- Мне твои глаза не нужны, сердечная, мне правда от тебя нужна.
- Нет теперь правды, - сурово проговорила женщина.
- Как нет? Можешь, например, сказать правду: стоят у вас в селе легионеры?
- А где их теперь нет? - с возмущением сказала женщина. - Повсюду их нагнали.
- Много их здесь?
- В каждой хате по два, а то и по три… А у меня уже и хаты нет… Все забрали. Скот из хлева увели…
Разговорилась молодица. Призналась, что по совету людей ходила к уездному комиссару пану Крулевскому искать правду. Много всего узнал дед Талаш из разговора с ней. Доведался, что в местечке, где была резиденция пана Крулевского, легионеров еще больше, чем в Цернищах, и у них там машины такие стоят, что ездят и стреляют.
Нельзя сказать, чтобы эти известия обрадовали деда Талаша. Он знал, что освобождение Панаса потребует много времени, что это дело не такое простое, особенно после разоружения конвоя и захвата легионеров в Виркутье. Сильно обеспокоили деда и стреляющие машины. Но он не пал духом. Надо проверить слова молодицы и как следует разведать положение в местечке, а также посоветоваться с Букреем. Была еще надежда на Мартына Рыля и на его людей, которых он обещал привести. Словом, терять надежду не приходится.
Молодице он сказал на прощание:
- Как увидишь своего Марку, так скажи ему, пусть не шатается один, а идет к нам, да людей с собой приведет.
Дед Талаш сказал ей также, как найти Мартына Рыля.
Ему очень хотелось залучить к себе такого храброго человека, как Марка Балук.
Вернувшись к Нупрею, дед Талаш изложил ему свои соображения. Нупрей был с ним вполне согласен. Верить можно только своим собственным глазам. Они снова углубились в лес и стали пробираться к местечку. С тех пор как туда увели Панаса, это местечко особенно влекло к себе деда, хотя одновременно и пугало его.
Одна как будто незначительная вещь привлекла их внимание. Они увидели в лесу следы человеческих ног. Промежутки между следами свидетельствовали о том, что человек, оставивший эти следы на снегу, быстро бежал. Особенно заставили их задуматься красные пятна, местами проступавшие на следах. Не было сомнения в том, что это была кровь. Деда Талаша и его спутника это очень взволновало. Чтобы успокоить деда, Нупрей высказал догадку, что охотник здесь гнался за подстреленной дичью.
- А где же след этой дичи? - спросил дед Талаш. - Нет, дружок, дело здесь хуже: это кровь убегавшего. Давай пойдем по следу.
Хотя они удалялись от местечка, идя по следу, но беспокойство их не покидало. Деда Талаша охватила неясная тревога. Так они шли с полчаса. Следы показывали, что бежавший менял темп своего движения, - промежутки стали неравномерными. Видно, человек выбивался из сил, не мог больше бежать, шел замедленным шагом, чтобы немного передохнуть. Наконец следы привели их к густой ели, под которой почти не было снега.
Дед Талаш и Нупрей осмотрели место, где отдыхал неизвестный. Видно, он разгребал снег. Около выступавшего елового корня была ямка - человек лежа опирался на локоть. На том месте, где были его ноги, тоже осталось кровавое пятно. Это свидетельствовало о том, что неизвестный ранен в ноги. Следы были совсем свежие.
Они двинулись дальше по следу. Правая нога неизвестного ступала твердо, след же от левой ноги был мельче - раненый сильно хромал. Видно, ему все труднее становилось идти - следы вскоре свернули в гущу молодого ельника. Туда же направились - дед Талаш и Нупрей, продираясь сквозь густые сплетения лапчатых ветвей.
- Стой, кто-то лежит! - тревожно произнес дед Талаш и остановился.
Они увидели неподвижно лежавшего человека. Неизвестный весь скрючился, уткнувшись головой с низко надвинутой шапкой в старенький тулуп. Лица его не было видно. Вдруг дед Талаш задрожал. Его широко раскрытые глаза словно застыли от ужаса. Он порывисто шагнул к лежащему.
- Панас! - вырвался отчаянный крик из груди деда, и он бросился к сыну. Панас не шевельнулся.
- Сынок, сынок мой! - Упав на колени, дед Талаш заломил руки и горестно причитал. - Не дождался ты своего часа, сынок!..
Нупрей пощупал рукой тело Панаса.
- Он жив. Только в обмороке…
Нупрей засуетился, принялся разводить костер, а дед, казалось, ничего не видел и не слышал. Он только тормошил сына, будил его, звал, но тот не обнаруживал никаких признаков жизни. Заломил дед руки и с безмерной тоской глядел на Панаса. Когда пламя разгорелось, Нупрей наломал еловых веток, разложил их у костра и застлал волчьей шкурой.
- Перенесем его сюда.
- Спаси, спаси его, Нупрей!
Панаса уложили на волчью шкуру. Нупрей снял свой тулуп, накрыл им Панаса и принялся разувать его левую окровавленную ногу. Она была прострелена выше колена, но кость, по-видимому, не была раздроблена. Панас ослабел от большой потери крови и был в обморочном состоянии от голода, холода и страха. Нупрей расстегнул ему воротник куртки и стал растирать его тело. Панас еле заметно пошевелился и слабо застонал.
- Будет жить! - повеселевшим голосом сказал Нупрей.
Радость охватила деда Талаша.
- Помоги ему, Нупрей! - прошептал взволнованно дед и вытер мокрые от слез глаза.
17
Согрелся Панас у костра под тулупом Нупрея и пришел в себя. В его глазах прежде всего отразились страх и недоумение, но вскоре появилось выражение робкой радости, он узнал наклонившихся над ним отца и Нупрея.
- Ну, вот и ожил парень! - нарушил тишину Нупрей.
- Болит нога?
- Пустяки, - ответил Панас, - вот сейчас встану и пойду.
Он попытался улыбнуться и пошевелил раненой ногой. Но чувство боли спугнуло улыбку. Нога распухла. Идти Панас не мог.
- Эх, сынок, сынок! - взволнованно говорил Талаш, - и повоевать ты нам не дал за себя. А мы уже готовились. Ну, слава богу, что все так обошлось и ты жив, немного похромаешь - и пройдет.
- Ничего, до свадьбы заживет, - весело добавил Нупрей.
Рану промыли, тщательно осмотрели и завязали, как могли. Нупрей вычистил снегом заскорузлые от крови штаны Панаса и высушил их у костра. Словом, Нупрей обнаружил немалые способности врача и санитара. И сознание ответственности за свою работу было ему приятно. Дед Талаш накормил Панаса ломтем хлеба и салом, поджаренным тут же на прутике над огнем. Подкрепившись, Панас почувствовал себя значительно лучше. Но идти ему еще нельзя было: снова могло начаться кровотечение.
Нупрей и дед Талаш приняли это во внимание.
- Мы его понесем, - предложил Нупрей.
- Разве только по очереди.
- Зачем? Носилки смастерим.
Нупрей раньше служил в армии и знал, как переносят раненых. Он взял у деда топор, срубил две сухие жерди, обтесал их. Привязал к жердям волчью шкуру. Получились хорошие и удобные носилки.
Деда Талаша и Нупрея удивил рассказ Панаса о том, как помог ему выбраться из тюрьмы часовой, стоявший там на посту. Кто он такой, этот добрый человек, Панас не знал. Часовой разговорился с ним, расспросил, кто он, за что его арестовали. Панас видел, что часовой ему сочувствует. И вот, когда он в третий раз после этого разговора стоял на посту, Панас попросил его вывести на двор, а часовой шепнул ему, озираясь: "Подожги немножко, я потом тебя выпущу". Через несколько минут он выпустил Панаса и сказал ему шепотом: "Иди, парень, и не возвращайся, да смотри, чтобы не поймали, а если поймают, скажи, что ты сам сбежал. Я немного погодя подниму тревогу, а ты за это время постарайся скрыться так, чтобы тебя не нашли".
Панас видел, что часовой не шутит. Было это перед рассветом. Час спустя, когда Панас уже выбрался из местечка и подходил к опушке леса, его окликнул дозорный. Зная, что остановка не обещает ему ничего хорошего, Панас пустился бежать во все лопатки. Дозорный выстрелил несколько раз, пока Панас не достиг лесной опушки. Боль в ноге он почувствовал позже, когда уже углубился в лесную чащу.
Рассказ произвел большое впечатление на деда Талаша и Нупрея. Они подумали, что не все легионеры разбойники и грабители, иногда среди них попадаются и добрые люди. Но все же одной доброты еще мало, чтобы полностью объяснить поведение часового по отношению к Панасу.
- Видно, разные водятся люди и среди легионеров, - сказал Нупрей.
- Да, - задумчиво откликнулся дед, - может, и среди них встречаются такие, что не любят панов и воюют против своей воли. Пан - всегда пан, а у нашего брата - бедняка, горемыки - другой интерес в жизни, кто бы он ни был, хоть поляк, хоть француз.
Вспомнился деду Невидный. То, что при разговоре с ним было еще неясно, теперь становилось понятнее.
У деда Талаша и Нупрея были теперь все основания прекратить разведку в местечко. Пришлось ограничиться теми сведениями, которые сообщила им жена Балука, и отправиться в обратный путь на Глухой Остров. Другого выхода не было: не оставлять же Панаса в лесу на произвол судьбы или у чужих людей, где его могли легко обнаружить. Освобождение Панаса и счастливая встреча с ним разрешали первую задачу, которую поставил перед собой дед Талаш. Если случай в Виркутье нарушил принятый маршрут, то освобождение Панаса меняло весь план задуманной операции. Теперь все дальнейшее будет зависеть от решения, которое примет Букрей. Обдумав все это, дед Талаш пришел к заключению, что и у него и у Букрея теперь руки развязаны и им предоставлена полная свобода в выборе дальнейшего пути.