– Поэтому советую тебе сначала окончить учебу. А там, даст Бог, устроится и с постригом. Бросит ли Господь Свою невесту после того, как вложил ее в такое горнило искушения? Не унывай, чадо! – Феодор улыбнулся. – Возможно, твоя мать права, и это случилось промыслительно, для чего-то важного. И такой опыт может принести пользу, если дальше стараться вести себя, как до́лжно. А как должно, ты ведь знаешь, госпожа.
– Да, отче, – она помолчала и сказала совсем тихо: – Вот еще… иногда жалко мне, что я больше никогда не увижу императрицу, его мать… Она такая хорошая! Она мне понравилась…
Кассия и не подозревала, что Фекла часто вспоминает о ней, потому что сын продолжал очень беспокоить августу. Через три месяца после свадьбы стало ясно, что Феодора ждет ребенка, и Фекла постаралась окружить ее еще большей заботой, чем раньше: будущая мать была так молода, неопытна и в то же время капризна, а предстоящих родов очень боялась… Феофил, узнав о ее беременности, стал к ней более внимателен, и императрица-мать вздохнула было с облегчением, но один случай вновь возбудил все ее прежние страхи и тревоги. Как-то раз она застала невестку в слезах и испуганно принялась расспрашивать, что случилось. Феодора долго не хотела признаваться и отговаривалась, что "ничего такого, просто взгрустнулось, ведь в таком положении, говорят, это бывает", – но Фекла видела, что причина в другом, и продолжала настаивать. Тогда молодая императрица снова расплакалась и, уткнувшись в плечо свекрови, проговорила еле слышно:
– С тех пор, как… как узналось, что у меня будет ребенок… мы ведь с Феофилом… больше не встречаемся ночью… Нет, я знаю, что так надо… Но мне кажется… что он этому рад…
– Чему?
– Тому, что ему больше не надо… со мной спать!
Фекла, как могла, успокоила Феодору, уверяя ее, что это ей показалось, что муж ее любит и стал к ней в последнее время даже более внимателен и нежен. Феодора действительно утешилась – то ли потому, что императрица-мать говорила убедительно, то ли потому, что молодой женщине хотелось верить в лучшее. Но сама Фекла встревожилась: успокаивая невестку, она говорила вполне искренне, но позже, обдумав всё еще раз и понаблюдав за сыном, подумала, что Феодора вполне может быть права…
Наконец, августа решила поговорить о сыне с его учителем, ведь Феофил общался с Грамматиком гораздо больше, чем с кем бы то ни было еще. После того, как игумен ободрил императрицу относительно "хождения по лезвию ножа", ее жизнь вошла в новое русло. Она не только больше не боялась подолгу разговаривать с Иоанном, но старалась делать это почаще, любила обсуждать с ним прочитанное, делиться впечатлениями, спрашивать его мнение, и он не отказывался общаться с ней, – более того, порой к ней приходила мысль, которую она, правда, гнала от себя как опасную: он делает это не только потому, что отказаться беседовать с августой было бы дерзостью, но и потому, что эти разговоры доставляют удовольствие и ему… Довольно скоро их беседы так удлинились и стали касаться вещей столь разнообразных, что Фекла, наконец, нерешительно спросила у Грамматика, не лучше ли им встречаться, например, в "школьной", а не в библиотеке, куда время от времени заходили разные, порой слишком любопытные люди и рядом почти всегда болтался Прокопий или его помощники. Игумен согласился, и вскоре их встречи стали ежедневной традицией, так что, прощаясь, императрица уже не спрашивала, "как насчет завтра", – напротив, они предупреждали друг друга в том случае, если кто-то не мог придти в установленное время после обеда. Иногда они устраивали прогулки по дворцовым паркам, и Грамматик рассказывал о разных растениях, птицах, насекомых… Император знал о том, сколько времени его супруга стала проводить с Иоанном, но ни разу ничего не сказал ей по этому поводу. А Фекла словно позабыла о муже, и если бы не ночные встречи, происходившие изредка – гораздо реже, чем раньше, – по его желанию, да церемонии и праздничные обеды, где она сидела рядом с Михаилом, он для нее ничем не отличался бы от кого-нибудь из придворных. Император вообще отдалился от жены и даже насмешничать над ней почти перестал; в другое время это удивило бы ее, но сейчас ей, увлеченной общением с Грамматиком, было недосуг думать о том, почему муж ведет себя так или этак. Она была рада, что он почти исчез с ее горизонта: и всегда казавшийся ей чужим и лишним в ее жизни, Михаил стал особенно неуместен теперь, когда Фекла получила возможность общаться так и с таким человеком, как ей всегда мечталось.
Разговор с игуменом о молодом императоре состоялся после обычной встречи императрицы и Грамматика в "школьной". Фекла задержала Иоанна, и они вместе вышли на примыкавший к зале балкон.
– Отче, я хотела узнать твое мнение по одному вопросу… Помнишь, перед выбором невесты Феофилу я спрашивала тебя, найдет ли он свое счастье? Так вот, теперь… я хочу спросить: как по-твоему, нашел ли он его?
"Счастлив ли Феофил?" – Фекла мучилась этим вопросом, хотя задать его сыну решилась только раз.
– Насколько это в моих силах! – ответил юноша и перевел разговор на другое.
Иоанн, как думалось Фекле, лучше всех мог знать, что творилось в душе Феофила. Они смотрели на море, синевшее за спускавшимися к нему уступами террасами дворцовых садов. Игумен медлил с ответом. Заметив его колебание, Фекла проговорила тихо, но горячо:
– Иоанн, скажи правду! Что ты думаешь? Счастлив ли он в браке?
Забывшись, она во внезапном порыве взяла его за руку; игумен мягко, но решительно убрал ее под мантию. Фекла ужасно покраснела и отступила на шаг. Грамматик сделал вид, будто ничего не произошло.
– По-видимому, к своей супруге он относится хорошо, – сказал он, – но думаю, он пока еще не забыл ту, другую…
– Кассию! Я так и боялась… Господи! Я думала, устраивая этот выбор невест, сделать, как лучше… поэтичнее… Но кто же мог подумать!
– Государю хотелось бы иметь супругой женщину, если и не равного с ним ума, то, по крайней мере, со сходной любовью к наукам. Августа не такова, увы, и их склонности во многом не совпадают. Думаю, именно здесь главная причина того, что он не может быстро забыть о своем первом увлечении.
Императрица слушала, опершись на перила балкона, обратив к Иоанну тонкий профиль и даже чуть отвернувшись, румянец по-прежнему играл на ее щеках. "Что я сделала! – думала она. – Как я могла?! И почему это получилось так… естественно?.. Как долго я смогу ходить по лезвию ножа и не падать? Отцы говорили, что для человека естественна добродетель… что она "недалека от каждого из нас"… А мне кажется, что для меня естественен грех! Естественно взять его за руку… И неестественно быть рядом и всё время сдерживаться! Господи, что же мне с этим делать?!.."
– Госпожа Кассия, – продолжал тем временем Иоанн, – как я убедился, действительно на редкость образована и умна для девицы… и даже не только для девицы. Поразительная красота в сочетании с умом… А юный государь впечатлителен.
– Но ведь Феофил не мог знать о ее уме!.. Впрочем, – тихо добавила императрица, – такие вещи чувствуются…
– Знающие люди сравнивают такого рода любовь с ударом молнии. Молния, безусловно, имеет свои причины появления, но ее удар всегда неожидан, глядя со стороны, а часто и глядя изнутри, и всегда разителен… К тому же Феофил имел возможность убедиться в ее уме и на деле, ведь она продолжила цитату, а это уже говорит о многом.
– Да… И почему только она так повела себя на смотринах?! Если не хотела, чтоб ее выбрали, что ж тогда согласилась участвовать?
– Самоуверенная девушка! – усмехнулся Иоанн. – И смелая. Решила испытать судьбу.
– Что ты имеешь в виду?
– Она сама призналась, что не хочет быть избранной, потому что уже выбрала "лучший жребий". Но она хотела получить подтверждение, что правильно избрала путь. Думаю, что судьба ее так или иначе проучит. Впрочем, таким, как она, это бывает полезно.
– Так вот в чем дело!.. – Фекла чуть помолчала. – Право, если б она мне сказала, что не хочет, я бы отпустила ее… Или если б ты мне сказал, что она не хочет…
– Да, я мог бы сказать. Но мне стало любопытно, получит она свой жребий или нет. Я люблю наблюдать подобные вещи.
– "Опыты"? – тихо спросила императрица.
– Да.
"Но ведь Феофил, по сути, стал жертвой этого опыта! – подумала она. – Впрочем, если тут был божественный промысел… или попущение?.. Ах, нам ли разобраться в этом?!"
– Всё же я поначалу не думала, – заговорила она вновь, – что Кассия произвела на него такое сильное впечатление…
– Я тоже не думал, но, как теперь понимаю, ошибся. Для умного человека ум в женщине бывает гораздо привлекательней, чем ее красота. А тут и то, и другое – опасное сочетание! – Грамматик умолк, и Фекла краем глаза заметила, как его пальцы на мгновение стиснули мраморные перила. – Но думаю, трижды августейшая, не стоит всё же так беспокоиться. Дело молодое! Забудется… Всё проходит.
– Всё ли? – спросила Фекла, повернула к нему лицо и вдруг поняла, что Иоанн уже некоторое время смотрит на нее.
– Да, – в голосе игумена зазвенел металл.
Но в его взгляде промелькнуло что-то такое, что заставило сердце августы прыгнуть и стремительно забиться. Она опустила глаза почти в испуге, но в следующий миг вновь подняла их, однако Грамматик уже отвел взгляд. "Нет, не может быть… Показалось?!.. Показалось…" – и в груди у нее заныло.
– Что ж, дай-то Бог! – сказала Фекла, но голос ее прозвучал не очень уверенно.