В "Киберии" мы находим много тому подтверждений. Рашкоффские сенсационные заявления о том, что киберийский видеоарт, в котором бомбардировки во время войны в Персидском заливе воспринимаются лишь как еще один спецэффект, комбинируются с "виртуальными сценками и даже старомодными комедиями положений". Одной из поклонниц Mondo, съевшей кислоту перед тем, как сделать аборт, рукоплескали за ее "решимость пережить и понять ее путешествие во времени". Бездомные "люди-кроты", которые якобы обитают в "заброшенных туннелях нью-йоркского метро" идеализируются и превращаются в "киберийский идеал" повстанческой субкультуры, укрывающейся в трещинах правящего режима. А бомж, волокущий картонную коробку, делает это не ради того, чтобы найти укрытие, но чтобы бросить вызов обществу и стать "социальным хакером".
Наивные, своекорыстные заявления вроде перечисленных выше,- общее место для киберийцев. Их сладкоголосое воспевание технофилии 1990-х и трансцендентализма 1960-х соблазняет общественное сознание мечтой о некоем deus ex machina, который явится в конце века, когда срочно потребуются практические решения. Киберийский люк в другой мир примеряет разные личины. В том числе, мечты об объединении человечества в единое коллективное сознание, техноязыческой способности выдумывать "спроектированную реальность" с помощью разумного применения знания о том, что "мы избрали нашу реальность сами" или идеи "хаотического аттрактора в конце времен".
На самом деле киберделическая риторика представляет собой то, что литературный критик Уолтер Кирн называл "извержением хайтечного милленаризма - эдаким шизоидным прорывом на исходе века, вызванным слишком долгим сидением перед экраном". По иронии судьбы Кирн является своего рода учителем Рашкоффа, который говорит ему "спасибо" в специальном разделе своей "Киберии". Рашкофф и его собратья киберийцы поступили бы верно, если бы прислушались к предостережению Кирна, который писал:
что киберийцам действительно было суждено вынести из их рискованного увлечения чисто электронным сознанием - так это понимание того, что последний отрыв не означает свободы, бегство не заменяет освобождения, а исступление не равнозначно счастью. Светозвуковое шоу на исходе времени, о котором так мечтали эти "включившиеся, загрузившиеся и отъехавшие" компьютерные фанаты, как видно, граничит с разочарованием.
Deus ex machina: техноязычество
Любая достаточно продвинутая технология неотличима от магии/
Артур Кларк, писатель-фантаст
Когда магия становится научным фактом, мы опираемся на нее, как на медицину или астрономию.
Антон ЛаВей, оккультист
В киберделии широко распространено техноязычество. Оно не только характеризует технотрансцендентализм Mondo 2000 и рашкоффских киберийцев, но и имеет кое-какие свои идеи, помимо мечты о дизайне реальности или о скорости освобождения.
Техноязычество можно в двух словах определить как слияние неоязычества (широкий термин для многочисленных современных политеистических религий) с философией нью-эйджа с ее цифровой техникой и неформальной компьютерной культурой. Исследователь киберкультуры и "давний участник-обозреватель языческой общины" Эрик Дэвис определяет техноязычников как "небольшую, но жизнеспособную субкультуру цифровых спецов, которые одной ногой стоят в зарождающейся техносфере, а другой - в диком, стихийном мире язычества". По его оценкам, в США сегодня проживает от 100 до 300 тысяч неоязычников, подавляющее большинство которых - это представители богемы или белого среднего класса.
С точки зрения психологии техноязычество есть ни что иное, как попытка подойти к экзистенциальным границам, исходя из тех философских перемен, которые достигнуты наукой двадцатого столетия. С точки зрения философии оно демонстрирует всеобщее стремление оспорить научные авторитеты, "объективное" единомыслие которых является в нашей культуре окончательным и неопровержимым приговором тому, что является истинным, а что - нет, хотя большинство из нас обязано принимать такие утверждения на веру. И наконец, оно свидетельствует о широко распространенном желании найти для божественного место в нашем становящимся все более светским технологическом обществе.
Начиная с эпохи Просвещения до настоящего времени творящий разум, вооруженный научным методом, систематически развенчивал религиозные мировоззрения, заменяя их космологией науки. После повсеместного распространения рационализма и материализма те, кто чувствовал явную нехватку Духовного, выбрали - сознательно или нет - стратегию узаконивания духовных верований в рамках научных знаний.
Техноязычество является наглядным примером такой стратегии, хотя в нем присутствует и много других моментов. Как и другие киберделические субкультуры, о которых идет речь в этой главе, техноязычество разрывается между киберкультурой 1990-х и контркультурой 1960-х годов. И неоязычество, и зарождавшийся тогда нью-эйдж в 1960-е годы вошли в мейнстрим, пройдя через фильтр контркультуры в виде восточного мистицизма и оккультной астрологии, гадания на таро и черной магии. (Практикующие маги используют древние заклинания, чтобы отличать свои ритуалы от "магии" шарлатанов.)
Самым очевидным проявлением техноязычества является использование персональных компьютеров в неоязычесиких ритуалах или магической практики. Или, более прозаически, оно бурлит в UseNet телеконференции alt.pagan и специальных BBS, посвященных неоязычеству и нью-эйджу, таких, как, например, Deus ex Machina в Глендейле (Аризона), BBS "Перо и чернильница: Ритуальная магия он-лайн!" в Пассейике (Нью-Джерси), "Современная магия" в Эль-Кахоне (Калифорния), "Священная роща" в Сиэттле, "Хрустальная пещера" в Колорадо-Спрингс, "Волшебная лампа" в Денвере и БафоНет в Джерси (название представляет собой игру слов от Бафомет - этим именем называют Сатану, который в облике козла председательствует на шабаше).
Многие из вышеперечисленных телеконференций используют свою сетевую почту, которая связывает "эхи" разных BBS в одну большую телеконференцию. Как пишет Джулиан Диббелл в Spin, BBS "все больше превращаются в новые храмы информационного века". Он считает, что
на всем протяжении истории духовность всегда зависела от места [site]… Что же происходит с сакральным в эпоху, когда мгновенная связь делает смехотворным само представление о географии? Оно становится зависимым от "ноды" [node]. "Ноды" (узлы) - это электронные сетевые разновидности реальных мест, то есть любые места, в которых пересекаются две или более линии связи.
На ум приходит цитата из Нового Завета: "Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" (Мф. 18: 20).
Проявлением техноязычества является и TOPY (от английского Thee Temple ov Psychick Youth) - свободно образованная структура, возникшая в 1981 году из фанклуба техноязыческой группы Psychic TV и представляющая собой своего рода "культовый антикульт". TOPY вобрала идеи Уильяма Берроуза об общественном контроле и подпольной информационной войне, герметические учения британских оккультистов Алистера Кроули и Остина Османа Спеара и, что самое главное, представления о том, что магия является техникой, а техника - магией. Как отмечает Lurker Below, техноязычник, поместивший свое сообщение в одной из "эх" WELL, "Thee Temple ov Psychick Youth… занимается созданием функциональной системы магии и современной языческой философии, не прибегая к мистификациям, богам или демонам". Вместо этого она обращается к "скрытым возможностям человеческого мозга" в своем исследовании "невромантии, кибершаманства, теории информации или магии".
Техноязычество проявляется и в электровакханилиях рейв-вечеринок, где общепринятые правила поведения мгновенно уничтожаются в общественной центрифуге, разгоняемой потными, разгоряченными рейверами, ужасающе громкой, безжалостно ритмичной электронной музыкой в стиле "хаус" или "техно" и экстази, который в народе пользуется славой афродизиака. Рейв, выросший из британского техно-хипповского музыкального жанра "эйсид-хаус" летом 1989 года (которое, кстати, британские журналисты окрестили "вторым Летом любви"), вскоре попал в Калифорнию. В Сан-Франциско феномен рейва соединил в себе традиции Хейт-Эшбери и Силиконовой Долины, образовав то, что фронтмен Psychic TV Дженезис П-Орридж называет "гиперделической культурой". Ее саундтреки, говорит П-Орридж, представляют собой
хайтечную трансовую музыку, под которую люди дрыгаются и колбасятся до тех пор, пока не достигают состояния гипервентиляции и психоделического альфа-волнового опыта… От избытка этих первобытных, физических ощущений они впадают в состояние полного транса… Так что вся эта языческая подзарядка выливается, в результате этого произвольного дергания под музыку, в самый настоящий хайтечный шаманизм.