* * *
Еврейская корчма по слонимской дороге выглядела, как и любая другая еврейская придорожная корчма: большая покосившаяся изба, при ней конюшня, хлев и поварня. За печкой ютилась семья корчмаря Янкеля, большая столовая зала с подслеповатыми окошками разделена была трактирной стойкой.
За стойкой суетился сам Янкель, разливая мужикам водку прямо из бочонка с краником и нарезая на закуску домашние колбасы и львовские рубцы. К каждой закуске полагался, само собой, и соленый огурчик. Правда, многие пьяные посетители корчмы обходились и без закуски: сивушную водку простодушно занюхивали рукавом.
Впрочем, когда в корчму заглядывала публика почище, догадливый Янкель доставал из-под стойки заветный штофик с очищенной гданьской водкой, а его женка подавала яичницу с ветчиной. Правда, иные дорожные гости, как, к примеру, сидевший сейчас в углу белокурый великан, даже пронырливого Янкеля ставили в тупик. По виду и одет мужиком, и говор местный, а, поди же, потребовал гданьской водки и заказал и яичницу, и рубцы по-львовски. А когда стал расплачиваться, вынул такой тугой кошель, что зазвенели талеры. Все пьяницы в корчме сразу зашушукались, что неплохо бы отнять по дороге у этого мужика тугой господский кошель. И неизвестно, чем бы закончился трактирный расчетец, если бы замерзлые двери корчмы не распахнулись и на пороге не выросли здоровенные шведские жолнеры. Им-то Янкель, впрочем, не удивился: с тех пор как шведский король стал лагерем под Гродно, разъезды шведских рейтар замелькали на всех дорогах вокруг города. В свой черед стали нет-нет да и появляться и разъезды русских драгун из Слуцка и Минска, где стояли полки князя Меншикова.
И те и другие солдаты хватали без денег все, что хотели, и Янкель благословлял жену Сару, так умело запрятавшую под тряпьем потайной люк, ведущий в подвал, где корчмарь хранил самые дорогие припасы.
Незваных гостей Янкель поспешил угостить доброй чаркой отборного самогона, после чего с мороза жолнеры сразу размякли, подобрели и весело налегли на яичницу с колбасой. Однако жолнеры с порога, должно быть, приметили, как белокурый мужик-великан прячет за пазуху тугой кошель с талерами.
- Кто будет пан? - подступил к великану вислоусый рейтар из поляков-наемников. За долгие годы войны в Речи Посполитой, пока король Карл гонялся за королем Августом, многие шляхтичи охотно нанимались на шведскую службу, поскольку военная удача, а следовательно, и добыча была на стороне шведского короля. Ведь только из одного Львова шведская армия вывезла четыреста телег золота и серебра. Большая часть, само собой, досталась Королевской казне. Но и офицеры с солдатами внакладе не остались.
- Кто будет пан? - поляк-рейтар ухватился за отворот мужицкого затрапезного полушубка.
- Прошу пана, отпустите бедного холопа пана Радзивилла! - к общему удивлению, подобострастно заныл великан, на целую голову возвышавшийся над вислоусым шляхтичем.
- Спроси его, Янек, куда мужик путь держит? - сердито приказал вислоусому сержант-швед, командовавший разъездом.
- Ты едешь, конечно, к самому пану Радзивиллу? - не без ядовитости в голосе вопросил полячок.
- Да разве я смею предстать пред светлые очи самого князя Радзивилла! Нет, я спешу в Шилов к ключнику пана князя.
- Э, да не со Слонимской ли ярмарки ты едешь? - продолжал допрос вислоусый.
Петр Носов, поручик-семеновец, переодетый в мужицкое платье, понял, что проклятый поляк сразу приметил его тугой кошель! Ну и черт с ним, с кошелем! Зашитое в зипун письмо Репнина и Голицына было для семеновца куда важнее. И поручик снова рабски склонил голову:
- Так, пан рейтар. На ярмарке я продал пару добрых лошадок из конюшни самого пана Радзивилла!
- И много маешь пенезы? - хищно прищурился вислоусый.
- То не мои пенезы, пан жолнер, то талеры князя Радзивилла! - Произнося имя столь знатного, пана, поручик гордо задрал голову.
- А вот мы их сейчас пересчитаем! - с неожиданною ловкостью полячок засунул руку прямо за пазуху мужицкого зипуна. Но обнаружил там не кошель, а рукоять доброго седельного пистоля. - Э, да тут у тебя не пенезы, но и доброе приложение к ним! - нехорошо рассмеялся вислоусый. И, обернувшись к сержанту, стал объяснять, что мужик-то не простой, имеет к тому кошелю и доброе оружие, и что надобно мужика раздеть и обыскать.
По-шведски вислоусый говорил медленно, подбирая фразы, и, к несчастью для него, поручик Носов знал куда лучше шведскую речь. И прежде чем полячок закончил свой сказ, могучая длань Петра Носова так крепко опустилась на его голову, что он тут же упал замертво. А в руках поручика уже красовались два пистоля, и на каждого шведа пришлось по пуле. Семеновец стрелял отменно.
Оставив позади перепуганного корчмаря и его пьяниц, поручик выскочил из корчмы и наткнулся на шведа-коновода, на ходу вытаскивающего острый палаш. Но швед замешкался, и семеновец свалил его ударом рукоятки в висок.
Носов не стал забираться в свои мужицкие сани, а вскочил на добрую рейтарскую лошадь, трех других прихватил за поводья и вихрем помчался по слуцкой дороге.
К вечеру он был уже под Слуцком, где и встретил разъезд драгун Меншикова. А через день стоял уже в Минске перед самим царем и светлейшим, бережно передав царю письмо своих генералов.
Сообщение Репнина и Голицына, что провианта в осталось всего на две-три недели, горько поразило Петра I.
- Читай! - бросил он письмо Меншикову. - Скоро все войско в Гродно оголодает, а фельдмаршал Огильви хочет морить его голодом до первой травы!
- Ай-ай-ай! - акая по-московски, возмутился царский любимец. - А еще фельдмаршал! Да он летом всю армию шведам сдаст! Смотри, мин херц, что Аникита Иванович мне на обороте приписал! "Сей злыдень Огильви с московскими генералами никакого совета не держит, с королем Августом ведет тайную переписку, а во все стороны рассылает своих языков, а для чего, неведомо!" Да и Михайло Голицын добавляет: "Просим вашей милости о тайном великого государя указе, что нам делать, когда увидим, что противно интересу государственному Огильви поступает?"
- Будет сей указ! - сердито проворчал Петр и перевел взгляд на стоявшего у дверей поручика. - Молодец! Даже В мужицком зипуне, а все чувствуется гвардейская выправка! Как пробился из Гродно-то? - Царь подошел к Носову, строго посмотрев в глаза.
Но гвардеец не испугался, не отвел взгляда. Ответил честно, не таясь:
- На слуцкой дороге, государь, у шведов, почитай, и разъездов нет, на один только разъезд и нарвался!
- И как ты с тем разъездом совладал? - весело спросил Меншиков.
- Да так и совладал: двух из пистолей снял, а двух вот этим, - поручик повертел здоровенным кулаком. - свалил!
- Вот они, гвардионцы, все могут! - Петр с видимым восхищением обернулся к Меншикову. Потом спросил Носова: - Как там Михайло Голицын гвардией-то командует?
- В гвардии князя Михайлу любят, государь! - без колебаний ответил Носов. - Наш командир свое последнее отдаст, но солдат у него сыт, обут и здоров!
- Добре, тезка! Вот и поскачешь завтра к Голицыну, передашь господам генералам мой указ. Чаю, пробьешься? - Петр опять глянул Носову в глаза.
- Пробьюсь, государь! Ежели по левому брегу Немана скакать, там доселе шведов нет! - твердо сказал Носов.
- А сие дельно! - Петр быстро взглянул на Меншикова и весело рассмеялся: - Вот по тому берегу и надобно немедля провести ретираду всему войску! А ты, Данилыч, с драгунами от Бреста их отход прикроешь. Понял?
- Как не понять, государь, только ведь скоро по той же дороге и саксонский сикурс явится? - слукавил Данилыч.
- Не придет саксонец! Не будет нам никакого сикурса! Пока ты в Слуцке обретался, от короля Августа гонец прискакал. Привез недоброе. Саксонский фельдмаршал Шуленбург еще второго февраля наголову разбит Реншильдом под Фрауштадтом. Бежали все саксонские бездельники, а бригада наемников-французов вообще к шведам переметнулась!
- А наш-то вспомогательный корпус, мин херц? С ним что? - вырвалось у Меншикова.
- На них вся оборона под Фрауштадтом и держалась. А как бежали саксонцы, бросив пушки, шведы окружили остаток нашей пехоты и полонили. Ночью же пленных обнаготили, привязали спина к спине и перекололи штыками! Столь жестока судьба наших страдальцев! - глухо ответил Петр.
- Да сей Реншильд не полководец, а злодей-мясник! Ну, попадись он мне в поле! - Меншиков ухватился за эфес шпаги. А стоящий у порога Петр Носов подумал, что правильно он уложил тех четырех шведов в корчме.
- Вот так-то, камрады! Отныне война на одних нас обрушится! - задумчиво сказал Петр, а затем приказал Петру Носову: - Сегодня же скачи с моим письмом в Гродно. А ты, Данилыч, дай поручику эскадрон драгун для прикрытия. Пусть заодно проверит, появился ли швед на левом берегу Немана аль нет! - Потом положил руки на плечи Петра Носова и не приказал, а попросил: - Помни, тезка, в том письме план спасения всей нашей армии! За это письмо ты головой отвечаешь! А в Гродно фельдмаршалу Огильви, Репнину и Голицыну скажи, что план сей им мой последний указ, и быть по сему!
Через несколько дней Петр Носов стоял уже в Гродно перед господами генералами. Впрочем, и те стояли на вытяжку, словно услышав гневный царский оклик.
"По несчастливой баталии саксонской… выходить вам из Гродно не мешкая, сразу по вскрытии Немана и выступать с вечера, чтоб с ночи осталось боле времени для ретирады!" - приказывал Петр.
Репнин и Голицын сразу согласились с планом царя, и один только Огильви пытался еще упрямиться. "Я получил ваше письмо, - доносил он ему через своего лазутчика. - Все же лучше бы простоять здесь до лета. А впрочем, исполняю вашу волю и отступаю к Бресту". У Огильви не было боле главного довода: надежды на саксонский сикурс.