Теперь задачи по ротам: рота "бет", Моше, - при этих словах командир роты "бет" кивнул, - движется за ротами "Александрони", огибает высоту 314 и начинает движение на Дир-Аюб. Двигайтесь не спеша, дорогу не переходите. Рота "гимель", Йехуда, - кивок командира роты "гимель", - идет вместе с ротой "бет", огибает высоту и начинает движение на Дир-Сусин. Как только рота "гимель" займет Бейт-Сусин, рота "бет" должна пересечь дорогу и под прикрытием роты "гимель" подниматься к Дир-Аюб. Рота "алеф" останется в резерве.
Смотрите внимательно! Какой у вас контингент, вы знаете лучше меня, поэтому примите меры, чтобы никто не потерялся в темноте. Будьте осторожны, на рожон не лезьте. Если что, просите поддержки у ребят из "Александрони", там народ обстрелянный, не новички. И еще: в сторону монастыря не должно быть никакой стрельбы! Нам еще проблем с католической церковью не хватало. Проинструктируйте личный состав, чтобы знали все! Вопросы?
- У меня вопрос, - ноги вынесли Сашу вперед.
- Ты кто? - удивленно уставился на него комбат.
- Это мой зам, - объяснил Цви. Даже сквозь загар было видно, как он покраснел.
- Зам? Ну ладно, давай свой вопрос, - кивнул комбат.
- Вы не указали, какими точно силами располагает противник и где они сосредоточены, где у них огневые точки, укрепления и прочее…
- Это вопрос? - поднял брови комбат.
- Вопрос, посылали ли разведку? Предпринимались ли меры, чтобы вскрыть оборону противника в том районе?
- Нет, не посылали, тебя, умного, дожидались! - комбат побагровел. - Что за армия, я не пойму?! Каждый солдат - Наполеон! Значит так, фон Мольтке, иди в свой взвод и проверь солдат. Может, кому-то сопли вытереть надо? А вопросы стратегии оставь офицерам.
- Я считаю, что идти на невыясненную оборону противника слишком рискованно, - не отступал Саша.
- Он считает, вы слышали? - комбат обвел офицеров неверящим взглядом.
- Я могу сходить туда и выяснить все, что надо, - сказал Саша, не отводя взгляда от пылающего лица комбата.
- Фронтовик? - спросил человек в английском френче. - Сколько на фронте? Звание?
- На фронте с лета 41-го, - ответил Саша и вздрогнул: в интонациях человека во френче прозвучало что-то знакомое. Человек явно служил в Красной Армии и не рядовым. Так разговаривали старшие офицеры на фронте. - С 42-го и до конца войны в дивизионной разведке, если не считать госпиталей - три года. Гвардии старшина.
Комбат проглотил очередную язвительную реплику и выпучил глаза.
- Ты прав, - сказал человек во френче. - Без разведданных выдвигаться опасно. Но на этот риск придется пойти. Времени на тщательную разведку просто нет, а отложить операцию мы не можем. Противник может знать, что мы планируем атаку. Если арабы подтянут подкрепления, форт нам не взять.
- Я могу сходить, - повторил Саша. - Как раз до вечера обернусь.
- Это слишком рискованно, - покачал головой человек во френче. - Ты не знаешь местности. Тут тебе не Россия, тут своя специфика. Попадешь в руки противника и на всей операции можно ставить крест. Я запрещаю любую самодеятельность, - сказал он, обращаясь к комбату. - Действуйте четко в рамках полученных приказов. Продолжайте, - с этими словами человек во френче развернулся и ушел.
- Я так и знал, что у меня с тобой будут проблемы! - после инструктажа Цви выговаривал Саше. - Вот что тебе стоило промолчать? Выслушал приказ, взял под козырек - все!
- Знаешь что, командир? - Саша резко развернулся к Цви и взял того за грудки. - Меня достало ваше "под козырек"! Достало ваше "ихие беседер"! Ты что, не понимаешь, чем все это может обернуться? Ты знаешь, сколько раз я вот так ходил в атаку? Полковник сидит в штабе, далеко от передовой и приказывает капитану: взять высоту! Вперед! Капитан вызывает в свой уютный блиндаж лейтенанта и говорит: вперед! Лейтенант берет сотню солдат и идет. Есть! Будет исполнено! Они уходят и не возвращаются, а полковник посылает новых. А когда люди кончаются, звонит генералу и просит прислать еще. Вот так! Только ты, командир, ты не полковник и не капитан, ты Ванька-взводный и пойдешь с нами. Ты пойдешь, они останутся. И если ты не вернешься, они и слезинки не проронят. Понимаешь? Да ни черта ты не понимаешь! - Саша отпустил полузадушенного Цви и пошел к своим..
- Струсил? - сказал, точно выстрелил в спину, Цви. - Тут каждый готов пожертвовать собой, а ты сеешь панику!
- Струсил? - Саша на деревянных ногах повернулся. - Я не струсил! Скорее я твою спину увижу в бою, чем ты мою! Да, люди готовы собой пожертвовать и я готов. Но это их право. А ты не смеешь гнать их на убой. Ты командир и должен думать головой! А ты…
Взвод наблюдал эту сцену, открыв рты. Цви постоял и ушел. Саша подошел к грузовику и изо всех сил несколько раз врезал кулаком в борт.
- В общем, так, на руках имеем мизер при пяти тузах, - отдышавшись, сказал товарищам красный, как рак, Саша. - Ночью мы выступаем, будем брать этот чертов форт. Отсюда до него километров восемь-десять по прямой. Придется много ходить. Проверьте оружие, чтобы все было почищено-надраено. У кого есть фляжки, обязательно наполните. Дело может затянуться.
- Надо у кибуцников бутылок попросить, - предложил Мозес.
- Хорошая мысль, - одобрил Саша. - Займись этим. Времени вам на все про все до пяти вечера. Потом - ложитесь спать, силы вам понадобятся. Ночью поспать не получится, ровно в десять выступаем.
- А ты? - спросил Генрих.
- Куда я от вас денусь, - вздохнул Саша, отошел от товарищей, сел на камень и нахохлился. Генрих подошел и услышал, как Саша что-то тихо бормочет себе под нос.
- Что ты делаешь? - спросил он у Саши - любопытство пересилило.
- Молюсь.
Саша отошел от товарищей, сел на камень и затих. Генрих подошел и услышал, как Саша что-то тихо бормочет себе под нос.
- Что ты делаешь? - спросил он у Саши - любопытство пересилило.
- Молишься? Но это же…
- Глупо, хочешь сказать? - усмехнулся Саша.
- Ну… - кивнул Генрих.
- Там все были верующие, - сказал Саша, глядя сквозь Генриха. - В окопах атеистов нет.
- И все равно я считаю, что это глупое суеверие!
- Вот представь, - Саша говорил медленно, точно через силу. - Ты сидишь в окопе, а впереди окопы врага. До них метров пятьсот. Эти пятьсот метров надо пройти. И ты сидишь в окопе и ждешь команды. Час, два, три… Но тогда ты еще не начинаешь молиться. Это первый бой и тебя пугает не смерть или ранение, ты еще не знаешь, что это такое. Тебя пугает неизвестность. Но ты не молишься, просто ждешь. Потом раздается команда и ты вместе с товарищами вылазишь из окопа, и бежишь вперед. И это не как в кино - красиво, с музыкой. Ты потный, грязный, голодный. Никакой романтики… И вот ты бежишь, выставив перед собой винтовку. Впереди бегут твои старшие товарищи, те, кто на фронте больше, чем ты. А потом немцы начинают стрелять. Но ты их не видишь. Слышно только хлопки выстрелов и свист пуль. Ты бежишь на эти пули грудью, и пульс стучит у тебя в ушах, как барабан. Ты кричишь "ура", кричишь изо всех сил, подгоняешь себя этим криком. А потом твои товарищи начинают падать. Один, другой… Тому, кто бежит впереди тебя, пулей разносит башку, и ты видишь, как его мозги растекаются по земле. А рядом стонет весельчак из первого взвода, который еще вчера играл вам на гармошке. Ему попало в живот, и он ползет по земле, удерживая руками вываливающиеся кишки. И вот ты понимаешь, что перед тобой никого нет. Но ты солдат, патриот, ты храбрый и еще не понял, что в тебя тоже стреляют. Ты добегаешь до вражеских окопов и начинаешь драться с немцами врукопашную. Ты когда-нибудь дрался врукопашную с человеком, который хочет тебя убить? Не расквасить нос, а убить? До траншеи добежал не ты один, товарищи тебе помогают, и вы побеждаете. Ты понимаешь, что остался жив и понимаешь, что это чудо, что тебе невероятно, сказочно повезло. Но в тот момент ты еще не начинаешь молиться. А знаешь, когда?
- Когда? - спросил Генрих и покачнулся, ошеломленный нарисованной Сашей картиной.
- Спустя два или три боя, когда ты оглядываешься вокруг и понимаешь, что рядом нет никого, кто шел с тобой в ту атаку. Они все мертвы, а ты жив. И вот ты сидишь и ждешь следующей атаки. И молишься, потому что в этот раз тебе первому вставать из окопа, - закончил Саша.
Генрих ничего не сказал, слова застревали у него в горле. А Саша быстро проверил снаряжение и завалился спать, попросив разбудить его в девять. Кроме него, никто не сомкнул глаз. Генрих, тот вообще не мог сидеть и расхаживал туда-сюда возле грузовика.
- Сядь, - попросил Давид. Генрих не отреагировал, тогда на него прикрикнул Мозес:
- Сядь, я сказал!
Генрих послушался и сел, но через минуту вскочил.
- Я вас не понимаю, - выпалил он, глядя на товарищей. - В других взводах все как у людей: песни, веселье. Люди радуются каждой минуте жизни. И только у нас все наоборот. Сидим тут мрачные как гиены, страдаем непонятно отчего. Этот, - он посмотрел на спящего Сашу, - испортил всем настроение и завалился спать. Это неправильно, несправедливо. Может, он вообще трус!
- Остынь, - попросил Давид. - Ты молодой и глупый, как щенок и не понимаешь, как тебе повезло. Человек о тебе же заботится. Сам посуди - из всех взводов только наш стрелял. Если бы не Саша, мы бы тоже не стреляли. Песни поют, говоришь? Посмотрим, как они завтра после боя запоют! Правильно он тебя напугал, так и надо поступать с самоуверенными щенками. В бою будешь осторожнее!