* * *
Почти через неделю после футбола и нескольких совместных прогулок после школы Анна пригласила меня к себе домой. Ее комната совершенно не соответствовала тому, что я представлял. Наверное, я полагал, что она живет в склепе или в гробу, по крайней мере, в темнице или в пещере - в чем-то пустом, черном и погруженном во тьму. Все оказалось совсем не так. Скорее, это была комната мальчика. Там царил бардак. Везде лежали тучи книг - биографии Амброза Бирса и Гудини, книги об искусстве, посвященные Джексону Поллоку и Рею Джонсону, художественная литература - Кейт Шопин, Дэвид Хартвелл, Роберт Блох, отдельно валялась потрепанная "Анатомия" под редакцией Грея. Лежали книги со стихами - Шелли, Харт Крейн, Фрэнк О’Хара, Фрэнк Стан-форд, Федерико Гарсия Лорка и Сильвия Плат. Также была стопка нехудожественной литературы, которую я не понимал, с названиями вроде "Психология слухов", "Алан Тюринг: загадка", "Тайные сигналы" и еще какие-то книги Альбера Камю. Я видел кое-какие из этих книг и раньше, в комнате брата - после того, как он поступил в колледж.
- Какие ты получаешь оценки? - выпалил я. Она рассмеялась.
- Одни "D".
По крайней мере, тут я ее обогнал. Я пока что каждый семестр входил в список лучших учеников.
Я также заметил и книгу Лавкрафта в мягкой обложке, которую она взяла во время нашего первого разговора в библиотеке. Книга лежала на прикроватной тумбочке в раскрытом виде - так, что была видна обложка и оборот обложки.
- Почему ты не утруждаешься записываться в библиотечный журнал? - спросил я.
Анна посмотрела на книгу и слегка покраснела.
- Я не могу держать свои вещи в порядке, - сказала она. - Мне нужно стать более организованной. Ты не хочешь мне в этом помочь?
Я огляделся и понял, что это безнадежно.
Везде валялись диски, и даже альбомы. Музыка Тима Бакли, Ника Дрейка, Грэма Парсонса, Бадди Холи, Пэтси Клайн, Бикса Бейдербека, Чета Бейкера, Роберта Джонсона, Моцарта. (Я не знаю, видел ли все это у нее во время первого посещения, но определенно видел эти диски разбросанными в ее комнате за то время, которое мы провели вместе). Неровной стопкой на полу лежали от двадцати до тридцати дисков, более пятидесяти альбомов были разбросаны по всей комнате, словно колода карт. Я вспомнил только диск "Нирваны", ничего другого я не знал, будь то музыка в стиле кантри, джаз или классическая музыка. Стены закрывали плакаты или открытки.
По большей части, на них изображались люди, о которых я раньше никогда не слышал, типа Айседоры Дункан и Роберта Шумана, а также покрытое шрамами, привлекающее внимание таинственное лицо человека по имени Луис Кан. Также висели плакаты и открытки с изображениями людей, про которых я слышал, но не знал, как они выглядят - вроде Амелии Эрхарт. Они были везде, их мертвые лица прикреплены на стену, а их глаза спокойно наблюдали за мной. Гудини был обвязан цепями на большой фотографии над ее компьютером, Натали Вуд улыбалась с дверцы шкафа, Джеймс Дин стоял на замерзшем пруду на ферме над кроватью Анны, и глядел на свое отражение во льду.
- А у тебя есть что-нибудь современное? - спросил я.
Анна закрыла дверь комнаты, и моему взору представился плакат с длинноволосым бородатым мужиком, который сурово смотрел на меня с плаката на внутренней стороне двери. Он выглядел, как Чарльз Мэнсон, но над головой у него было написано "Дэннис Уилсон", а под именем шли слова "Голубой океан".
- Почему ты держишь это здесь?
- Это старый плакат моего отца. Мне он нравится. Мужик прикольный, - сказала она.
Все было старое. Она любила старые вещи. Она не верила в реинкарнацию или что-то подобное, но иногда ей казалось, что она родилась не в то время. Анна не чувствовала особой связи с миром, она чувствовала только связь с вещами из прошлого. Именно это она сказала мне, - но позже.
Постель была девчоночьей кроватью, со стеганым одеялом в цветочек и старым плюшевым медведем на подушке.
- Это мишка моей мамы, - сообщила Анна. - Подержи его, он мягкий.
Я потерял дар речи, поэтому просто взял медведя и снова огляделся. На кровати лежала книга, на которой значилось: "Арчил Горький: Рисунки и наброски". Я положил медведя назад на кровать и взял книгу. В нее был вставлен большой конверт, поэтому я открыл книгу на месте закладки. Рисунок представлял собой ряд черных клякс, соединенных черными линиями на сером фоне. Анна быстро забрала у меня книгу.
- Эту картину он написал после того, как потерял все свои ранние картины и книги во время пожара, - сказала она и положила книгу назад на кровать.
- Какое странное имя!
- Это псевдоним, - пояснила она. - Он сам его придумал.
- Готов поспорить, что его нет в живых.
- Он умер, но его картины и рисунки все еще можно увидеть.
Я опустился на корточки и осмотрел разбросанные альбомы.
- Ты все это покупала?
- Во время учебы в колледже мой отец работал в магазине звукозаписи. У него, вероятно, тысяча альбомов.
Казалось, она получает удовольствие от осмотра собственной комнаты, от перебирания артефактов, которые она небрежно и беззаботно собрала.
Мы услышали, как открылась входная дверь.
- Это вероятно папа, - объявила Анна. - Я должна тебе кое-что про него сказать. У него совсем нет волос.
Секунду спустя ее отец появился в дверном проеме. Она была права: у него совершенно отсутствовали волосы, но я-то подумал, что он просто лысый. У него вообще не было волос. У него не было бровей, ресниц, усов - ничего. Голова оказалась гладкой, как яйцо, да и форма такой же. Отец Анны был невысокого роста, не более пяти с половиной футов. Выглядел он мягким и кротким человеком, чему способствовали маленькие очки в черной оправе, дорогие на вид, консервативный синий костюм и белая рубашка. Но его вид оказался обманчивым.
Анна представила нас друг другу. Мистер Кайн протянул мне большую пухлую ладонь. Пожимая ее, я понял, что это сильный мужчина. Он крепко сжал мою руку и продолжал давить. Я решил, что отец передает мне таким образом послание: не позволяй себе лишнего с моей дочерью. Я попытался рукопожатием передать ему: "Вы можете мне доверять" или: "Не беспокойтесь". Но я уверен, что он понял мой ответ, как: "Мы бы уже лежали в постели, если бы вы не вернулись домой". Мистер Кайн сурово посмотрел на меня лишенными ресниц глазами, слегка искаженными линзами очков. Я получил послание - он может принести мне боль. Позднее Анна сообщила мне, что он ежедневно тренируется. Он не поднимал штангу, не работал на тренажерах, но бегал, прыгал со скакалкой и занимался боксом. Он был младше моего отца примерно на десять лет, но становился все сильнее и, не исключено, теперь пребывал в лучшей спортивной форме, чем когда-либо. А мой отец утруждал себя только игрой в гольф и медленно расплывался вширь. Его мягкое тело уже напоминало зефир.
Отец Анны общался с нами пару минут, потом вышел из комнаты.
- Пожалуйста, не закрывай дверь, Анастасия, по крайней мере, пока у тебя гости, - сказал он перед тем, как уйти. Дверь распахнулась, и безволосый Деннис Уилсон исчез из виду.
Мистер Кайн работал в банке в кредитном отделе.
- Раньше он работал в фирме, возвращающей магазинам и пунктам проката вещи, изъятые у неплательщиков, - сообщила мне Анна. - Поэтому не переходи дорогу ни ему, ни мне.
Анна рассказала, как однажды ее отец отправился забрать машину, завел ее и уже собирался отъехать, но владелец резко распахнул дверцу и ухватился за руль. Мистер Кайн, в свою очередь, схватил владельца за запястье и велел ему отпустить руль и закрыть дверцу. Тот не выполнил приказа, и мистер Кайн начал сжимать ему запястье.
- Мой отец сломал ему запястье и повредил плечевой сустав, - сообщила Анна.
- Он тебе об этом рассказал?
- Я сама выяснила, - пояснила Анна. - Так что вот тебе мудрый совет - будь со мной мил.
Она полулегла на кровать. Я подошел к ней, но остался стоять.
Рядом с кроватью на тумбочке лежала старая Библия. Это была последняя вещь, которую я ожидал увидеть в комнате Анны. Я взял Библию в руки и с удивлением уставился на нее.
- Ты это читаешь? - спросил я.
- Оглянись вокруг. Я читаю все. Но не слишком увлекаюсь ею.
В Библии торчала закладка, и я открыл ее в том месте. Это оказалась Книга Екклесиаста. Один из абзацев был подчеркнут.