– Разве нас спрашивали, чего мы хотим?! – сказала она очень тихо, но в ее голосе прорвалась горечь, и Михаил подумал, что, быть может, он был первым, кто задал ей такой вопрос. – Как только мне исполнилось шестнадцать, игуменья тут же сказала, чтобы я готовилась принять постриг. Сначала я пыталась оттянуть этот момент, но вскоре государь Никифор приказал нам перебираться с острова сюда, и меня постригли на другой же день. Должно быть, игуменье дали указание… А мама всегда хотела видеть меня в монашестве. И сестра… она с детства мечтала об ангельском образе, а когда постриглась, всё говорила мне, как это прекрасно, ждала, когда придет и моя очередь… Что еще мне оставалось делать?.. Впрочем, – словно спохватившись, добавила она, – я не могу сказать, что постриглась против воли. Так устроил Бог, значит, так было нужно…
– А если б у тебя был выбор?
Монахиня вздрогнула и подняла взор, в котором читалось совсем иное, чем только что сказанные ею смиренные слова. Глаза императора странно мерцали, и Евфросина не сразу смогла отвести взгляд.
– Какой смысл задаваться подобными вопросами, государь? – ответила она еле слышно, опуская голову. – У меня не было выбора, нет и уже никогда не будет.
7. Пораженные
Мудрым, да, мудрым был тот,
Кто задумал первым в глубокой груди,
Кто первый дал заповедь людям:
Каждый пусть жену себе вровень берет!
И будет счастлив.(Эсхил, "Прикованный Прометей")
"А нечего было мечтать!" – подумал Феофил, покидая Золотой триклин. Он по-разному представлял себе этот день, но ему, конечно, не приходило в голову, что сразу после выбора он не захочет и словом перемолвиться ни с избранной невестой, ни с кем бы то ни было еще, что у него будет только одно желание – закрыться в своих покоях и никого не видеть, ничего не слышать… А ведь еще предстоял обед вместе с невестой и ее родней! Жаль, что нельзя сказаться больным!.. Войдя к себе, он на миг остановился и взглянул в большое зеркало на стене. "Прекрасен, как Ахилл", – говорили ему с утра кувикуларии… Одет, "как Соломон во всей славе своей"… Только для кого теперь всё это?!..
Пройдя в спальню, он отстегнул фибулу и бросил на столик в углу, снял плащ и швырнул туда же, затворил дверь на задвижку, постоял немного и, наконец, бросился ничком на кровать.
Он не знал, долго ли лежал так. Когда в комнату постучали, он сел, перевернул подушку, на которой виднелись мокрые пятна, встал и подошел к двери.
– Господин Феофил, скоро обед!
Уже!.. Он быстро причесался, хотел надеть плащ, но бросил обратно на столик, вспомнив, что обед будет неофициальным. Перед выходом снова погляделся в зеркало. Ничего, сойдет!.. А рядом сейчас посадят невесту… И впервые в жизни ему захотелось напиться.
Он прошел к столовой боковым коридором, и тут мужество опять изменило ему. Хотелось повернуться и сбежать… Чья-то рука легла на его плечо. Феофил оглянулся: это был отец. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.
– Ты – будущий император, – тихо сказал Михаил. – Ты должен быть сильным.
Пальцы его слегка стиснули плечо сына.
– Да, – ответил Феофил и внезапно подумал, что отец не такой уж бесчувственный, каким они с матерью считали его…
Император слегка потрепал сына по плечу и сказал:
– Идем!
Феофил, чуть вздернув подбородок, вошел в столовую вслед за отцом. Слуги тотчас раздвинули портьеры на дверях с противоположной стороны, и появилась Фекла, а за ней Феодора. Императрица выглядела немного встревоженной, а невеста – так, словно держала в руках драгоценный ларец, боясь его открыть. После того как все четверо заняли места за стоявшем отдельно на возвышении золоченым императорским столом, через боковые двери трапезит начал вводить и рассаживать остальных приглашенных – это были родственники со стороны жениха и невесты, эпарх, логофет дрома, препозит священной спальни, великий папия и несколько других придворных.
Пока подавали первую перемену блюд, Феофил рассматривал своих новых родственников – тещу, сестер Феодоры с их мужьями, ее братьев Варду и Петрону. Тестя не было – Марин должен был приехать из Эвиссы только к свадьбе. Феодорины сестры втайне завидовали младшей, и даже не потому, что она должна была стать императрицей – это пока не совсем укладывалось у них в голове. Глядя на Феофила, каждая думала, что Феодоре невообразимо повезло: будущий император был потрясающе красив, прекрасно воспитан – это сразу показывали его манеры, – да еще, как все знали, хорошо образован… "Вот так сестрица отхватила! – думал Варда. – Интересно, точно ли он так умен, как про него говорят? Не завести ли разговор о философии?.. Впрочем, в таком собрании это, может, будет неуместно?" Он украдкой оглядел присутствующих и решил, что, уместно или нет было бы затеять за столом "умную" беседу, в любом случае не ему начинать ее – это выглядело бы чересчур дерзко, ведь Варда был тут одним из младших по возрасту…
Император, видя, что все друг друга пока еще стесняются, сам стал направлять разговор, шутить, несколько театрально делать комплименты будущей невестке и ее родне, умудрился развеселить даже строгую Флорину, и к третьей перемене блюд все уже чувствовали себя достаточно раскованно, а некоторые, в том числе супруг Каломарии Арсавир, были заметно навеселе. Феофил между тем то и дело знаком приказывал виночерпию подливать вина в свой кубок. Императрица заметила это и поглядывала на него с некоторым беспокойством. Наконец, она шепнула мужу, что неплохо бы урезонить сына – как бы ему не было плохо потом.
– Не лезь к нему! – отрезал Михаил шепотом, но жестко. – Пусть он сегодня делает, что хочет!
Каломария, поднимая очередной кубок, сказала, глядя на императорскую чету:
– Ваши величества! Позвольте мне рассказать одну историю из детства нашей дорогой сестры, которая сегодня удостоилась чести…
– И прочее! – прервал ее Михаил с усмешкой. – Так что́ за история, наша дорогая Каломария?
Молодая женщина улыбнулась и продолжала:
– Помнится, когда Феодоре было лет восемь, мы как раз обручили нашу сестру Софию с Константином, – она взглянула на молодых супругов, сидевших слева от нее, – и зашел разговор вообще о замужестве, Феодора вмешалась, и мы, я и мама, посмеялись над ней, а она тогда сказала: "Вот вы смеетесь надо мной, а я выйду замуж так, что вы все будете мне завидовать!" Да, как-то так она сказала. И вот, теперь нельзя не признаться, что она была права!
Феодора порозовела и украдкой взглянула на жениха. Феофил тоже посмотрел на нее, но как-то странно.
– Что ж, это приятно, когда сбываются мечты – и детские, и все остальные! – сказал император.
– Не выпить ли нам за это, государь? – предложил папия.
– Непременно! – ответил Михаил и повернулся к виночерпию. – Подлей-ка!
Тот изящным жестом поднял кувшин, и темно-красная жидкость полилась в золотой кубок. И тут Феофил, всё время до этого молчавший, что само по себе уже начало вызывать некоторое недоумение собравшихся, произнес негромко, но внятно:
– Мне кажется, не очень разумно хвалить вино, прежде не попробовав его!
Все посмотрели на него, и юноша, в свою очередь обведя сотрапезников взглядом, усмехнулся и сказал:
– Ведь еще неизвестно, способен ли я содействовать такому воплощению мечты, которому можно завидовать!
Повисла растерянная тишина. Впрочем, у императора был такой вид, будто он ожидал от сына чего-то подобного, но императрица выглядела испуганной. На лицах сестер Феодоры промелькнуло недоумение. Варда внимательно посмотрел на Феофила, тот перехватил этот взгляд и спросил:
– Господин Варда, ты изучаешь философию? – действительно, Арсавир уже успел упомянуть об этом за столом.
– Да, – ответил юноша.
– А господин Константин, должно быть, уже этот курс окончил? – Феофил обратил взор на мужа Софии.
– Э-э… – Вавуцик несколько смешался. – Я учился философии немного, но…
– Но недоучился? – спросил Феофил полуутвердительно. – Что ж, бывает. А что помешало доучиться? Вероятно, женитьба?
– Да, – смущенно ответил молодой человек.
– Понятно, – протянул Феофил чуть насмешливо. – Ничего удивительного. Брак вообще к философии не располагает. Это, так сказать, вещи несовместные… Еще Эпикур, уж на что он, казалось бы, считается далеким от аскетизма, а и то говорил, что мудрец не станет ни жениться, ни заводить детей, – заметив, что у супруги Константина глаза всё больше округляются, он улыбнулся ей и добавил: – Впрочем, я не хочу никого обидеть, разумеется. Каждому своя судьба!
Пока он говорил, Феодора сначала покраснела, потом побледнела, взглянула на жениха, опустила глаза, опять подняла… "Сестрица, конечно, не ожидала от него таких речей!" – подумал Варда.
– Но ведь Сократ, например, имел и жену, и детей, а его признавали одним из мудрейших! – осмелился он возразить.
– Совершенно верно, – согласился Феофил. – Но в итоге он оставил жену вдовой и детей сиротами, исключительно из любви к философии! Феофраст, помнится, говорил, что невозможно одновременно служить и книгам, и жене. Так что, господин Варда, могу дать тебе, а заодно и Петроне, – он взглянул на младшего брата своей невесты, – совет: подольше не жениться, чтоб хотя бы успеть окончить курс философии. Я не прав, господин Иоанн? – обратился он внезапно к логофету.
Тот едва не подавился от неожиданности и промямлил:
– Вероятно, прав, но… бывают случаи, когда женитьба…
– Становится делом государственной важности! – произнес император.
– Совершенно справедливо, державнейший владыка! – закивал логофет.