- Вот это скальпель. Особая конструкция. Моя разработка. Специальная форма лезвия и особый способ обработки металла. И в чём же эта самая особенность заключается? Интересный вопрос, правда? Исключительная острота! Да, исключительная! Получаются очень тонкие надрезы. Просто ювелирная работа. А вот здесь небольшое утолщение. Из-за этого края разреза сразу расходятся. И как бы слегка выворачиваются наружу. Но это для поверхностных надрезов. Вглубь с таким не пойдёшь. Здесь нужен другой инструмент. А есть ли он у меня? Странный вопрос! Конечно есть! Вот, смотри.
Старик стал каким-то суетливым. Неужели он всерьёз опасался, что внимание моё начнёт рассеиваться и я пропущу что-нибудь интересное из рассказа об уникальной его живодёрской коллекции.
Или спешит? А вдруг я не дотяну?
Нет, я не так уж плох, не так уж слаб. Меня ещё жрать и жрать…
- А вот это - очень, очень занятная вещь. Воронка. На первый взгляд - просто горловая воронка. Можно, конечно, возразить, что ничего тут особо занятного и нет. В средние века подобные вещи весьма широко использовались. Для того, чтобы заливать в горло расплавленный свинец, кипящее масло или просто горячую воду. Впрочем, говорят, и подобные методы средневековья были совсем не оригинальны. И придуманы ещё в античные времена. Возможно, возможно… В конце концов, количество возможных вариантов различных методов болевого воздействия на тело человека ограничено. Да, ограничено. Бывало, выдумаешь что-нибудь новенькое… А оно уже кем-то и придумано! И главное - кем придумано? Человеком! Удивительно, да? Нет, я просто сам иногда поражаюсь! Но… Эта вещь всё-таки особая. И не удивляйся тому, что слова "особый", "особая", "особенный" повторяю так часто. Нет, я вовсе не злоупотребляю ими. Я готов поклясться… Да что там, я готов поспорить с кем угодно и на что угодно и доказать, что мои методы работы и мои инструменты и в самом деле совершенно отличны от всего, созданного ранее человеческим разумом. Ибо то, чем пользуюсь я - есть продукт Высшего Разума. Моего разума!
- Так вот, воронка. На первый взгляд - вполне обычная. Но нет! Нет! Присмотрись внимательней. В месте сужения конуса специальное крепление. Для зонда. Или шланга. Или гибкой трубки. Сечение трубки может быть самым разным. А вот здесь, во внутренней части конуса, канал для поршня. Использование поршня позволяет создать избыточное давление и закачать любую, даже саму плотную и густую жидкость любой температуры в выбранную полость тела. Или откачать жидкость из тела. Это по выбору. А если использовать не поршень, а, скажем, компрессор? Какие перспективы! Это даже представить себе невозможно! Вставляешь трубку, скажем… Но об этом, пожалуй, потом.
- А вот это - пинцет. Как видишь, очень длинный и изогнутый. И здесь… смотри… Да, видна насечка на металле и специальные выступы. Тоже весьма полезная вещь. Ну, скажем, при вскрытиях. Очень удобно вводить в разрез на теле и работать внутри, прямо в полости тела, не расширяя разрез. Ну, конечно, вслепую работать не так удобно. Хотя, с другой стороны - мне ли ваши тела да не знать.
- Кстати, вслепую… Да, вот сказал "вслепую" - и кое-что вспомнил. Моя гордость! Вот, смотри.
Он подносит мне к лицу, к самым глазам моим маленькую серебристую ложечку. Он улыбается и крутит её в руках, словно хочет предмет своей особой гордости со всех сторон. Так, чтобы я насладился видом совершенного этого инструмента.
Да, интересно.
На первый взгляд - это самая обычная чайная ложечка, только с длинной ручкой. Но если присмотреться…
Её края остро отточены и отшлифованы. Словно закруглённые лезвия. И сбоку - тонкий, изогнутый вырез. С острой зазубриной на краю.
- Видишь?
Да, вижу. Для меня? Он приготовил это для меня?
- Знаешь, что это такое? Ложечка для извлечения глаз! Остроумно, не так ли? При некотором умении и долгих тренировках можно извлечь глаз, совершенно его при этом не повредив. В чём тут главная трудность? Ну разумеется, в необходимости аккуратно разрезать мышцы, прикреплённые к глазу и нервы, от этого глаза отходящие. Специальных приспособлений у меня не было, а делать какие-то сложные и глубокие разрезы не всегда хочется. Проще надо действовать, одним движением. Да, одним. В это трудно поверить, но ты убедишься в этом - сам… Забавно, чуть не сказал - "увидишь"… Нет, едва ли увидишь, но уж точно убедишься (если будешь в сознании), что глаз можно удалить одним, и, главное, очень быстрым движением. Раз - и нет его. Два движения - два глаза. Видишь это вырез? В него попадают мышечные ткани - и перерезаются почти мгновенно. Края ложки и края выреза остро отточены. А вот эта зазубрина хорошо захватывает ткань. Просто и удобно. Ну, каково?
- Это для меня? - спрашиваю я.
- Естественно, - отвечает старик.
- Зачем? Зачем всё это?
Старик кладёт страшную эту ложку на столик. И задумывается.
- Зачем? Ты хочешь сказать: "Зачем использовать ложку? Глаза ведь можно просто выколоть". Так?
- Нет, - отвечаю я. - Я хочу знать, зачем вообще придуман этот ритуал? Ангел…
- Ах, этот негодяй! - и старик смеётся, будто услышал что-то очень забавное. - Да, он много достиг в своём творчестве. Он научился создавать несчастнейшие, переполненные болью и несовершенством миры. Он неустанно творит какие-то нелепые, бестолковые и совершенно нежизнеспособные существа, каждое движение которых приносит им жуткие, нестерпимые страдания. Да, он - один из лучших моих помощников. Даже более того, он - уникум. Он достиг совершенства в несовершенстве. Он придумал настолько несовершенное бытие, что любой из вариантов развития почти мгновенно вызвал бы его гарантированное самоуничтожение. Потому, кстати, я позаботился о полной его консервации и одновременно специально для этого мира создал внутрисистемную иллюзию эволюционного движения. О, эти иллюзии!.. Как много они значат для поддержания порядка во Вселенной! Ведь, честно говоря, в мире не существует и половины тех вещей, которых ты видишь. Я, видишь ли, экономен. Мои мастера создают только основы бытия, а уж населяете вы их… Ну, кое-что, конечно, и я вам добавляю. Для разнообразия.
- Да, я отвлёкся. Так вот, что можно сказать об этом весьма способном ангеле. Разумеется, творить он умеет. Не лишён таланта, тяги, так сказать, к свободному творчеству. За этого я его и ценю. Честно признаться, таких помощников у меня за последние годы было немного. Но своенравен. Возомнил о себе невесть что. Да и пищу припрятывает. Я это за ним давно уже замечаю. А своенравность - штука опасная. У меня вот один случай уже был. Сатана вот…
- Сатана?
- Именно, - и старик развёл руками. - Даже не знаю, что с ним делать. Честное слово, не знаю. Он, видишь ли, нарушает всю нормальную систему питания. С тех пор, как он научился творить собственные миры, с ним никакого сладу не стало. Разговаривать не хочет, к трапезе не является… Закрылся от всех, мастерит что-то… Тоже мне, творец! Да хрен он без моего благословения чего сделает. Я даю жизнь! Только я! Да, можно без меня сотворить мир. И не один. И не одну сотню. Да что сотню - хоть миллион. Но все эти миры будут мёртвыми. Мёртвыми! Красивыми, совершенными, но мёртвыми. Жизнь в них появится только тогда, когда получать они благословение от меня. Потому что вся любовь только во мне и вне меня нет ничего. Ничего! Только мрак и пустота! А кому не нравится - вон! Вон! Изыди!
И старик прыгает, плюётся, трясёт кулаками, словно нападая на какого-то незримого врага.
- Ты что, и впрямь решил, что ты Бог? - спрашиваю я. - Так, дед?
- Я? - старик изумлён. - Решил?
Он сразу же успокаивается, перестаёт прыгать. Он молчит минуту, как будто подбирая для ответа подходящие слова.
- Я Бог, - отвечает он.
Он обижен моим вопросом. Крайне обижен. И в голосе его появляются истеричные, визгливые нотки.
- Ты сразу узнал меня. Мне даже не надо было представляться тебе. Ты сразу меня узнал, потому что был готов к встрече со мной. Ты был полностью подготовлен к ритуалу. Ты знаешь, что это такое…
- Я ничего не знаю. Не забудь - у меня ведь разума нет, - возражаю я.
- Я Бог! - кричит старик.
Грохот. Он перебирает что-то на столике. Ищет. Наконец, найдя, подносит к моему лицу.
- Смотри!
Это распятие. Из чёрного, тяжёлого металла, местами покрытого белым налётом. Крест. Сияние сверху. Череп внизу.
Но вместо Христа распят какой-то толстопузый коротышка. Живот его огромным, бесформенным пузырём свешивается вниз, а из под этого пузыря почти до самых колен свешивается толстый, длинный, искривлённый хуй.
Бритые щёки коротышки растянуты в идиотской ухмылке. Опустив голову, он смотрит вниз. И ухмыляется самодовольно.
Короткие ручонки его вцепились в перекладину креста. Они… не прибиты. Его ничто не держит на распятии. Но коротышка висит. Он вцепился в крест, он не хочет отпускать его.
Он висит. Он доволен этим.
- Видишь? - спрашивает старик. - Хорош, да? Это я. В юности. Красавец был, правда? Сейчас тоже ничего, но тогда… Эх, молодость!
Он кладёт распятие на стол.
- Убедился?
- В чём? - спрашиваю я.
- В том, что я действительно Бог, - отвечает старик.
- Нет.
- Как?!
Он уже раздражён. Хлопки. Скрипит резина. Он натягивает хирургические перчатки. Резко, нервно, рывками.