- Что их там черти сцепили? - тихо проворчал он. Думал еще сказать Василю, чтобы тот вожжами разок-другой стеганул жену, если она провинилась, но смолчал и только недовольно покачал головой.
- Худшей гадюки, чем ты, и на свете нет. Что ты глаза вытаращил? Детей насмерть перепугал. Они в чем виноваты? - спокойно, но решительно говорила Авгиня. Она вся дрожала от волнения, но равновесия не теряла.
- Зачем ты ходила в это разбойничье гнездо?
Авгиня схватила клубок и швырнула его в бороду Василя.
- Вот зачем ходила. Съешь!
Этот клубок, как холодный душ, утихомирил страсти. Сбитый с толку, Василь недоумевающе глядел то на клубок, то на Авгиню. Он опасался чего-то важного, угрожающего - и вдруг всего только нитки. Весь его запас злобы иссяк. Но остановиться и признать себя побежденным нельзя было, и он продолжал ссору:
- А зачем ты туда носишь кудель?
- А ты что, запретишь мне? - тем же дерзким тоном ответила Авгиня.
- И запрещу! - крикнул Василь, топнув ногой.
- Мамочка, не надо! - взмолилась Алеся, прижимаясь к матери и стараясь оттащить ее подальше от Василя.
- Я не раба твоя, чтобы все твои причуды исполнять.
Василь широко раскрыл глаза.
- Где же ты набралась такой смелости? - с кривой усмешкой на перекошенном от злобы лице спросил он. - Может, и ты в лес собираешься?
- Уж лучше в лес идти, чем быть войтом, как ты.
Новая волна гнева захлестнула Василя. Но теперь он уже не даст маху - у него есть твердая линия, он знает, как повести дело.
- Это ты у Талашов ума набралась? Или, может, Мартын тебя научил?
Василь с новой силой почувствовал прилив ненависти к своему былому сопернику. Авгиня тоже, хотя и по совсем иной причине, не могла равнодушно отнестись к имени Мартына.
- Кто бы ни учил, лишь бы научил. А вот тебя никто уж не научит. И люди на тебя смотрят, как на волка. Ты сам себе яму роешь…
- Нет, это ты мне яму роешь! - прервал ее Василь. - Как ты смеешь ходить к этим Талашам и водиться с ними? Разве это люди? Разбойники, голодранцы, преступники. Или тебе мой хлеб приелся? Или одеться тебе не во что? Кто ж ты после этого?
- Что ты меня попрекаешь? - злобно глядя на мужа, сказала Авгиня. - Разве я мало работала? Не заработала себе кусок хлеба?
Она заплакала и сквозь слезы произнесла:
- Пусть оно сгорит, все твое добро! Лучше бы я батрачкой осталась!
- А?.. Объелась! Батрачить захотела? - Губы Василя уродливо скривились, и черная борода затряслась. - Так забирай свою дочку, и вон из моей хаты! Вон, чтобы и духу твоего здесь не было! Не надо мне врага и предателя в хате. Вон!
Он схватил Авгиню за плечо и с силой толкнул ее к дверям. Прижавшаяся к матери Алеся от толчка потеряла равновесие и ударилась головой о косяк. Она схватилась руками за голову, но не плакала и не кричала, а только билась, как в лихорадке. Петрок и Гришка с плачем бросились к матери и вцепились ручонками в ее платье.
Страшная и горькая обида охватила Авгиню, Ничего подобного с ней не случалось в жизни. Она и сама испугалась, Приголубив Алесю, она сказала ей ласково:
- Доченька моя, головку тебе ушиб этот зверь!
- Мама, не надо ссориться, - с тихим укором сказала Алеся.
А Василь в порыве нахлынувшего на него буйства ринулся к шесту, на котором висела одежда, начал срывать с него платья Авгини и Алеси и швырять их на пол.
- Забирайте свои тряпки и не мозольте мне больше глаза! Хватит!
Потом повалил набок сундук и начал по нему колотить каблуками.
Авгиня молча надела короткий тулупчик, накинула на голову теплый платок, потом одела Алесю.
- Пойдем, доченька, нам тут нет места.
Петрок и Гришка подняли рев:
- Не уходи, мама!
- И мы с тобой!
- Марш на печь! - прикрикнул на них Василь.
Мальчики покорно выпустили из рук полу тулупчика Авгини, с опущенными головами полезли на печь к деду Куприяну и там подняли громкий плач.
- Не плачьте, дети, - сказала Авгиня. - Я вернусь и вас возьму.
- Черта с два! Хватит тебе твоей девчонки.
- Ну, это мы еще увидим! - угрожающе сказала Авгиня.
Василь распахнул двери. Авгиня взяла за руку Алесю и ушла в мрак и стужу зимней ночи.
На другой день в селе Примаки - так называлось село, в котором произошло это событие, - все только и говорили про ссору Василя Бусыги с женой. А к вечеру того же дня не менее волнующая новость разнеслась по селу: хата деда Талаша брошена хозяевами и стоит совершенно пустая.
27
У Савки Мильгуна выработался новый взгляд на вещи: лучше опоздать, чем попасть не вовремя. Вот почему, распрощавшись с Максимом, он неторопливо шагал по дороге в Вепры. Да и вообще зачем спешить? Все равно чему быть, того не миновать. В Вепрах Савка немного задержался: у него были на это основательные причины. Во-первых, там было много людей, сильно пострадавших от произвола легионеров: в Вепрах они убили Кондрата Буса, сожгли хату Мартына. Вообще Вепры ограбили вчистую. Во-вторых, в Вепрах были и Савкины приятели, давнишние сообщники по части конокрадства. Правда, дела эти нё такие уж почетные, чтобы хвастать ими хотя бы и при новой власти, но встретиться со старыми друзьями и за чаркой самогона вспомнить былое все же стоило. А у Савки и деньги были - аванс, полученный от войта. Поэтому Савка пробыл в Вепрах дня три. Надо сказать, что время это им было потрачено не зря; и тут он сообщил, правда под большим секретом, о своем намерении присоединиться к партизанам. И так увлекся новой ролью, что сам стал верить в то, что говорил. Но как раз в это самое время в Вепры пришла жена Максима Талаша и тоже по секрету рассказала жене Мартына Рыля об истинных намерениях Савки. Жители Вепров, разузнав об этом, пришли в негодование, и неизвестно, что случилось бы тут с Савкой, если бы вслед за тем не явился Максим и не передал наказ деда Талаша послать Савку в Карначи к Цимоху Будзику.
Таким неожиданным решением вопроса все остались довольны: Максим, потому что выполнил поручение отца; вепровцы, потому что им не пришлось ломать голову над тем, как им поступить с Савкой. Доволен был и Савка: он был уверен в том, что нашел пути к решению своей задачи.
Из Вепров Савка, не задерживаясь дольше, направился в Карначи. Цимох Будзик долго и внимательно разглядывал нежданного гостя. Савке даже как-то стало не по себе от этого пронизывающего взгляда. Но он спокойно выдержал испытание и, в свою очередь, как ни в чем не бывало глядел на Цимоха.
- Так это ты и есть тот самый Савка Мильгун? - наконец спросил Будзик.
"При чем тут "тот самый"?" - подумал Савка. В этик словах ему почудился какой-то намек, от которого у него екнуло сердце.
- Как это "тот самый"… Разве, есть еще другой Савка Мильгун, и ты его знаешь? - спросил он.
- Может, и есть, - с многозначительной улыбкой сказал Цимох, но улыбка как-то не шла к его суровому лицу.
- Кажется мне, я где-то тебя видел, - сказал Цимох, продолжая разглядывать Савку.
- Может быть, и я тебя видел.
Савка тоже внимательно поглядывал на Цимоха.
- А где это могло быть? - спросил Цимох.
- Если не ошибаюсь, так в городе Мозырь вместе ели царский сыр.
Савка намекал на тюрьму в Мозыре. Он просидел там целый год, как осужденный по политическому делу за распространение прокламаций. Это обстоятельство требует разъяснения. Дело было в следующем: Савка знал, что политические заключенные пользуются уважением со стороны широких слоев общества. На этом он и построил свою тактику. И в последнее время, когда он отправлялся красть коней, брал с собой и прокламации, которые ему однажды удалось раздобыть. Савку поймали как конокрада, до, поскольку у него оказались прокламации, его судили как "социал-демократа".
С тех пор Савка на всех перекрестках хвастался, что он "боролся" с царским режимом. Цимох Будзик, отбывши два года арестантских рот за поджог панского амбара, числился уголовным преступником.
- Да, да! Помню! - сказал Цимох. - А теперь, значит, с панами воевать!
- Воевать, брат, до конца воевать! - сказал Савка, решительно кивнув головой.
- Ну и хорошо. Поведу тебя к нашим, познакомлю с командиром.
Дед Талаш, так счастливо вырвавшись из плена, решил по возвращении в свой отряд заняться делом Савки Мильгуна, Что с ним делать?
Лучше всего поставить о нем вопрос на собрании отряда, который к этому времени значительно увеличился. С приближением весны партизанское движение стало расти и шириться. Явился к ним и Марка Балук. У него был свой отряд смелых и отважных воинов, и он пришел затем, чтобы связаться с дедом Талашом и выработать совместный план действий.
Партизаны слышали про отвагу Марки Балука и уважали его. Привел его Мартын Рыль, и все радостно встретили отважного командира, Дед Талаш крепко и сердечно пожал ему руку.
- Дай же, сокол, поглядеть на тебя. Слыхал я, и не раз, про Марку Балука. Искал тебя, сынок, жену твою как-то повстречал. О тебе говорили.
Приход Балука, близкая весна и рост партизанского движения выдвигали ряд новых вопросов, которые надо было обсудить. Совещание провели в лесу. Там присутствовали: Марка Балук, Мартын Рыль, Цимох Будзик, Нупрей, дед Талаш и еще несколько партизан. Говорили о формах связи, условных знаках и сигналах, о вербовке, о размежевании районов деятельности для каждого отряда. После этого выступил дед Талаш с сообщением о Савке Мильгуне.
- А теперь, товарищи, расскажу вам одну вещь, - начал дед Талаш. - Помните, что говорил нам товарищ Букрей? Он говорил, что к нам постараются пролезть враги… Забыл, как он их называл…
- Провокаторы, - подсказали деду.