Но если уж ты решил быть выше - будь. Если ты действительно выше. - С такой проникновенное речью обратился к себе водитель МАЗа Руслан Баттерфляй.
Его пальцы застыли на ключе зажигания, а затем голубые пропеллеры вновь заработали: хуй-лю-лю хуй-лю-лю хуй люлю
О говноедах
- Зал - это индикатор подлинности. Жизнь любит борзых. Дерзновенных сердцем, о как, - вёл монолог Пантелеймон под свист пропеллеров, - и то ощущение, которое испытывал ты, возвращаясь в последний раз: покинутость, зажатость, нерешительность, оно и говорило правду о цене твоей, как у вас принято выражаться, "в моменте".
В моменте цена у меня на сотку:
2 полтана с двух рук
Не распряжешь, не вскрыв себе глотку
Этот двойной хомут
Не заарканишь удачу между
Двумя сторонами лжи
Я только что слил по биду надежду
Аллё, имя мне покажи
- Ну, опять у тебя безысходность эта… откуда столько пессимизма? - Кузьма снял очки, потёр глаза, - чего ты во всём говно видишь? Надо не говно видеть, а хорошее: понимай ты. Потому что люди инстинктивно желают хорошего. Люди говно не едят, не заставишь…
- Вот тут я с тобой не согласен! - покачал головой Пантелеймон, - едят они говно, ещё как едят. Можно заставить. Элементарно, Ватсон. А можно ли заставить не убивать маньяка? Думаешь, маньяку так этого хочется? Нет. Совсем не хочется. И содрогается он при мысли о содеянном. И мысли о расплате гнетут его. Сколько еще раз они позволят ему это сделать? Нет, пусть этот - будет последним. И ровно через неделю (да меньше: 5 дней едва минуло) - всё по новой.
И огненное Солнце встаёт.
Кто понял жизнь, не спешит
Запрягайте коней, добрые молодцы.
Только как узнать, что означает доброта ваша?
Поскачу с вами: оставаться здесь невмоготу более.
Только смогу ли я скакать так же быстро, как вы?
Кто понял жизнь, не спешит: так вскоре я от вас отстану.
Новые и новые всадники будут обгонять меня: по 100, 160, более двухсот табунов промчатся мимо.
А я буду медленно ковылять вдоль обочины, созерцая их дымящиеся искорёженные останки; вспоминая, как бывал от смерти на волосок.
- Ну, а тот, первый раз, ты наверное, уже забыл?
…
(из записок деревянной куклы)
Не для продажи
- Вон те люди, которые заходили в наш магазин и развеселили меня до упаду! - указал Кузьма на проходящего под руку с Натальей отца (они с Пантелеймоном посасывали пиво в "Будо - баре" и разглядывали прохожих через стекло).
- Та высокая баба с мужиком?
- Ага. Я их чётко запомнил.
- А ну, пошли.
Пантелеймон оставил на стойке смятую бумажку.
- Эй, уважаемые, можно отвлечь вас на минуту?
На улице ветер вздыхал перегаром зимы, закат был близок.
- Мы еще пили с ним ночью виски, и он сказал, что в жизни поменять ничего не возможно, ведь жизнь - это карта, которая выпала тебе: может выпадет туз, а может, шестёрка - что ты тут изменишь… - Наталья резко развернулась, и встала у них на пути.
Отец незаметно вынул из кармана нож и держал в опущенной руке, пряча лезвие.
- А вы когда-нибудь пыряли живого человека ножом? - спросил он подошедших, соблюдая дистанцию.
- Прощу прощения, мы, собственно, вот по какому вопросу… - Пантелеймон откашлялся. - Некоторое время назад вы заходили в наш магазинчик. Там, у пристани. Вот, Кузьма был тогда за прилавком.
Наталья подмигнула Кузьме.
- Я сейчас отчётливо представил себе, что кромсаю человека ножом, и меня чуть не стошнило. - Отец побледнел, потёр лицо свободной рукой.
- Да вы не волнуйтесь так, уважаемый, - Кузьма улыбнулся, дружелюбно поднимая ладони, - мы просто хотели узнать: не могли бы вы нам продать деревянного человека. Или, по крайней мере, дать ещё раз насладиться его перденьем?
- Что он несёт? Ты чего-нибудь понимаешь? - Наталья посмотрела на отца.
- А если эти армяне меня зарежут? - опасливо покосился на неё тот.
- Мы не армяне, - поспешил успокоить его Пантелеймон.
- Ну, ты-то - жид, это ясно, - улыбнулась Наталья, - это жидонекрофил в тебе интересуется судьбой деревянного человека, желая прибрать её своей загребущей лапою. Интеллигент хренов. Кем ты себя возомнил-то, придурок? Хочешь, чтобы действительность жёстко усадила тебя на кожаный кол?
- Деревянный человек не продаётся, - грустно прокомментировал Отец её тираду, - если бы я его продал, жизнь моя потеряла бы всякий смысл.
У пристани - 2
У причала растопырился народ. Здесь было несколько шахтёров, говномер и 3 плотника.
- Вон он, магазинчик этот, где нечистый живёт, - кивнул на витрину бритый под ноль шахтёр Саша. Среди друзей славился он нечувствительностью к ударам тока, так что на спор мог зажигать электрическую лампочку, замкнув провода руками.
- А на витрине, видишь - Филиппка Шалашов, собственной персоной, - указал на мумию Степан Щорс.
В этот момент двери открылись, и на пороге показались Отец, Наталья, Кузьма и Пантелеймон, в руке которого таяла порция сливочного.
- Эй, молодой человек, вы уже закрываетесь? - спросил кто-то из плотников.
- Да, - Пантелеймон вышел на середину мостовой и обвёл глазами окружающих, - мы закрываемся навсегда. Мы уезжаем. Ваш затхлый городишко достал нас изрядно. К тому же многие из вас с головой не дружат. А мы и сами с ней не всегда в ладах, так чего ж усугублять?..
- С этого и начинай! - усмехнулся Степан, - у нас, как говорится, у каждого своя гордость. И наглые наезды - это прерогатива тупых зомби-ублюдков.
- Что там за статуя у вас на витрине? Сдаётся нам, что это братуха наш Филиппка, - потряс лопатой говномер. - И не считайте что вы тут самые крутые, и все вас боятся. Вас никто не боится. Перед тем, как вы уедите, мы хотим, чтобы вы отдали нам деревянного человека. Это будет платой за мумию, в которую вы превратили нашего славного бригадира. Мы дружили с ним, ходили вместе на концерты "Раскалённого сопла". А теперь вы отняли его у нас, засушив и выставив на продажу.
- Так заберите лучше вашего Филиппа, а деревянного человека оставьте нам! - попросила Наталья, - а то мы обещали свозить его на зимние каникулы в Бирму, и последний год он буквально жил этой идеей.
- И ещё он мечтал о хорошей машине, - вздохнул Пантелеймон.
- А что мы будем делать с Филиппом? - зашумели плотники, - он и живой-то - не особо нам нравился, а мумией, так и подавно! А деревянный человек, говорят, умеет пердеть наркотиком…
- Дураки вы все, - крикнул Отец, - мумия бригадира - гораздо более ценная вещь, чем этот злобный хуесос, выструганный, кстати, из подгнившего гроба.
- А как нам послужит мумия? - поинтересовался Щорс.
- Надо оторвать мумии яйца, растолочь их в мелкую пудру, растворить эту пудру в кипящей воде и поставиться этим в вену.
- Хотите сказать, что тело мумии растворимо в воде? - недоверчиво искривился говномер.
- Не тело, а только яйца. Они сделаны из героина.
- Тогда оставьте нам его яйца, а всё остальное забирайте с собой: Филиппка нас и при жизни заебал. Но обещайте нам, что будете беречь деревянного человека, и ухаживать за ним, как того требует инструкция! - решил за всех говномер, пристукнув черенком по асфальту.
- Этого мы вам обещать не можем, - покачал головой Отец, - деревянный человек живёт сам по себе и не пердит по заказу. Он, как и любой культурный мужчина, стесняется своего пердежа, и принимает соответствующие меры.
- А откуда вы взяли героин? Уж не срёт ли им ваш деревянный человек, а вы тут пытаетесь подменить нам его одной лишь порцией этого кала? - прищёлкнул пальцами Стёпа.
- Вы обкурились все тут, что ли? - зло спросила Наталья.
- Кстати, хуй этой мумии вы можете выкурить, - вспомнил Кузьма.
- Ты пробовал? - поинтересовались плотники.
- Я пробовала, - подняла палец Наталья, - это даёт необычайное ощущение парения, когда стихия тебе подвластна, и ты мчишь как во сне, словно Бэтман.
- Ты нам голову-то гомоэротикой своей не дури! - прикрикнул на неё Саша, соскабливая с ногтя клей. - Ишь ещё… ширяться спермой бригадира Филиппа Шалашова мы будем, и хуй ему еще сосать…
- Не вы, а другие! - пояснил Отец, - вы сможете продать эти гениталии за выгодную цену. Слыхали вы когда-нибудь о золотом ключике?
- Родной, дилеры к нам не захаживают, так что, возможно, вы их у нас и купите? - спросил отца Стёпа.
- Ну уж нет. Забирайте тогда деревянного человека. Деньги нам и самим нужны, и не спорь со мной! - Наталья погрозила отцу, вынув из туфли ногу и поковыряв в пальцах.
- Вам, уважаемая, поосторожней бы с алкоголем. Пьянство омерзительно вдвойне, когда оно в женском обличье! - с искренним возмущением крикнул кто-то.
- Ладно, мы оставим его причиндалы себе! - говномер хлопнул Степана по прессу, - а вы побыстрей проваливайте! И если мы узнаем, что деревянному человеку из-за вас худо, берегитесь: расправа будет лютой.
- Ага, мы поняли… ладно, друзья, давайте собирать вещи… вы позволите? - Кузьма отстранил стоявшего у крыльца плотника и вынес бензопилу и длинный баул.
- Ты подогнал машину? - спросила отца Наталья.
Вместо ответа Отец кивнул в сторону пристани.
Там в кабине МАЗа курил Баттерфляй.