- Я думаю, мы должны приглашать ко двору интересных людей.
- Но люди, которые нас окружают, и есть наш двор.
- В Розенау мы приглашали писателей, ученых, художников…
- Мне такие люди не нравятся. Они говорят о том, чего я не понимаю.
- Ты можешь научиться и найдешь их очень интересными.
- В Розенау очень небольшой двор, это совсем другое дело.
- Твой дядя Георг IV приглашал таких людей.
- Его считали очень вульгарным. Он был непопулярен, ты знаешь.
- У него, должно быть, собирались очень интересные люди.
- А мне казалось, что ты счастлив. Он нежно поцеловал мне руку.
- Моя маленькая, ты - прелесть, но мне просто не хватает других занятий.
- Милый Альберт, как тебе может чего-нибудь не хватать?
- Видишь ли, у тебя твоя работа, бумаги, беседы с премьер-министром. А я… я просто так. Я бы хотел помогать тебе.
- О как ты добр! Но ты же знаешь, сколько обязанностей у королевы - мне приходится обсуждать государственные дела, принимать решения, подписывать различные документы.
- Я хочу, чтобы ты поняла - я здесь, чтобы помогать тебе.
- Милый Альберт!
Я подумала, что у него действительно нет никаких обязанностей, а Альберт был не из таких людей, кто жил только развлекаясь.
Приехал лорд Мельбурн и привез мне на подпись бумаги. Мне пришла одна мысль, и я позвала Альберта. - Дорогой, - сказала я. - У меня есть работа. Ты мне не поможешь?
- С огромным удовольствием, - отвечал он с просветлевшим лицом.
- Вот и чудесно. Пойдем в кабинет. Он сел рядом со мной.
- Что это за бумаги? - спросил он, взяв их. Я осторожно забрала документы из его рук.
- Их принесли мне на подпись.
- О да, я понимаю. Но каково их содержание?
- Я обсудила все с лордом Мельбурном. Мне осталось их только подписать. Протянув ему промокательную бумагу, я сказала:
- Вот, мой милый, я буду подписывать, а ты промокать.
Я поставила свою подпись и пододвинула лист Альберту. Я не могла понять выражения его лица, но мне показалось, что в нем было заметно некоторое раздражение, которое он тщательно сдерживал.
Вскоре я стала чувствовать себя плохо, меня тошнило, особенно по утрам. Лецен наблюдала за мной с понимающим видом.
- Может ли это быть? - сказала она. - Так скоро? Мне пришла в голову мысль, от которой я пришла в ужас, - я беременна. Пожалуй, этот страх можно объяснить тем, что тогда материнские чувства не были мне свойственны, и перспектива иметь детей испугала меня. Я думала больше о предстоящих мне испытаниях, чем о результате. Я любила детей, когда с ними можно было разговаривать, но к младенцам у меня никаких чувств не было.
Разумеется, я понимала, что должна исполнить и этот долг королевы - иметь детей. Но мне не хотелось думать об этом… во всяком случае пока.
Я никогда не забывала принцессу Шарлотту, так влюбленную в дорогого дядю Леопольда, - она умерла от родов.
Очень многие умирали от родов. Некоторых из придворных дам я знала… Они были молодые, здоровые… и вдруг умерли. Я постоянно об этом думала и как-то сказала Лецен. Та меня успокоила.
- Мы позаботимся о вас теперь, - сказала Лецен, - а что говорит принц?
- Я ему еще не сказала.
- Значит, я первая об этом узнала, - сказала Лецен с довольной улыбкой.
- Да, Лецен. Вы первая.
- Когда вы скажете принцу?
- Я скажу ему, как только увижу его. У нас не должно быть секретов друг от друга. Дядя Леопольд написал мне перед свадьбой: "Говорите друг другу все. А если поссоритесь, всегда миритесь до наступления ночи. Никогда не ложитесь спать, не помирившись". Это хороший совет, правда, Лецен?
- Вы должны держать руки и ноги в тепле, - сказала Лецен, не ответив на мой вопрос. - Вы же знаете, как вы мерзнете.
- Но не летом, моя милая Дэйзи.
Я знала, что она опять начнет суетиться, и мне это нравилось. Когда я сказала Альберту, он очень обрадовался.
- Когда? - спросил он.
- Я не знаю. К концу года. Наверное, в декабре. Он поцеловал мне руки.
- Ты как будто не очень довольна? - спросил он с изумлением.
- Я не думаю, что рождение ребенка очень приятное переживание.
- Подумай только, какая это радость… наш ребенок… твой и мой.
- Наш ребенок, - сказала я немного едко, - но рожать придется мне. - Меня несколько раздражило, что он забыл об опасности для меня.
- Моя маленькая женушка, - сказал он, целуя. - Тысячи женщин во всем мире рожают детей. Ты же не хочешь сказать, что королева боится того, что все остальные переносят спокойно? Я ответила, стараясь подавить вспышку раздражения:
- Лецен, невзирая на всю ее радость, очень обеспокоена. Я это заметила, хотя она, конечно, старалась мне этого не показать.
- Ты ей уже сказала?
- Да, конечно.
- Кому еще?
- Никому… пока.
- Значит, она узнала первой?
- Так случилось.
- Так случается постоянно.
- Конечно, она всегда при мне, и надеюсь, что и останется.
- Мы отвыкаем от старых слуг.
- Лецен не прислуга. Тебе придется понять это, Альберт.
- Мне придется?
- Да, придется. Он посмотрел на меня обиженно. Это начинало меня раздражать.
- Нужно сделать объявление, - сказал он.
- Еще слишком рано.
- Не думаю. Народу следует знать. Ребенок будет престолонаследником.
- Я сначала спрошу лорда Мельбурна.
- Значит, мое желание не имеет значения?
- Как ты можешь говорить так, Альберт?
- Лецен должна узнать первой, лорд Мельбурн должен решить, когда объявить об этом событии. Я вижу, что мои желания имеют мало значения.
Обычно, как это бывало в таких случаях, я бы обняла его и сказала, что его желания важнее всего, но я чувствовала себя плохо и знала, что в течение нескольких месяцев мне придется вынести немалые неудобства.
- Ты забываешь мое положение, Альберт, - сказала я холодно. - Ведь я королева.
- Я это хорошо знаю, - сказал Альберт уязвленным тоном. - Пожалуйста, не думай, что я могу когда-нибудь об этом забыть.
- Ну тогда все хорошо, - сказала я и вышла. Когда я рассказала лорду Мельбурну, он был глубоко тронут.
- Да благословит Бог ваше величество и младенца, - сказал он со слезами на глазах. Я рассказала ему о моих опасениях, и он все понял.
- Это вполне естественно, - сказал он, - но за вами будет самое лучшее наблюдение, и я думаю, добрая старая Лецен позаботится о вас, а ваше цветущее здоровье позволит вам все перенести благополучно. Это было то, что я хотела слышать.
- Никаких больше скачек по Виндзорскому лесу, - сказал он предостерегающе. - И только самые медленные танцы.
- Альберт говорит, что я слишком люблю поесть. Может быть, мне ограничить себя в еде?
- Но кормить-то теперь придется двоих. Представители ганноверской династии любили наслаждаться всеми радостями жизни - и еда была для них одной из этих радостей. Мы засмеялись, так приятно было его слушать.
- Вы думаете, следует сделать объявление? Лорд Мельбурн покачал головой:
- Лучше пусть новости просочатся сами собой. Народу это больше нравится. Беременна она или нет? Это возбуждает больший интерес, чем официальное заявление.
- Вы думаете, им это понравится?
- О да. Народ обожает различные события - свадьбы, коронации… прекрасно. Но рождение… детей… значительнее всего. Как славно, будут говорить в народе, наша дорогая королева такая же, как и мы.
- Вы не очень любите младенцев, лорд Мельбурн.
- Этого ребенка я полюблю. Это будет королевское дитя, ваше, мэм. Мне было намного легче говорить с лордом Мельбурном, чем с Альбертом.
Альберт очень сожалел, что расстроил меня, и был очень добр со мной, когда мы вновь увиделись. Я сказала ему, что лорд Мельбурн находит, что известие должно распространиться без официального объявления, и, хотя Альберт предпочел бы последнее, он больше об этом не упоминал. Мы были очень счастливы, и так как все были очень довольны известием о будущем ребенке, я старалась забыть ожидающие меня испытания и радоваться вместе со всеми.
Несмотря на то, что Альберт не хотел, чтобы Джордж Энсон выполнял роль и его секретаря, он с этим смирился, и, общаясь как бы вынужденно, они постепенно подружились. Джордж Энсон был одним из тех интеллектуалов, которых Альберт хотел пригласить ко двору, чтобы оживить и разнообразить наши вечера. Так как Энсон очень уважал Альберта - что было вполне понятно, - они проводили много времени вместе. К ним часто присоединялся барон Штокмар, и они втроем обсуждали государственные дела, так как Альберт очень интересовался политикой. Я была поражена, обнаружив, как хорошо Альберт разбирался в ней и в делах управления страной.
Однажды мы сидели за чаем - я очень любила эти спокойные моменты - просто как муж и жена, что было очень приятно и уютно. В таких случаях я отпускала прислугу и разливала чай сама, с удовольствием ухаживая за Альбертом. Альберт занимал меня, увлекательно о чем-то рассказывая, улыбаясь своей прелестной улыбкой, а я слушала и восхищалась им, думая, насколько он хорош собой. Меня раздражало, что в газетах его называли "миловидным" и намекали, что его наружность не соответствовала идеалу мужественной английской красоты. Несомненно, он выглядел мужественным! Люди просто завидовали.
Я не помню, как разговор перешел на моих министров, так как говорили мы совершенно о другом: я хотела, чтобы Альберт помог мне выбрать материю для бального платья. У него был такой изысканный вкус - тоньше, чем у меня, - мне нравилось выслушивать его мнение и с удовольствием принимать его предложения.