- Да, кажется, он так и написал: обвинил в гибели, - согласился Лисандр, подумал о чём-то и направился к корзине. - Обвинил в гибели, обвинил в гибели, - повторял он, словно вслушиваясь в эти слова, затем склонился над корзиной, взял верхний свиток, развернул его, подойдя к окну, и прочёл вслух: - "Названный Сократ, разговаривая со мной дерзко, обвинил тебя в гибели стратега Алкивиада, случившейся во Фригии от рук неизвестных".
- Вот и ответ, Лисандр, - сказал Сократ. - Обвинить в гибели и назвать убийцей - согласись, это не одно и то же.
- Да, это, пожалуй, не одно и то же. - Лисандр вернулся к корзине и бросил в неё письмо Крития. - Не одно и то же, но всё же тяжкое обвинение. Впрочем, я воин, как ты справедливо заметил, и виновен в гибели многих людей. Одних веду на бой, с другими вступаю в бой. Война - это гибель людей. По воле богов, разумеется. Боги играют в человеческие войны, как мы играем в бабки. Алкивиад был воином и погиб. Я тоже воин и тоже погибну. Смерть для нас - профессия, Сократ. Знал ли ты стратега Филокла, который убедил когда-то афинян, чтобы пленным спартанцам отрубали большой палец на правой руке? Так пленные спартанцы могли становиться гребцами, но не были в состоянии держать копьё.
- Да, я знал его, - ответил Сократ. - Но почему ты вспомнил о нём?
- Я взял его в плен при Эгоспотамах вместе с тремя тысячами афинян, которых спартанский Совет приговорил к смерти. И вот я спросил Филокла, какую казнь он пожелает избрать себе. Не отрубить ли и ему большой палец на правой руке? Филокл был воином и ответил с достоинством: "Я убил бы тебя, Лисандр, и ты убей меня". Он пошёл на казнь во главе своих воинов. Победители живут, пока они победители, Сократ. Побеждённые умирают. Таков закон войны. И правила игры, в которую играют боги. Алкивиад был воином и оказался побеждённым. Побеждённые умирают. И не имеет значения, как они умирают. Филокл это понимал. Понимал это и Алкивиад. Ты хочешь быть обвинителем, Сократ? Но где же судья, который решит наш спор? Судьи нет. И если ты тысячу раз скажешь: "Лисандр виновен в гибели Алкивиада", я тысячу раз отвечу: "Гибель побеждённых воинов - закон". И никто нас не рассудит. На Олимпе же будут лишь потешаться, глядя на нас. И вот что я тебе ещё скажу, Сократ: моей победой при Эгоспотамах в один час положен конец войне, которую вы, афиняне, называете Пелопоннесской и которая была самой долгой и самой жестокой из всех войн, бывших когда-либо на земле Эллады. На алтарь этой победы и наступившего ныне мира брошено больше жизней, чем за все предыдущие войны. На этом же алтаре и жизнь Алкивиада. Игра окончена. Боги довольны. Чего же ты ещё хочешь, Сократ? Также лечь жертвой на алтарь? Или положить на него мою жизнь? Но жертв довольно. И вот я думаю, что всю мою вину я искупил этой победой.
- Ты произнёс прекрасную речь, - сказал Сократ. - Ты одержал победу при Эгоспотамах, ты вошёл в Афины, ты отправил в сокровищницу Дельфийского храма богатые дары, в твою честь воздвигаются алтари и сочиняются гимны, словно ты Бог, а самосцы учредили праздник, который назвали Лисандриями. Боги благосклонны к тебе. Да и сам ты, как я уже сказал, почти Бог. Но, обретя такой дар, почему ты так жесток с людьми, Лисандр? Теперь нет войны, но ты убиваешь. Убиваешь всех, кто неугоден тебе, и всех, кто неугоден твоим друзьям. На какой алтарь ты швыряешь эти жизни? Жизнь Алкивиада - в их числе. Ты легко добился бы, чтобы наши олигархи объявили Алкивиада изгнанником, каким он уже, в сущности, и был. Твой союзник Фарнабаз никогда бы не дал Алкивиаду войско. Так он навеки затерялся бы в чужих землях, если бы Афины не позвали его обратно, ведь судьба переменчива. Но твой друг Критий попросил тебя убить Алкивиада, своего брата, и ты в угоду ему, завистнику и трусу, это сделал. Победив при Эгоспотамах, ты исполнил желание богов. Но, убив Алкивиада, ты исполнил желание ничтожества, Лисандр.
- Жаль, что здесь нет Крития. Он наверняка растерзал бы тебя, Сократ. Но скажи мне, сам ли Критий сказал тебе о том, что я убил Алкивиада по его желанию?
- Он не отрицал этого, - ответил Сократ.
- Ах, не отрицал! - возмутился Лисандр. - Ах, он не отрицал! Как это мудро и смело! Он выразил желание, а я убил! Он сказал, а я сделал! Так? - Лисандр остановился перед Сократом, и его рука снова легла на рукоять меча.
- Увы, - сказал Сократ. - Так и получилось.
- И кто же из нас более виноват? - Лисандр шумно вдохнул и выдохнул через нос. - Я или Критий?
- Дождевая капля упала на висящее яблоко, яблоко сорвалось с ветки и, падая, убило пчелу. Разве кто-нибудь станет утверждать, что капля убила пчелу? Все скажут, что пчелу убило яблоко, - ответил Сократ.
- А капля ни в чём не виновата?
- Если бы удалось доказать её намерения, - пожал плечами Сократ. - Боюсь, что о ней никто и не вспомнит. К тому же она исчезла...
- Поэтому Критий тебя отпустил? Его слова исчезли, как дождевая капля? Осталось только яблоко и убитая пчела?
- Ты сам это говоришь, Лисандр. Стоит ли мне переубеждать тебя в этом? Капля исчезла. Остались яблоко и пчела...
- Подожди, - сказал Лисандр. - Подожди, мудрец. Капля, кажется, не исчезла, - он отошёл к плетёной корзине и пнул её ногой. Корзина, вертясь, заскользила по полу и остановилась в двух шагах от Сократа. Лисандр подошёл к ней, вынул меч и принялся, поддевая его концом свитки, разбрасывать их по полу. Один из свитков угодил в жаровню с углями и загорелся.
- Не жалко? - спросил Сократ. - Не он ли та самая капля?
- Не он, - ответил Лисандр. - Вот! - На мече его повисла спираль из папирусной ленты. - Вот это и есть капля. Но нет моей скиталы, - он огляделся по сторонам. - Да, нет скиталы: все мои вещи уже на триере, и только этот мусор остался здесь. Жаль, что ты не можешь прочесть письмо Крития. Но ты можешь убедиться, что буквы написаны его рукой: ведь ты помнишь руку своего ученика, не правда ли? - Лисандр снял с меча папирусную ленту и протянул её Сократу. - Взгляни.
- Да, это рука Крития, - сказал Сократ, распрямив ленту. - Он отличный каллиграф. Но прочесть ничего нельзя - буквы не складываются в слова.
- А тебе очень нужно? - усмехнулся Лисандр, опуская меч в ножны.
Нс знаю. Но ты так старался - пинал корзину, ковырялся в ней мечом, потерял время, говорил, что найдёшь каплю, - и всё напрасно? Как это можно прочесть? - спросил Сократ, притворившись, что не знает секрета скиталы.
- Догадайся сам, - ответил Лисандр. - Ведь ты философ и, насколько мне известно, отмечен оракулом как самый мудрый человек Эллады. - В словах Лисандра язвительности было больше, чем отравы в змеином яде. - Постарайся, прочти.
- Ну что ж, - согласился Сократ. - Если боги помогут мне и если ты дашь мне время.
- Время я тебе дам, - ответил Лисандр. - А вот помогут ли тебе боги, это мы скоро узнаем. Оставайся здесь, - сказал он и, нагнувшись, собрал в корзину разбросанные но полу свитки. - А когда я вернусь, ты прочтёшь мне письмо Крития. Не пытайся бежать, - предупредил он. - Это бессмысленно. К тому же наш разговор не окончен. - Лисандр ушёл, унося с собой корзину.
Сократ вынул из-за пазухи похищенную им у Крития скиталу Лисандра и намотал на неё папирусную ленту.
"Критий - Лисандру, - прочёл он на скитале. - Власть Тридцати не может быть упрочена, пока жив Алкивиад, который склоняет на свою сторону Фарнабаза и собирает войско. Завоевания Спарты в той же мере остаются под угрозой. И потому разумно было бы избавиться от Алкивиада любым способом. Фарнабаз прислушается к твоему требованию, Лисандр. Медлить нельзя: к Алкивиаду сбегутся все наши враги. И потому прошу тебя: действуй".
Прочитав письмо трижды и убедившись в том, что он запомнил его слово в слово, Сократ снял со скиталы папирус и выбросил её за окно, рассудив, что она ему больше не понадобится, а способ, каким прочитано письмо, он продемонстрирует Лисандру на указательном пальце.
Лисандр вернулся в плаще и шлеме. Уставился на Сократа тяжёлым взглядом и спросил:
- Прочёл?
- Да, - ответил Сократ, наматывая папирусную лепту на указательный палец. - Боги помогли мне, Лисандр. Мой палец оказался не толще и не тоньше твоей скиталы. Смотри. - Он подошёл к Лисандру и показал ему, как сложились в слова буквы на папирусной ленте, намотанной на палец. Там были только начальные слова строк, так как вся лента на пальце не умещалась. Первое слово - имя Крития - читалось полностью.
- "Критий - Лисандру, - произнёс Сократ по памяти. - Власть Тридцати не может быть упрочена, пока жив Алкивиад..."
- Не может быть! - поразился Лисандр. - Ведь это же чудо, Сократ!
- Может быть, - сказал Сократ, возвращая Лисандру письмо Крития. - Но чуда нет. Есть игра случая. Ведь мы же не удивляемся, когда выигрываем в кости. Так и здесь. И если ты удовлетворён беседой со мной, позволь мне уйти. - Сократ сделал шаг вперёд, но Лисандр загородил ему дорогу.
- Уйти?! - сказал он. - И унести в своей голове такую тайну?
- Но я не могу уйти без головы, Лисандр, - ответил с улыбкой Сократ. - Во всяком случае, прежде это никому не удавалось. К тому же ты сам хотел убедить меня в том, что в гибели пчелы виновата дождевая капля.
- Конечно. И капля, и дождь вообще, и то, что яблоко было зрелым и едва удерживалось на ветке, и то, что пчела оказалась под яблоней. Время, Сократ, время! Было время дождей, время созревания яблок, время сонливости пчёл. А временем распоряжаются только боги. Разве не так, Сократ?
- Ты прав, Лисандр, - согласился Сократ. - Временем распоряжаются боги. И потому, очевидно, всё, что ни делается, происходит по воле богов.
Лисандр прошёлся по комнате, вернулся к Сократу и сказал, глядя ему в лицо: