- Так же как везде. У нас механик с рейса жене шубу обещанную не привез. Она в дамки прёт: где!! "А в Уганде четыре месяца стояли, - он на нее, - я что, железный? На пуп ложил. Что я тут для вас, только дай-дай-дай! Все только "дай", никто "на". Блядь - она тоже друг человека". А она ему: "Это у вас блядь - друг человека, а у нас жена - друг человека".
- Кордебалет.
- Как много девушек хороших, но тянет все-таки к плохим.
- Да и баб, если уж на то, тоже больше на всякое дерьмо тянет.
- Да… За четыре-то месяца сперма ушами пойдет.
- Обходились, - многозначительно сказал Седой.
- Дуня Кулакова?
- Зачем? Запад нам поможет. Резиновую зину купили в магазине.
- Ну и как? - привстал с покрывала Лёлик.
- Что, Леля, попробовать хочешь?
- Да никак, - ответил Седой, сотрясая мизинцем ухо. - Она ж для задохликов сделана. После второго раза - по швам.
- Так ты ж говорил - денег нет. А книги? Зина ваша?
- Провезти, конечно, хрен ты чего провезешь. Паша Луспекаев бдит. На таможне просветят, стукачок стуканет. Но - жизнь-то не остановишь.
- Как?
- Расскажи тебе.
- Ну, расскажи, ладно. Вдруг понадобиться.
- Кто как может. Я - николаевки. Царские. В зубную пасту ее, снова закрываешь аккуратненько. В блоках из-под сигарет. А там обменивал.
- Ловко. А что ты в санаторях санитуировал? На тебя поглядишь, бугай-бугаем, хоть об дорогу бей.
- У меня запоры.
- Да, беда.
- Действительно. Желудночно-кишечный тракт. На коробке всё на комбижире готовили. С тех пор поджелудочная постоянно жмёт.
- Желчный ты, значит, человек.
- Ой, не говори.
- А как же теперь? Из санатория выгнали.
- Да наплевать в их гречневую кашу на пару. Тоже мне. Боржоми я и в ресторане спокойно откушаю. Я вчера, как человек, в кои-то веки прилично в кафешантане у волны посидел. Без подливки острой, правда, но… Все равно волнительно.
-Не в палате, зато не в интернате.
- У меня коечка в хибарно-сарайном секторе. Абрикосы, груши-яблоки. Хозяйка, правда, не душа человек. Но мне ж с ней половой жизнью не жить.
- Будьте вы прокляты, валяющиеся телом на теле!
- О-о!
- А кто пришел!
- А что принес!
А пришел Рисовальник и принес три литра пива. Холодного! Добрый Ильич съездил на мотоцикле.
- Седой! Пивка!
Но Седой сегодня в нигилистах:
- Пиво, оно дурное. Дубеешь с него. Гнилая вода, как приятель мой, Сашка Новиков говорит. Опять же спать тянет. И тоска почему-то.
Где-то он прав. С пива, если уж им основательно ополубишься, - то утром не "с бодуна", а именно похмелюга. Так оно уныло с утреца, что полное очей разочарованье.
- Сегодня парень пиво пьет, а завтра планы продает родного, блин, советского завода, - прокомментировал Лелик.
- Мадам, - Рисовальник протянул Бацилле букетик из каких-то смешных растений.
- Икебана! Я тебе ля-ля принес не букет из алых роз...
- Кстати. Мощный секрет, - поделился Минька. - Роза, чтоб стояла долго - помещается не в обычную воду, а в минеральную. И добавить водки. Немного. Два месяца будет стоять, как живая.
- Тю-тю-тю-тю-тю, - обрадовался Седой. - Пожалуй, стоит опустить в этот благодатный раствор жизненно-важный орган. А водки сколько?
- На глазок.
- Пропорцию бы... Мне на трехлитровый баллон надо.
- А что, в стакан не влезет?
- В дно упрётся, - обрадовался Лёлик.
- Два месяца, говоришь? Дело-дело, - серьезным тоном сказал Седой.
Полежали. Искупались.
Выйдя на берег, Рисовальник отжал бороду и встряхнул по-собачьи головой.
- Такая жарень. Смотри, заведутся в бородище какие ни то.
- Он на кисточки ростит.
-У царей бриться не принято, - пробасил Рисовальник.
- У нас моторист обезьянку себе привез, - хохотнул Седой. - Сдуру. По пьянке. Она на коробке-то всем надоела, хуже не знаю кого. А дома? Без присмотра не оставишь, перевернет, что хорошо лежало. Покоя никогда никому. Один сплошной раздор. Кот и тот из дома от греха подальше ушел. Что кот? Мать его-то самого еле терпит, а тут чудо такое без перьев. Голозадое. Перо, может быть, и есть одно. То, что заместо шила. А живет он с матушкой. То есть, в анкетах пишет "холост". Так матушка его с этим подарком пете в голове дырку лучшее коловорота провертела: нудит да нудит заезженным патефоном: а-а, сам бандера, да еще эту на мою голову! когда, памфлет такой, женишься наконец, мне покой доставишь, скалкой, мялкой и трепалкой вас, паразитов! Ну, знаете, как родные люди? когда вместе подолгу да еще характерец?
- Еще Христос говорил: враги человека - домашние его.
- Ага. Правда. Считайте, ситуация и так революционная в доме, а тут еще и макака до кучи. Короче, чтоб было понятно, мать дома тварь эту категорически не оставляет. Война. Окопы. Того и гляди отравляющий газ пустят. Куда пете деваться? Вот он с вертихвосткой своей на пару и таскался. За хлебом, в кино, пивка попить и по остальным житейским надобностям. Сидит себе мымрина на плече, в ухе у него ковыряет, дети на улице радуются, пальцем показывают.
- Как в анекдоте про Василия Иваныча!
- И никуда ему ее не пристроить. Вроде б, экзотика, а никому не нужна. Ни кот, ни собака, ни птица-попугай. Тебе надо? нет? И мне нет. И пете не надо. Но и не пиджак старый, не выкинешь на помойку. А тут к тому же, такая мудрая штука, цепляет он лобковых вшей, изячно выражаясь. Дело, завсегда ясно, не хитрое. При достаточном желании найти не трудно. Пошаркал в аптеку. Там, как и положено - аспирины да витамин ю, чтоб не было морщинок на максимке. Пришлось как деды в гражданскую. Керосинчиком да дегтем каким-то, что-то достал, в общем, стал себя пользовать. А жрут! Спасайся кто может! Только подпрыгивай. Но и жизнь не остановилась, дальше идет. А дело-то, понимаете ли, летом. Петя на пляж. Подругу эту, естественно, с собой. Завалился под кустиком да на солнышке и задремал. И что ты думаешь? Эта нимфа, пока спал, у сонного, всех дуром и выловила! Как чайку попить. А у него уж и в бровях, мама моя. Я про там и не говорю! И всех как одну. Кривой ручонкой.
- Это ты не про себя? Поразительно цельно рассказываешь.
- Патент брать надо!
- А Маныч, помните, рассказывал, как мужику бубенчики на замок закрыли? – вдруг вспомнил Лёлик.
- Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался Седой.
Лёлик в лицах и красках пересказал историю страдальца Двадцать Шестого.
- Поучительно, - сказал Седой. - Я наподобие историю знаю. Зашли мы то ли в Лиепаю, то ли в Балтийск. Я тогда еще во вспомогательном флоте на танкере ходил. Сошли на берег. Решили по пивку вдарить. Нашли ханыжник какой-то, туда-сюда, потом залакировали, добавили. Как бывает. В общем, налимонились. И моторист один, давай говорит, я, за ящик пива, на спор, мудя в бочкину дырочку помещу, а потом вытащу.
- В какую бочку?
- Да у нее стояли пустые какие-то бочки за ларьком. Такие же, как из-под масла подсолнечного. Пиво, скорее всего, в них привозили - не знаю. Двухсотлитровые, наверно, какие? Обычные бочки, отверстие под пробку завинчивается.
- Дырка там не велика.
- А хозяйство у него солидное. У мужика этого. Основательное хозяйство. Детей эдак с тыщу там пищит. Сначала спорщики осмотрели, оценили - не, такие в дырку не пролезут, не пацан же десятилетний. Поспорили. Сначала он один колокольчик опустил, потом аккуратненько другой просунул. На ту беду хозяйка пенного замка за каким-то лешим вышла. На заднее крыльцо. Видит: мужик с голой задницей на возвратной таре. Она с непонятку дар речи потеряла. Стоит на крыльце, будто икает. Потом как… Знаете, эти заполошные бабы, истероидные? Думаю, в соседнем городе тоже слышали. Соловей–разбойник рядом с ней не сидел. Что она подумала? Я не знаю. Только догадываться могу, как и вы. И этот-то, кудесник, тоже растерялся. И по-видимому, фокус у него где-то нарушился. Подпрыгивает он на бочке, освободиться хочет. И боком, и эдак и так. А назад – ну, никак. Заклинило.
Тут пивница опомнилась, с крыльца скатилась, подвернулся ей под пролетарскую мозолистую руку ящик пивной - и основательно, добротно начала охальника обхаживать. Ящиком больноугольным, крепкодеревянным.
Он орёт, она орёт, нам смешно, но и мы орём, чтоб оставила человека, человек плохого ничего не хотел. Бедалага на бочке танец краковяк отчебучивает, незагорелым местом отсвечивает, она ящиком по ушам лупит, он уже и орать не может, мы со смеху рядом катаемся.
Подкатывает луноход.
Известно, менты всегда около пивников шьются. Ментам тоже смешно.
Скорую вызвали.
И всех: его вместе с бочкой и голой задницей в больницу, нас с продавщицей – в отделение.
- И что?
- На пятнадцать суток. Ещё и подстригли.
- Миньку тоже подстригли.
- Да?
- Было дело.
- Ох, а Коля Чих-Пых в ментуру попал...
- Коля-то ведь с ментами кореш на раз-два-три…
-Ну, прихватили где-то сколопендру, - раздраженно сказал Маныч. - Не знаю. А он намотал на член соплей, и ментам показывает, - я моряк, у меня, мол, триппер какой-то, гонконгский. Воздушно-капельным путем передается. Они его мигом высвистили. Даже палкой не перетянули.
Жара.
Море.
Пиво.