Взгляд Феофила скользнул по серебряной повязке, лежавшей на ее распущенных волосах, волнами ниспадавших на спину. Затканная серебром темно-синяя туника мягко обрисовывала фигуру, пояс охватывал высокую тонкую талию. Серебро создавало холодную атмосферу, затем Кассия и выбрала эти сине-серебристые оттенки и переплетения, но… Феофил посмотрел ей в глаза. Да, там он должен был бы увидеть тот же серебряный холод, ту же отрешенную синеву – но он читал в них другое…
Он узнал ее сразу, как только она назвала свое имя и подняла глаза, и в тот же миг понял, что судьба его решена. То, что на него нахлынуло в этот момент, не нуждалось в определении – это было то самое чувство, в своей способности к которому он уже было стал сомневаться, – то, о чем говорилось в любимом "Пире". Дальнейший смотр девиц был по сути не нужен – он уже не видел ни одной из них и даже едва слышал их имена. Правда, он несколько внимательнее взглянул на Феодору – с холодным любопытством: это вот ее прочила ему в невесты мать? Какая чушь!.. Когда Феофил во второй раз остановился перед Кассией, он почти испугался силы охватившего его чувства. Золотое яблоко, которое он держал в руках, могло принадлежать только ей, – это было несомненно, но… Что же она?..
Он тонул в ее глазах, как в море, а она падала в его глаза, как в бездну.
Но, понимая, что она охвачена тем же чувством, он всё же видел в ее взгляде что-то еще, словно барьер, который она пыталась установить между собой и им, хотя у нее и плохо получалось… Что это было?
"Если я протяну ей яблоко, возьмет ли она его?" – эта мысль могла показаться безумной: ведь она здесь, и он видит этот жар в ее глазах, чувствует ее трепет, ее волнение… Но что же тогда у нее там, в глубине, за стена, на которую он натыкается?.. А если не возьмет? Но что за вздор! Как это может быть, если она… А всё же… И так вот сразу поддаваться чувствам… В голове почему-то всплыли строчки из Гесиода:
"Им за огонь ниспошлю я беду. И душой веселиться Станут они на нее и возлюбят, что гибель несет им…"
Гибель?.. Если не она, то всё погибло!.. Но почему она смотрит так странно?.. Да или нет?..
Внезапно ему вспомнилось: "Чрез женщину излилось зло на землю…" Откуда это? А, да – "Слово на Благовещение" Златоуста, как раз недавно читали с Иоанном, и Феофил тогда подумал: параллель с эллинскими мифами про Пандору…
Всё это промелькнуло в его уме за какие-то мгновения.
Да или нет?.. Зачем он вообще хочет это знать?! Не он ли тут выбирает? Не обязана ли избранница покориться выбору?.. Нет, если "вторая половина", то согласие должно быть добровольным… Боже!.. Да или нет?
– Не правду ли говорят, – сказал Феофил, глядя ей в глаза, – что "чрез женщину излилось зло на землю"?
Кассия побледнела. Она поняла – будущий император спрашивал ее: "Ты согласна?" Он не хотел просто протянуть ей яблоко – не хотел выбрать против ее воли. Она молились, чтобы Бог отвел от нее этот брак, – и теперь она действительно могла избежать его. То самое подтверждение призвания, которое она втайне хотела получить, она получила, но не в том виде, в каком ей думалось, – не через то, что ее просто не выберут. Нет, ее выбрали – но с условием, что она сама должна сделать выбор. И вот, ей нужно было окончательно выбрать, за кем она идет, подтвердить свой ответ на Божий зов: "Если Ты зовешь, то я иду!" – и отвергнуть зов земного жениха. Конечно, надо только сказать… Но слова застряли у нее в горле. Она с ужасом поняла, что вместо "нет" хочет ответить совершенно противоположное. Пока они с Феофилом стояли друг против друга, между ними словно протянулись тысячи невидимых нитей, связывая их неразрешимыми узами, и она ощутила себя опутанной по рукам и ногам – не уйти… И самое ужасное – ей не хотелось уходить! Отказаться от него и навсегда расстаться? От этой мысли ей становилось тоскливо, больно и страшно, словно ей предстояло живой лечь в гроб и быть зарытой в землю… Она чувствовала, как незнакомый ей доселе жар разливается по телу, и понимала, что с ней творится… Нет! нет, только не это! Променять небесного Жениха на земного, хотя бы и императора? Любовь небесную на земную? Господи! Нет!..
Она опустила ресницы, но не удержалась и снова взглянула на Феофила. Взгляд темных глаз проникал в самую ее глубину, и всё начинало плыть внутри. Их влекло друг к другу настолько сильно, что оба едва сдерживались, чтобы не сделать шаг навстречу.
Нет!..
"Господи, помоги мне!"
В ее уме внезапно встали строки из письма игумена Феодора: "Золото и серебро, слава и благолепие и всякое земное мнимое благополучие есть ничто, хотя и называются добром, ибо они мимолетны и исчезают, подобны сновидению и тени. Что же дальше? Избрание монашеской жизни, которую ты обещаешь принять…"
Что сказал бы этот подвижник, увидев ее тут, так наряженную, стоящую перед красивым юношей и уже почти совершенно плененную им?!.. И она обещала! А теперь чуть не забыла о своем обещании!..
Кассия опустила взгляд к полу. "Господи, Иисусе Христе…" Лишь только она окончила мысленно молитву, как вдруг поняла, что Феофил процитировал ей фразу из Златоустова Слова на Благовещение! "Приведутся Царю девы вслед Нее…" Да! Она избрала свой путь, и не свернет с него. "Чрез женщину излилось зло на землю…" Что там дальше?.. А, вспомнила! Вот и ответ… Он должен понять!
– Но и "чрез женщину бьют источники лучшего"! – произнесла она тихо, поднимая глаза.
Взгляды Феофила и Кассии скрестились, как два клинка. Он видел, что она поняла смысл сказанной им фразы, и понял, что означал ее ответ: она отвергает и его, и корону Империи ромеев. Отвергает, несмотря на то, что он безошибочно прочел в ее глазах то же самое чувство, которое загорелось в нем.
Это было непонятно и… почти оскорбительно! Продолжила цитату! "Источники лучшего"… Да, умна! Но не такую ли жену он и хотел? Не о такой ли мечтал, когда удивлялся всеядности Константина? И… не о такой ли его предупреждал бедный друг? "Смотри, наткнешься на какую-нибудь умницу…" Ум и красота – всё, как ему мечталось… "Другая половина"! В этом не может быть сомнений! Но она не хочет быть его женой! Взять ее против воли, после того как она вот так… отвергла его?.. Нет, невозможно… И так уже… позор! Ведь все видели и слышали, как она ему возразила! "Понравится ли тебе, если жена будет слишком самостоятельной? И хорошо ли это будет для Империи?.." Мать права – и если он сейчас будет настаивать, это будет выглядеть по-ребячески, жалко: влюбленный умоляет капризную красавицу! О нет, этого не будет!.. Да и потом… она не из робких, как видно, может и яблоко протянутое не взять… Не хватало еще такого!.. Что ж, нет, так нет!
Рука, державшая золотое яблоко, резко сжалась. Кассия поняла, что это значило. Всё. Любовь отвергнута. Империя отвергнута. Будущий император оскорблен и обижен. И она знала, как ему больно, – потому что ей было больно так же. "Господи, я не вынесу…" – на миг ей показалось, что это невозможно, что надо взять свои слова обратно, потому что… Она почти не могла дышать – не только от своей боли, но и от той, что плескалась в его глазах, всё еще смотревших на нее…
"Как я узнал, – снова зазвучали в ее уме слова из письма Студийского игумена, – ты еще с детства избрала добрую жизнь ради Бога и стала невестой Христа. Не ищи и не люби больше никого. Кто прекраснее Его? Его красота пусть еще ярче сияет в твоем сердце, дабы ты угасила всякую страсть изменчивую и тленную…"
Боль как будто отхлынула от сердца. Да! Как она могла засомневаться?.. Да что там – совсем забыться!.. "Господи, Иисусе Христе, помилуй меня, грешную!" Синие глаза опустились и больше не поднимались на Феофила.
Среди девиц произошло движение. "Невесты" видели, что Кассия проиграла, но никто из них не понял, что Феофил обменялся с ней цитатами из слова Златоуста. И Феофил понимал это: в этот миг он знал с уверенностью ясновидца, что та единственная, которая могла бы составить ему пару, отвергла его. Другой такой он не найдет среди оставшихся, но у каждой из них сейчас бешено – и "алчно", как думал он с отвращением, – стучало сердце от мысли о браке с будущим императором… От тоски и боли Феофилу хотелось провалиться сквозь пол триклина куда-нибудь во мрак… никого не видеть и не слышать…
Удар был слишком силен, и самообладание изменило ему. Невыносимая боль залила душу, не давая свободно вздохнуть. Кого бы он теперь ни выбрал в жены – это уже не будет Кассия… Это уже не будет его половина… Всё равно, кого теперь выбирать… Боже! Так ли он думал жениться?! О том ли молился?.. Но что там говорила мать? Намекала на Феодору… Конечно, она очень красива, и если мать так хочет…
Побледневший и вмиг осунувшийся, Феофил отошел от Кассии и остановился перед Феодорой. Она замерла и даже перестала дышать. "Бог венчает тебя императрицей…" – зазвучали у нее в ушах слова Исаии. "Я сейчас умру! – подумала она. – Я не вынесу… Боже!" Она подняла на императорского сына глаза – такие же темные, как у него. И Феофил молча протянул ей яблоко.
Вздох пронесся по ряду девиц. Тут же заиграл орган, придворные громко запели славословия, и всё закружилось вокруг Феодоры, сжимавшей до боли в руке золотое яблоко, словно боясь, что оно вдруг исчезнет и всё окажется сном. Но, однако, к ней уже направлялась императрица, вокруг подобострастно засуетились кувикуларии… Патрикии с большими корзинами и серебряными блюдами выстроились у императорского трона, готовясь вручить подарки несостоявшимся невестам, кто-то из придворных уже засматривался на девиц…