Чувствуя озноб, он ушёл в спальню, где было теплее, чем в других комнатах дома. Потребовал принести жаровню с углями и, сидя возле неё, грея озябшие руки, впервые всерьёз задумался о том, какую судьбу он уготовил сыну, Периклу-младшему, предложив экклесии принять закон, по которому афинскими гражданами считались только те, чьи родители уже были афинскими гражданами и состояли в законном браке. Обстоятельства тогда были таковы, что закон этот необходимо было принять: случился неурожайный год, афинянам угрожал голод, из Египта было доставлено сорок тысяч медимнов пшеницы - подарок египетского царя, и эту пшеницу предстояло разделить между всеми афинскими гражданами. Многие афиняне, желая получить побольше пшеницы, стали вносить в списки прижившихся в их домах метэков, незаконнорождённых детей, рабов-вольноотпущенных. В суды хлынул поток доносов; бесконечные судебные разбирательства грозили парализовать всю общественную жизнь. Тогда-то Перикл и предложил экклесии новый закон о гражданстве. Закон оказался суровым: пять тысяч жителей не были признаны настоящими афинянами, часть из них бежала из города, остальные были проданы в рабство. Зато четырнадцать тысяч двести афинян получили законную долю пшеницы. По этому закону Перикл-младший не считался теперь гражданином Афин, поскольку был рождён в незаконном браке милетянкой. Не это ли было причиной того, что мойра Клото, прядущая нить и его судьбы, остановила на мгновение веретено и обронила ужасную мысль: "Афиняне убьют тебя"?
Так ли это на самом деле, знает один лишь Зевс Морий, но плохо уже то, что сын связал неожиданное и страшное пророчество со своим происхождением, по которому он не является гражданином Афин. Значит, необходимо это исправить, решил Перикл, и внести сына в списки фратрии, чтобы разорвать нелепую связь между пророчеством и гражданством. И тогда, возможно, само пророчество утратит всякий смысл.
- Сделай это для меня, Зевс, - произнёс вслух Перикл. - Прости мне мои прежние гордость и самомнение.
Он услышал за дверью голоса и вышел из спальни. Увидев одетых по-дорожному Софокла и Сократа, удивился их неожиданному появлению и спросил:
- С какой такой срочной вестью вы здесь и почему не дождались моего возвращения в Афины?
Сократ хотел было тут же ответить, но Перикл остановил его и увёл гостей в другую комнату.
- Твои церберы чуть не вытолкали нас за порог, - пожаловался на охрану Сократ. - Всё это было бы справедливо по отношению к другим, но по отношению к нам - ужасно.
- Я их накажу, - пообещал Перикл. - Но в другой раз они пропустят моих врагов.
- Не делай этого, - посмеиваясь, великодушно разрешил Периклу Сократ. - А похвали их за бдительность.
- Но тогда они и в следующий раз не пропустят тебя. Как быть? - подстроился под шутливый тон Сократа Перикл. - Неразрешимая задача!
- Неразрешимая задача становится разрешимой, когда о ней забывают. Забыть же легче всего после кружки доброго вина.
- Так и сделаем, - засмеялся Перикл.
Когда слуга принёс вино и еду, Сократ развязал свой дорожный мешок и вынул из него золотую кружку. Полюбовался ею, повертел так и сяк, наблюдая краем глаза за Периклом, постучал по донышку кружки ногтем и демонстративно поставил её перед собой.
- Что-то я не пойму, - сказал Перикл. - Золотая?!
- Чистое чеканное золото, - ответил Сократ.
- Т воя?
- Моя!
- И кто же тебе её подарил? - спросил Перикл.
- Так. - Сократ поудобнее устроился на скамье, как бы готовясь к длинной и приятной беседе. - Значит, ты считаешь, что эта кружка не всегда была моей, что, скорее всего, она мне недавно подарена. Почему?
- Потому что она стоит дороже, чем всё нажитое тобой и твоим покойным отцом имущество.
- Правильно. Но тогда скажи, кто же и по какому случаю мог мне её подарить.
- Например, твои подданные, поскольку ты лидийский царь.
- Прекрасно! - захохотал Сократ. - А поскольку я не лидийский царь и у меня пет подданных, которые могли бы преподнести мне такой дорогой подарок, остаётся предположить, что я эту кружку украл.
- Или нашёл.
- А поскольку такие дорогие находки случаются редко, то надёжнее всё-таки допустить, что я её украл.
- Допустим, - согласился Перикл.
- Если я её украл, то я не могу назвать её моей. Верно? И в то же время я сказал в самом начале разговора, что она моя. Что из этого следует? Софокл, помоги Периклу, а то ты, я вижу, сидишь совсем без дела. Итак, что следует из сказанного мною ранее? - обратился Сократ к Софоклу.
- Из сказанного тобою следует, - охотно включился в игру Софокл, - что ты либо лжец и вор, потому что назвал украденную кружку твоей, либо ты просто лжец, так как кружка не принадлежит тебе, а вручена кем-то на хранение, во временное пользование или для передачи кому-то другому.
- Стало быть, я в любом случае лжец?
- Несомненно, - подтвердил свой вывод Софокл.
- И ты так считаешь? - спросил Сократ Перикла.
- Но ведь это всего лишь справедливый вывод из сказанного тобою же, - ушёл от прямого ответа Перикл: ему не хотелось даже в игре оскорблять Сократа.
Сократ поблагодарил его за тактичный ответ и задал другой вопрос:
- А может ли лжец сказать правду?
- Может. Если в нём заговорит совесть.
- А совесть - это пробуждение Бога в душе?
- Да, - согласился Перикл. - Это пробуждение Бога в душе.
- Так давайте за это и выпьем! - предложил Сократ.
Перикл, которому пить не хотелось, всё же пригубил килик с вином, дождался, когда Сократ осушил золотую кружку, и спросил, разглядывая чеканку на ней:
- Так чья же она?
- Прости мне мою болтовню, - сказал Сократ. - Но зато какой удачный получился тост - за пробуждение Бога в душе. Сразу и за богов, и за нас. А что касается кружки, то ведь ты должен помнить её: эту кружку вручила мне Аспазия в качестве дара для Дельфийского храма, куда мы, я и Софокл, посланы Аспазией за оракулом.
- Хорошо, когда есть оракул, - сказал Перикл, выслушав рассказ Сократа о том, по какой причине и за каким оракулом он и Софокл намереваются отправиться в Дельфы. - Но ещё лучше самому предвидеть, кто победит в предстоящей войне. Все здравые расчёты говорят о том, что победим мы, афиняне. Мы богаче Спарты, мы очень богаты. Мы сильнее, мы очень сильны. Мы выше духом, мы превзошли спартанцев учёностью. Наше государство совершенно, мы свободны в нашем государстве - а это ценность, за которую каждый афинянин будет драться до последней капли крови. Афины прекрасны и любимы всем миром. Только из этого можно заключить, что боги Олимпа благосклонны к нам, что в любом столкновении они примут нашу сторону. И вот всего, чем мы обладаем с избытком, лишена или почти лишена Спарта. Пелопоннесцы бедны - денег у них нет ни в казне, ни в частных руках. Каждый спартанец отлично владеет оружием, вместе они без труда могут выиграть кратковременную битву, по длительную войну они вести не могут: во-первых, потому, что у них нет на это средств; во-вторых, пелопоннесцы - земледельцы, живут за счёт скудных доходов земледельческого труда и по этой причине не могут надолго оставить свои земельные наделы, иначе они останутся без всяких средств к существованию. Конечно, в случае нужды они могут разорить сокровищницы Олимпии и Дельф, чтобы нанять иноземных воинов и моряков. Но и этих денег им хватит лишь на несколько дней войны. У пелопоннесцев нет флота, который смог бы противостоять нашему могучему флоту, способному в течение нескольких дней заблокировать все прибрежные пелопоннесские города. Они нападут на нас с суши, а мы ударим по ним с моря. Афины отлично укреплены, и никакая пелопоннесская армия не возьмёт их штурмом. Но если даже возьмёт, мы потеряем лишь наш прекрасный город, а не всё государство, потому что у нас есть ещё много земли на материке и островах. Пелопоннесцы же, потеряв свои земли, потеряют всё. Укрепившись на островах и имея могучий флот, мы вернёмся, как это уже было после войны с мидянами... - Перикл замолчал, сам налил вина в давно опустевшие кружки Сократа и Софокла, поднял свой килик и сказал: - За наше могущество!
- За нашу победу! - поднял золотую кружку Сократ.
- За долгий и прочный мир! - произнёс Софокл и поднял свою большую керамическую кружку обеими руками.
- И вот мой план, - продолжил Перикл, когда они выпили. - Не начинать войну первыми, чтобы наша победа стала для пелопоннесцев также и наказанием за их самонадеянность и безрассудство. Не вступать в большие сражения с армией пелопоннесцев на суше, всем уйти за крепостные стены Афин и Пирея и бить по пелопоннесцам с моря. Конечно, мы многое потеряем: пелопоннесцы разорят все наши имения на равнинах - мы не успеем посеять, если война начнётся весной, не соберём урожай хлеба, овощей и фруктов, если война продлится до поздней осени. Но морские пути останутся для нас открытыми, мы привезём всё необходимое с островов. Средства и силы пелопоннесцев в конце концов истощатся, и они вернутся домой. Не будет ни больших сражений, ни больших жертв. Мы добудем победу умом и терпением.