюки иммитировали бюст. Видел бы кто-нибудь меня! Но и остальные любители хип-хопа выглядели не лучше! Обдолбанные, обкуренные, разнюханные и просто пьяные малолетки ломили на прохожих, на таксистов и полицейских. Я сделал ноги вплоть до стоянки такси, которую засек раньше. Только плюхнувшись в машину, я перевел дух и выдохнул первое подходящее, что сумел вспомнить: "Плас Пигаль!"
Загадочного вида индус-водитель доставил меня на знаковую площадь.
Там, поглазев на крылья "Красной мельницы" в огнях, я опять переоделся в уборной-автомате, похожей на космический аппарат.
За чашкой кофе и рюмкой "Кампари" в подвальчике "Синияя Борода" я на "нервной почве" снял блондинку, по виду славянку, опять взял мотор и повелел уже солидно везти себя на "рю Пуанкаре". Я решил, что оттуда добреду пешком, а водителю знать, где я обитаю, ни к чему. Я был буквально набит деньгами! "Сладкая месть"! Отныне и присно!
Через полчаса мы входили в мой номер, закупив в лавке внизу бутылку самого дорого красного. Хозяйка живо напоминала мне ту, давнюю, которая вырвала много лет назад у меня вино, заменив его самым дешевым – я ей высыпал тогда всю мелочь, на хорошее не хватило чепухи. Она, помню, швырнула мне медяки, ткнув пальцем в ряд алжирской дешевки на полке. "Мерси, мадам! Правильно я тебя утром нагрел на пузырь!" "Мамзель" опять кривила рожу, я для нее словно не существовал.
Смерть – не то ли это то самое? Исчезнуть, не исчезая? То-то и оно, что не то. Там не будет "мамзелей", а я, похоже, буду. Разница, что и говорить!
О, какое это было после всего блаженство! Я вспомнил, что и тогда радовался. Даже когда крутил телефон Феликса.
Я вспомнил, как унижался тогда перед "другом юности" Феликсом и его сыном, когда просил "подъехать и привезти тыщ хотя бы пять"! Они из-за потерянной сотни падали в обморок, а я, не зная котировок, весело трендил про тысячи! Какая тут "дружба с юных лет"! Ну, и смешон я был тогда! И все лез из памяти тот Монтан по телевизору! Вот и сейчас говорили о возможности эксгумации его тела. И шли кадры: то похороны, то песни, то женщины с ним в обнимку. Тоже знак – все повторяется, но с обратным знаком. Был жив – стал мертв. Потом тебя откопают и эксгумируют, или клонируют…
Все равно мне было хорошо. И тогда и сейчас. Неужели дело в маленьких таблетках, которые мне все-таки подсыпали? А может быть, все дело в непонимании, что жизнь сама по себе наркотик, только мы сами ломаем себе кайф!?
"Да пошло оно все!"
Девица куда-то выходила, взяв у меня полсотни гринов и какие-то франки.
Я кайфовал перед телевизором, мне было до лампады: "Сбежит – не сбежит?"
Она не сбежала. Мы пили красное вино, я из озорства надел опять парик. Она пьяно смеялась, что-то мяукала. Потом разделась и как-то быстро стала утомлять: "Тю э жанти!" "Же ву сире вотр кор!" "Анкор ин мо э тю сера кадавр!"
Мне все это начинало не нравиться, какое-то нехорошее предчувствие шевельнулось. Я не заметил, как она на меня нацепила парик и пыталась натащить еще что-то из своего хламья.
В таком виде меня и арестовала полиция. Они решили, что я еще и извращенец.
Впоследствии мне очень помогло это переодевание, я шел еще и как псих. Полиция к тому же опередила амбалов из "Абдуллы" на каких-то полчаса. Те вычислили меня, но опоздали! Хорош бы я был в парике, майке и черных стрингах! Полиция спасла меня!
Безуха не приходит в малых дозах. Как и невезуха. Хотя причина ареста была в другом: девочка отстегнула портье внизу за визит к постояльцу некую сумму. При этом пыталась разменять крупную купюру, а та оказалась фальшивой. Под стойкой стоял светодетектор. Портье позвонил в полицию, там как раз сбились с ног, выслеживая банду фальшивомонетчиков. Примчались потому со свистом.
Среди денег в моем бумажнике при обыске тоже оказалось несколько фальшивых купюр.
Мне нашли по закону адвоката и переводчика, но я все никак не мог решить, кого мне закладывать? Ведь деньги были у меня из двух источников! Сдать легавым "любителя Шекспира", который ко мне приходил в отель, или слить содержателей вертепа "Абдулла"? Все они "стоили мессы", только заупокойной – нечего и говорить! – хотя с ними со всеми и завязываться было опасно. Амбалы из "Абдуллы" могли просто прибить. "Шекспировед" выводил на мою московскую француженку, а это было чревато высылкой и судом уже "там"! Так что я сдал всю бригаду из стриптиз-бара.
Меня охраняли, я получил срок чуть не шесть лет за соучастие, но срок заменили на спецпсихбольницу. Парик, наркота в крови при анализе и черное белье сыграли свою роль. Конечно, если забыть, что при мне обнаружили тысяч сто бабла. Я сообразил сразу зарядить, кого надо, и не терпел большого лиха в казенном "отеле". Когда прижмет, быстро учишься. Дикость моей истории, помимо всего, наводила на мысли о бредовом психозе.
Вначале, правда, "коллеги" меня решили "опустить" – тюремные нравы всюду схожи – и чуть не убили, потом разобрались, что я кусаюсь, да еще при бабках. На некоторое время отстали. Потом что-то произошло, отношение резко переменилось, я оказался чуть не в санатории.
Мне дали понять, что урыли бы и тут, если бы кто-то не хлопотал за меня на воле. Позже выяснилось, что так оно и было. Загадочные доброжелатели имели отношение к международному синдикату.
Пока же уголовники учили меня фене на трех языках и умению косить под свихнувшегося от кумарни. На все вместе ушло не помню сколько времени.
Не без помощи сокамерников я повредил голову, это облегчило мне замену тюряги больницей. Тогда что-то и стало с моей памятью, я думаю.
Лежа уже в психушке, под семью замками, я со дня на день ожидал, что меня приедут навестить убийцы по наводке громил из стриптиз-бара, тоже парившихся где-то на нарах. Напрасно боялся, им с моей уже подачи закатали на всю катушку – там были и наркотики, и много чего! Я просто случайно их подставил. Они не успели подготовиться. Фальшивых денег у них было не больше, чем в любом злачном месте, где оттягивается жулье. Я дал формальную зацепку, их и раскрутили. Я сбил с толку этих братков, они никак не ожидали, что налетят на "русскую мафию" – у страха глаза с жернова.
Уже через неделю навестить меня приехал тот тип, что взял у меня диск с Чайковским. Человек со шрамом, та самая "заячья губа", или "волчья пасть", как я его назвал позже. Судя по тому, что он преодолел все препоны на пути в закрытое учреждение и принес, кроме икры, салями и других деликатесов, запрещенных для передачи, еще и вина и виски чуть не столетней выдержки, он принадлежал к серьезной организации.
Он говорил на смеси русского, немецкого и английского – знакомая, повторю, для меня смесь.
– Не отравлено? – спросил я его, кивая на роскошную передачу.
– Не валяйте дурака, – поморщился он. – Мы вас вытащим, дайте делам успокоиться.
Он скупо пояснил мне, что ни "шекспироведы", ни деятели из "Абдуллы" понятия не имеют, за что я тут сижу. Фальшивомонетчиков не было ни среди тех, ни среди других. Ко мне фальшивые деньги попали случайно и по ошибке – вероятно, они были среди купюр, которыми мне дали сдачу в баре дискотеки.
– Так какого черта я еще жив? И за что я сижу? И за что мне вот эти подарки? – я ткнул ногой пакеты на полу.
– Значит, заслужил. Заслужил бы пулю – получил бы пулю.
Из того, что я вытянул из него, следовало, что на диске, который я провез через таможню вместе с курицей, вместо "Лебединого озера" была записана зашифрованная программа для множительной машины, которую разработали компьютерщики из России.
– Черт! Как она туда попала? Эта стерва была с вами в сговоре?
– Не ваша забота! Пока вы трахались, наш человек подменил бессмертное творение Петра Ильича на другую "музыку" … Хорошо, что вы подстраховались и подменили диск!
Вон как! А я-то думал, что маскирую свою вполне невинную контрабанду!
– Если бы не ваша находчивость, опять был бы капут операции! Вы – хаммер! Гут.
– "Молоток"! Понял вас.
"И кто бы мог подумать? Действительно, молоток!"