Иногда киберхиппи в поисках кайфа увлекаются многочисленными "майндлабами", "иннерквестами", "альфапейсерами", "синхро-энерджайзерами" и другими "машинами для расширения сознания". Это устройства со специальными наушниками и очками, которые могут посылать стробоскопические импульсы к глазам пользователя и синхронно проецировать звуковые образы, а в некоторых случаях производить легкую мозговую стимуляцию. Сторонники этих устройств утверждают, что они помогают войти в состояние некоего транса, которому сопутствует глубокая релаксация, яркие видения и повышенная восприимчивость к самогипнозу.
Иногда, чтобы улучшить свою мозговую деятельность, киберхиппи прибегает к помощи smart drugs - пирацетама, вазопрессина и других стимуляторов центральной нервной системы и умственной деятельности, которые якобы усиливают производство в организме химических веществ, связанных с памятью, или ускоряют информационный обмен в синаптической структуре мозга.
Главное отличие киберкультуры 1990-х от психоделической культуры 1960-х состоит в ее исступленном преклонении перед техникой. Журнал Time в 1993 году посвятил этому явлению свою передовицу. Автор статьи, Филипп Элмер-Дьюитт, утверждает, что "движущая сила киберделии - это молодежь, пытающаяся придумать движение, которое она могла бы назвать своим. По словам Говарда Рейнгольда, новое поколение "устало от всех этих старых перцев, твердящих о том, какими крутыми были шестидесятые". У него есть свои недостатки, но оно сумело найти способ жить с техникой, стать с ней на "ты", чего никогда не удавалось сделать хиппи с их лозунгом "назад к земле". Точно также Брюс Стерлинг в своем вступлении к "Очкам-зеркалкам" - антологии киберпанка 1986-го года, после появления которой научная фантастика стала мейнстримом,- утверждал, что киберпанк знаменует собой "новый союз, слияние техники и контркультуры 1980-х". По сравнению с ней культура 1960-х была "деревенской, идеализированной, антинаучной и антитехнической".
Хайтечные субкультуры - как киберделические, так и киберпанковские - настаивают на своем упрощенном понимании контркультуры 1960-х. Причем настолько, что даже в их определении самих себя присутствует противопоставление "нации Вудстока". Так или иначе в повсеместном отказе от контркультуры 1960-х как от "возвращения к природе, которое закончилось катастрофой", как пишет Камилла Палья, имеется более чем одна крупица истины. Хиппи унаследовали мечты Блейка о возвращении в Эдем и идею Эммерсона о трансцендентном слиянии человека с Природой в исполнении поэтов-битников - Гэри Снайдера, призывавшего возвратиться к свои корням, к земле, и Аллена Гинзберга, создавшего в своем "Вопле" демонизированный образ Америки в виде эдакого индустриального Молоха, "чей разум полностью механизирован". Из этих интеллектуальных течений родилась антитехническая утопия деревенской коммуны. "Хипповские ценности неизбежно привели истинных приверженцев этого движения к жизни на природе",- пишут социологи Джейн и Майкл Стерны в своей книге "Люди шестидесятых": "И хотя хиппи в большинстве своем были белыми, они смаковали свой романтический имидж "новых краснокожих", живущих в гармонии со Вселенной и борющихся с испорченным обществом белых людей - обществом жадности, войны и загрязнения окружающей среды".
Несмотря на это, контркультура 1960-х все же несет на себе отпечаток технотронной эры Збигнева Бжезинского. По словам Стерлинга, "это не контркультура Матери Земли подарила нам диэтиламид лизергиновой кислоты, а лаборатория Sandoz". Значки со слоганом E. I. Du Pont "Лучшие вещи для лучшей жизни благодаря химии" повесили себе на грудь любители ЛСД. В то же время, как отмечает в своей книге "Формирование контркультуры" Теодор Розак, вера Тимоти Лири в то, что ключ к космическому сознанию и быстрым социальным переменам может скрываться в химическом препарате, рождается из сугубо американской веры в технику. В этом смысле, считает он, рекламный слоган Du Pont на хипповском значке
не был использован иронически. Тот, кто его носил, воспринимал его точно также, как и компания Du Pont. Американец, гоняющийся за техническими новинками, всегда подвергался насмешкам из-за своей веры в то, что техника может решить любые жизненные проблемы. Потребовался великий психоделический крестовый поход, чтобы абсурдность этой идеи была доведена до предела и было провозглашено, что наше спасение и социальная революция могут содержаться в обычной таблетке.
Исконно хипповский опыт - вовсе не пляски нагишом на поляне среди ромашек, но наркотический трип на рок-концерте. Психоделическое звуко- и светошоу было как техническим, так и дионисийским ритуалом: от забойного звукового оформления до видеоэффектов, создаваемых с помощью фильмов, слайдов, стробоскопов и диапроекторов, и ЛСД, под знаком которого проходил весь этот опыт.
Рождающаяся компьютерная культура 1960-х уже тогда частично пересекалась с контркультурой. "Студенты поголовно записывались на компьютерные курсы, хотя о том, чтобы иметь дома свой компьютер, большинство из них не могло даже и мечтать",- пишут авторы "Антологии 60-х". Каким-то неясным, пророческим образом один из персонажей тусовки хипов-отморозков Кена Кизи "Веселые Проказники" оказался не так далек от богемного технаря Стерлинга. Речь идет о программисте по имени Пол Фростер, чья жизнь "состояла из сменяющих друг друга периодов нормальной, добросовестной работой с компьютерами", во время которых он носил галстук и костюм, и более длительных периодов существования с Проказниками, в течение которых он носил самодельную психоделическую куртку, усеянную "многочисленными слоями лент, эмблем, отражателей и знаков различия".
Точно также инженер-электронщик и компьютерный хакер Ли Фельзенштейн "балансировал между двумя на первый взгляд несовместимыми занятиями - активной политической деятельностью и жизнью технаря-отшельника", пишет Стивен Леви в книге "Хакеры: Герои компьютерной революции". Увлекаясь политическим радикализмом, выросшим из движения за свободу слова в Беркли, он при этом обожал электронику, к которой радикалы в те времена относились с большим подозрением. Ли Фельзенштейн изо всех сил пытался примирить оба своих пристрастия. В 1973 году он и еще один хакер-активист, Ефрем Липкин, создали в районе Залива [Сан-Франциско] электронную доску объявлений Community Memory. Созданная для обмена информацией,- а альтернативная компьютерная сеть по своей природе могла его обеспечить,- Community Memory была доступна всем желающим через два общих терминала. "С возникновением практической компьютерной услуги, позволявшей людям общаться друг с другом, появилась живая метафора, живое свидетельство того, что компьютерные технологии могут быть использованы как средство партизанской войны людей против бюрократов".