- У каждого своё. У кого упрямство, у кого каменная жопа... Кроме остального. С братьями твоими старшими-меньшими заветным мыслям не давай огласки! несообразным воли не давай. Предадут-украдут-донесут! Или смеяться будут. Делай, главное лишь. Дело не стемнишь, не схарчишь, не затыришь. Жизнь-подлючка так складывается, что тебя оприходуют не по тому, что ты дюже способный там и, может быть, талантливый даже. А по тому, что ты сделал, милок. Сделал - и взвейтесь соколы орлами! А не сделал - колоти себя в хилую грудь. Только это не набат, это колотушка по горшку треснувшему. И талантливые-то как раз на горку и не взбираются. Почти научно достоверный факт мудрости жизни. Есть воля - есть человек. Потом. Не раскрывайся. Открытую книгу никто по второму разу читать не будет. Ты уже всё сказал. Уложился. Раковина надвое, как пухлые ножки на погонах, а жемчужное зерно петушок-жестяной гребешок склевал. Чем удивлять? Нечем. Нуль, через "у". Но и другое: нечего признавать свое поражение. Наоборот! Говори, что ты победил, когда проиграл. Всегда есть на кого списать. Есть враги - на врагов. Нет врагов - на предвзятость. Или на обстоятельства, на худой конец. Пока своего поражения не признал - ты не проиграл. Ты способен победить! Как говорится: не теряйте мужества! Худшее впереди! А вот те шиш, говорила. Это для вас худшее впереди. А для меня только лучшее! Ссать я хотел мелкими брызгами на ваше нытье. Ну как? - Рисовальник отошел от мольберта.
- Я б такое дома повесил.
- То-то и оно, - довольно ответил Рисовальник. - Полная херня.
- Ты как-то не ценишь.
- А что ценить? Вот я в семь лет чайную розу нарисовал - вот это шедевр. То, что надо - останется.
- А что такое вообще-то живопись? С музыкой мне как-то более-менее. Литература тоже, как никак и без пузыря разобраться можно. А вот что живопись, что не живопись?
- Налетай, торопись, покупай живопись. Имя, - ответил Рисовальник, складывая мольберт.
- Что значит - имя?
- Вот, скажу тебе. Продавалась в комиссионке акварелька. Скока? 25 рублей. Ладноть. Купим. Вроде дорого, да? Четвертной. На другой день в антиквартный сдал за тыщу. Потому как это Коровин. Имя.
- Ах, вот оно что!
- Именно - что. Есть два типа дураков: одни говорят: "Это старое, а значит хорошее", другие: "Это новое, а потому лучшее".
14
После полдника с оладушками - традиционный волейбол - местная панацея от тучности живота.
Компания подбирается с песочка по купальничку и стратегические силы обычно размениваются нашим и вашим, чтобы сохранялся какой никакой интерес. Поскольку сетку приносим, натягиваем и уносим мы, веселый звонкий мяч тоже с наших горных палестин, мы же, естественно, и держим фасон. Это как в банально-прозаическом анекдоте: подходит фраерок в кабаке к столику за которым девица и жгуче-южный человек: "Можно потанцевать с вашей симпатишной дамой"? Ответ всем досконально известен.
Мадамы, выхваченные с пляжа, в последующем вполне могут оказаться особами приближенными, ведь разговор завести уже проще простого. Поэтому отбор кадров проводится тоже загодя, весело и непринужденно.
Короче, сами понимаете.
Кисели и компоты, поглощенные за полдником, за время игры дают себя знать обильным потовыделением и после каждого пятнадцатого мяча вся команда плюхается освежаться. Где опять-таки, дуркуя, можно ненароком похлопать по интересным местам.
В один из забегов в пляжную волну, нырнув слишком рьяно, Минька больно пропахал животом по дну и вынырнул с золотой цепочкой на носу, на которой болталось узкое обручальное кольцо и солидная печатка с черным камнем и кабалистическим знаком, выгравированном на нем.
- И цепь золотая! Чай дорого стоит, - подмигнув, сказал Маныч.
- Как солнце горит, - буркнул Минька.
Находка была подвергнута всестороннему анализу, после чего почесывая плоский живот, искатель приключений спрятал добычу в карман плавок, застегнув его предусмотрительно булавкой, что припасена у всех нас на случай судорог при далеких заплывах.
Свидетели находки, щедро приправив ситуацию юмором, шумно выразили неудовольствие своими неоцарапанными животами.
- Товарищи! – подмигнув нам, бросил призыв Маныч. - Давайте искать! Может еще найдем? Помните я в пиджаке? - напомнил он.
Еще в кабацкую бытность, как-то в перерывчике, утерев пот со лба, Маныч, засовывая платок в карман брюк, внезапно спохватился и, насторожив глаз, произнес: "Шуршит". Затем стал мять полу пиджака и приговаривать: "Кажись, денежки, а?"
Анекдот был в том, что почти новый манычевский пиджак был с фальшивыми карманами, то есть совершенно без карманов. Там, где у всех людей карманы, у него была только видимость. Клапана. Бывают и такие пиджаки. После нервного вспарывания подкладки тупым кабацким ножом, из пиджачных недр был извлечен червонец! Из другой же полы пиджака - прозаический рубль.
Феномен сей остался неразгадан.
В другой же раз, тоже в кабаке, собираясь домой и сматывая удлинители и шнуры, я обнаружил у колонки матерчатую черную сумку. В сумке была трехлитровая банка густой, словно масло, сметаны, и такая же банка домашнего творога. Кто пришел в кабак с этими банками, почему оставил на эстрадке, осталось неузнанным. Да мы и не узнавали. Зачем?
Находки, при желании, можно в любом месте найти. Даже в самом неожиданном.
Кто-то вспомнил, как бутылку портвейна в скверике на скамейке нашел, кто-то про кошелек с мятой трехрублевкой на автобусной остановке, кто-то байку про найденный лотерейный билет, естественно, на двадцать четвертую "Волгу". Маныч, которой с находками на "ты", рассказал про находку в коробке конфет.
- Пошел я в воскресный день прогуляться. Пивка кружечку пропустил, в магазинчик один-другой зашел, галантерею посмотрел, радиотовары, хлебца еще горячего купил, да решил по парку пройтись.
- Вот так всё и начинается, - оживился Седой. - Всякая хрень. Да-с, с хорошего и начинается.
- Денечек, как говорится, осень золотая, - продолжал Маныч. - Бабье лето. Настроение болдинское. Мечтаю о чем-то. Горбушку хрустящую отломил. К парку уже подхожу, что-то меня в аптеке привлекло, в переулке. Стою у витрины, разглядываю. А позади меня, левым ухом слышу, такой примерно разговор:
"У меня всё нормалёк там. Братан двоюродный, всё мужики свои. Уж пито-перепито. Мужики мне всегда – Санёк, чуть что – мы тут, не пропадешь. Я и попаду по-пьяни, так через два часа уже дома, еще и подвезут, понял? Свободно любому в лоб закатать могу. И ничего мне не будет".
А я, так краем уха слышу, но думаю-то о своём. О своём я думаю, о хорошем. Я расслабленный такой, всё мне по нраву сегодня. А те, что сзади, дальше базарят:
"Ну вон тому дятлу можешь?" "Которому?" "Да вон тому".
Тут меня по плечу кто-то, эге, мол. Я добродушно поворачиваюсь.
Ба-бац!!
Хуяк!
Здравствуй, асфальт!
Полежал маленько. А куда торопиться? Теперь-то уж точно некуда. Чувствую, кровушка закапала. Достал платочек, по лицу размазываю. Ну, вот тебе, ёбчика мать-то, сходил за хлебушком.
Посидел-посидел, тупо, помню, еще заметил, что каблуки на ботинках уже стоптаны совсем, в ремонт надо, встал, сумочку с хлебом с травки подобрал, да пошаркал домой, асфальт пачкая.
По тормозам рядом. Менты. Что? как? Меня на переднее сиденье, и газу по переулкам.
И, действительно, идут по дороге двое, друг за дружку держаться.
- Эти?
- Они.
Просимо до хаты, гости дорогие.
Приезжаем в отделение здешнее. Заводят этих деятелей. Распиздон, что меня приветил, так дружественно кому-то: а, мол, Вася, здорово. Меня на скамеечку у входа посадили, я кровку слизываю, а тут, буквально, еще один мент подошел. Амбалистая такая ряха. Молотобоец кубанский. Этот, мой-то, к нему с объятиями, а тот дверку в комнату открывает и заводит его. Дверку прикрыли.
Чего я здесь, думаю, Артушенька, сижу? какого доброго жду? домой надо шлепать, бодягу свинцовую на харю лепить. А то как бы самого, неровён час, на пятнадцать суток не закатали. У нас ведь как? Ягненок всегда виноват.
Слышу там, в комнате, будто шкаф упал. Выводят моего. Потускнел он что-то, не веселится больше. Расстроился что-то. Повели, руки за спину. Дежурный ко мне: "Заявление писать будете?" А чего не буду? буду. Написал.
Кособочу домой, размышляю, надо же, хороший же был день, настроение такое, а тут на тебе! Как нарочно. Не радуйся мол, свин, понапрасну.
Жена аж ахнула, когда дверь открыла. Понятное дело, я бы и сам на жопу присел: человек-человеком ушел, а является чучелин с харей расквашеной.
А по утру… Мало того, что физию по всем углам разнесло всеми цветами радуги. Губища, как у верблюда, вась-вась. Глаз грецким орехом. Нос набок, помидориной перезревшей. Рожа… Будто дети школьным глобусом в футбол гоняли. И это с одной-то плюхи!
Проходит дней там сколько-несколько.
Я на больничном, естественно. Сижу дома. Желтею потихоньку. Куда с таким телевизором?
Звонок в дверь.
Открывает моя.
Стоит какая-то баба чужая, ах-ах, так жалостиво, простите де, дурака моего, дело уголовное, и наглым буром в квартиру лезет.
Моя: "А мне какое дело? Не надо людей по голове на улице стукать. Пусть сидит. Поделом".