Костя медленно выдохнул и лег на холодный металлический стол с раковиной для смыва. Мыслей не было. Лежать поначалу было крайне неприятно, но постепенно странное тепло разлилось по телу, и оно ощутилось вдруг мягким, словно сгусток эпоксидного клея. Костя поискал глазами 3ою, но она ушла, оставив шубу на вешалке.
Вдоль стены стояло три каталки с трупами (вернее, две с трупами, а одна пустая).
Итак, я умер, подумалось Косте. Как всё, оказывается, просто. Скоро придёт врач и вскроет меня. Что он там обнаружит - внутри?
Недоваренную любовь с проблесками зачатья? Остывшую ненависть к времени, что оставило столь мало перспектив?
Аккуратно вырежет он моё тренированное сердце, которому биться б и биться, да вот, поди ж ты… искупаться захотелось. Отчего бы тебе лучше не прыгнуть в огонь, которым ты жёг себе руки, признаваясь в любви?
Ты ведь любишь огонь. Потому что это память самых древних твоих предков. Воспоминание, преодолевшее века. Века. Задумайся. Век - это немало.
Цокая копытами, явился врач и разложил инструменты.
…Четыре поколения, горы трупов. И ураганы оргазмов, для зачатия новых, всё новых и новых, новых и новых, новых и новых… погляди на планету из космоса. Увидь эту сыпь. Живую склизкую сыпь на теле планеты. И эта сыпь шевелится. Эта сыпь - человечество.
То здесь, то там двое скорчились, терзаемые судорогой, и в стиснутом влагалище её трепещет пескариком плюющийся спермою уд. И дети, дети повсюду. Дети - наше будущее. Посмотрите в глаза вашему будущему. Пронимает?
Будущее - это Смерть. Загляните в глаза патологоанатому, деловито перебирающему ваши внутренности.
- Вот теперь смотри, новобранец… - врач разложил внутренности на подносе и стал по очереди предъявлять их выпотрошенной оболочке Константина, - Вот Киев - стручок и книгочет. Вот Москва, удалая блядь. Вот Севастополь, мощный, как берданка. Вот Таллинн, сколько в нем букв? Вот - Петербург, сел на жопу у моря. Всё это - условные названия. Им соответствует пять канонов совершенства, которые ты должен постичь, прежде чем волен будешь выбирать место своего будущего поселения.
- Это что, в смысле, рай или ад? - спросил кожей Костя.
- Не только. Еще миллиарды миров. Столь же обширных и сложных. И миллиарды противостояний, равновесий и уз. Имеешь ли ты понятие хотя бы о двух из них, которые упомянул только что?
- Да не особо…
- Вот то-то же… ладно. Приступим к обучению немедленно. Прежде всего, я должен заменить тебе внутренности. Вот Киев, иначе называемый "куницей", мы удлиним его медной проволокой. Ему соответствует струя телеграфа, на бреющем полете уходящая в лоно. И не Москва здесь виновата. Потому что Москвы скоро не будет. Она смирна, и поэтому не капризна. Она вон у нас какая. Не то, что Севастополь. Запоминаешь?
- А зачем мне запоминать это?
- Потому что заговоры внутренностей служат оружием в руках ищущего. Это заговоры Тайного Совета Мертвецов.
- А можно какие-нибудь заговоры без участия названий городов? - спросил Костя остатками глаз, - уж больно я в географии путаюсь…
- Хорошо, вот тебе заговор ментовской ноги. Это не то, что ты думаешь, когда говоришь о ментах. Это не то, что ты дуешь в туалете, выпуская дым в вентилятор. Это не присказка и не уловка. Не загадка, не замутка, не просказейка. Её рассказывали, когда было ясно, и люди были молодыми. На поляну выходили девицы. Пряча прыщи и гнилые зубы, выходили девицы на поляну. И юноши выходили им навстречу. Выпячивая лобки и клацая клыками, выходили им навстречу юноши. И каждый юноша думал: всех переебу. И сердце его колотилось, и руки потели от вожделения. Но не таковы были девицы. Они не хотели, чтобы юноши имели их по очереди, создавая суматоху и путаницу. Они хотели, чтобы ёб их кто-то один, потому что так надежнее. Потому что тогда легко будет разобраться, кому не хватает девушки, а кому парня, и все бы разошлись по парам, или одолжили бы кого-то друг у друга, если захочется. А когда все ебутся со всеми - это энтропия, безволие, хаос и вялый конец мечты. И многим девицам удалось приучить к себе парня. И часто рождались дети. Но карапузы создают много шума, так что мы покажем им ментовскую ногу, чтобы они созерцали её, как откровение. Голую ногу женщины-мента. Молодой девицы-ментовчихи. Жилистую такую, белую, с неряшливо сбритыми волосками и натоптышами на гибкой запревшей ступне. Вот таков он, заговор ментовской ступни. Ну, запомнил, что ли?
- Ну… только в общих чертах… - потупился Костя, - может, я записывать за вами буду? А то не запомню.
- Запомнишь. Еще как запомнишь. Смерть научит так, как жизнь не учила. Этот заговор ментовской ноги используется для того, чтобы противник замер в оцепенении и смотрел в одну точку. Это работает как наведенный транс. Супостат залипает. Как ты сейчас залип.
- Но я не залип! - вздрогнул простатой Костя, - С чего бы это?
- Хорошо. Я же не настаиваю. Ладно, я тебя зашил, ты теперь можешь предстать перед Мамочкой.
- А кто эта Мамочка? - Костя встал и прошелся по линолеуму. Тело не ощущалось. Зато обзор увеличился чуть ли не вдвое. Это поначалу дезориентировало.
- Мамочка - это сладкая девка, которая возвращает ощущение тела, - пояснил врач, выбрасывая перчатки и приступая к мытью рук, - тело важно: потому что в нем содержится твой код. Код доступа к миру. Этот код у каждого свой. Некоторые еще называют его душой, и приписывают ему мифические свойства. Но это просто код. Он похож на штрих-код, который проставлен на магазинной этикетке, только гораздо сложнее. Впрочем, не всегда - бывает и проще. Твоего имени больше не существует. Запомни свой инвентарный номер - 6659671. Я проставил его черным маркером на твоей правой лодыжке. Кости больше нет. Ты должен получить тело заново. А когда получишь, сам его заново назовешь.
- А номер тогда зачем?
- На тот случай, если опять потеряешь. А сейчас ты должен приласкать Мамочку, чтобы снова ощутить свое тело.
- Она что, уродливая какая-нибудь? - Спросил поясницей 6659671, двигаясь за врачом по восходящему коридору.
- Почему уродливая? Очень даже симпатичная. Да ты ж её видел - она тебя сюда и привела…
- Так это - 3оя?
- Это уж твое дело, как её называть. Можешь называть 3оей. Можешь Пупсиком. Можешь Кисой. Можешь Лапулей. Можешь Птичкой. Я называю - Мамочкой. Ты - называй, как хочешь, - он открыл дверь и протолкнул 6659671 в ярко освещенную залу с высокими потолками и стенами, обтянутыми красным шелком.
Девушка сидела на столе, кутаясь в медицинский халат и вытянув пальцы ног в сторону вошедших (туфли стояли на столе рядом). Насколько заметил 6659671, бельё под халатом отсутствовало. По периметру стола торчали микрофоны с красными светодиодами. Помимо микрофонов, девушки и туфлей, на столе находились 4 бутылки "боржоми" и тускло блестевший предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся мясорубкой.
- Это - Красная Комната, - пояснил врач, - здесь ты должен встретиться с Мамочкой, чтобы обрести тело, а затем навсегда оставить её.
- Но почему оставить? - изумился 6659671, пытаясь вспомнить горячее окоченение эрекции.
- Можешь не оставлять. Но тогда останешься с ней здесь навсегда. Из Красной Комнаты теперь выход только для двоих. Сколько вошло - столько и вышло, и никак иначе. Ну, а я вас сейчас покидаю. Так что, выйти из комнаты сможет только один. Во всяком случае, пока сюда не заглянет кто-нибудь еще. Но, поверь мне, сие случается столь редко, что уже не кажется правдой.
- А ты не мог бы подождать, пока я… ну, это самое?.. - доверительно обратился к нему 6659671.
- Нет, извини… меня работа ждет.
- Работа?.. На, возьми вот свою работу! - 6659671 ухватил мясорубку и несколькими неистовыми ударами размозжил патологоанатому череп.
С неясным восторгом он ощутил стук своего сердца.
Что он совершил только что? Неужели…
- Иди ко мне… - девушка скинула халат и поманила промежностью.
- Теперь мы сможем выйти отсюда вдвоем! - улыбнулся ей 6659671, махнув рукой в сторону двери.
- Иди ко мне, я тебя хочу! - повторила 3оя, медленно извиваясь и поглаживая обеими руками бёдра и низ живота.
6659671 застыл: оторопь сковала его. Но вот взгляд остановился на маслянистой щели, зовущей из-под повлажневших пальцев. Вот ощутил он знакомую щекотку, с которой прокладывает себе путь кровь, гонимая неутомимым насосом. Вот воздух формалиновым сквозняком заполнил его грудь, как портвейн заполняет стакан. Вот рука - он сжал её, наслаждаясь послушными мускулами. Вот он приблизился и встал на колени.
Нос втягивает запах женщины. Запах ног, особенно пряный у пальцев. Стойкий аромат лобка и бриз сочащейся вульвы; загадочный дымок ануса и тихий лепет пупка. Дух подмышек - сочный, хмельной, завораживающий.
Он попробовал на вкус её слюни. И пятки. И пальцы на ногах - каждый в отдельности. И слизывал он нектар её щели, нежной, как мясо краба. И загонял он в неё свой напружиненный уд, рыча от страсти и ударяя правым резцом в белую ветку ключицы.
- Тише! Ты укусил меня, животное… - она отпихнула его в лицо ладонью.
- Сопротивляешься? Ты мне сопротивляешься? - 6659671 ухватил её за ноги, упёрся в самую матку, - Ах ты, маленькая дрянь…
- Ах… Да… Да… Да… - вздыхала она, подмахивая.
Вот они сплелись и заметались, распаляясь в неистовом танце.
Вот ритм этого танца ускорился, относя их всё ближе к Развязке.
Вот закричали они вдвоем в один голос, и вывернула тела их Изначальная Судорога.
И звёзды светили им прямо в глаза.