- Василий. Вася Пчелинцев.
- Ну, а я - Уваров. Будем, значит, знакомы.
Сенька внимательно выслушал рассказ Уварова.
- Как только не встречаются люди на войне, - сказал он с необычайной для него серьезностью. - Ну и что ж, хороший из Пчелинцева сапер получился?
- Очень даже хороший. А ты что, знал, что ли, его? - вдруг спросил Уваров, заметив какое-то странное выражение лица Сеньки.
- Встречались как-то… - уклончиво проговорил Ванин.
Оба замолчали.
Тут же, на поляне, заботливый Пинчук проверял свои продовольственные запасы. На поясном ремне у него висела фляга. Подошедший Сенька не мог оторвать взгляда от этого грешного сосуда. Пинчук ему погрозил: не время, мол, об этом думать - всему свой черед.
Подсел к Пинчуку и Уваров. Сапер все время присматривался к Петру Тарасовичу. Этот кряжистый полтавчанин с первых минут расположил к себе Уварова. Якову казалось, что Пинчук никогда не может сделать необдуманного шага. Нравилось ему и то, что Петр Тарасович все время покрикивал на отчаянного и легкомысленного, по понятиям Уварова, Сеньку. И Яков никак не мог уразуметь, почему не Пинчук их командир, а молчаливый и как будто даже робкий Шахаев, который, как думалось Уварову, словно боялся своих подчиненных. Вчера Яков даже сказал об этом шагавшему впереди него Пинчуку. Тот остановился, вскинул мохнатые брови.
- Ты ще ничого нэ розумиеш, Уваров. Шахаев - добрый командир, голова в него свитла. С ним не пропадешь. С ним, як и с Забаровым, мы ни разу не возвращались без "языка".
- А с Марченко? - спросил Уваров. - С лейтенантом тоже без "языка" не возвращались?
- Пид Сталинградом - да. А зараз - було дило… - Пинчук немного смутился. Видимо, он решил, что так говорить о прославленном командире не полагается, и поспешил исправить положение: - Но Марченко - теж добрый командир. Храбрийший и вообще.
Тут он запнулся и умолк.
Уваров внимательно смотрел на большие руки Пинчука, заботливо укладывавшие в мешок продукты.
На другой стороне поляны появился Аким. Быстро подошел к Шахаеву, наклонился, о чем-то докладывал. Сенька нетерпеливо посматривал туда, но мешать им не решился: ему показалось, что Аким принес какие-то важные сведения.
Аким в тот день так и не отдохнул. Горячая мечта теребила его сердце. Родное село было отсюда совсем близко - рукой подать. Хотя бы на часок попасть туда… Доложив Шахаеву о результатах разведки, он быстро направился к Сеньке. Решил рассказать ему все, пусть Сенька попросит командира - и будь что будет!..
7
Когда солнце стало опускаться к горизонту, Шахаев объявил о конце привала. Принесенные Акимом сведения говорили о том, что оставаться здесь разведчики больше не могли, - совсем близко располагались немецкие части, по всей вероятности резервные.
В полнеба стояло красное зарево, окрашивая макушки деревьев. Разведчики шли гуськом, осторожно ступая. Впереди - Шахаев. За ним - Пинчук, затем - Уваров, Ванин и замыкающим - Аким. Запрокинув голову, он сказал:
- Зари горит. Дождь будет.
Семен засмеялся:
- Предсказатель новый объявился! Откуда тебе все известно?
- А вот известно. Ведь как-никак учитель. И тебя, Семен, еще кое-чему могу поучить.
- Чему это? - белые брови Сеньки сдвинулись: он был явно озадачен. - Чему же все-таки ты можешь меня поучить, Аким? Уж не за "языками" ли ходить?
- Зачем же за "языками". Этому ремеслу ты кое-как обучен. А вот математике, например, русскому языку, литературе… Мало ли чему?
- Может, кое-что из этих наук я и подзабыл, - чистосердечно признался Семен. - Однако насчет дождя и прочее ты, Аким, подзагнул.
- Поживем - увидим.
Аким уже успел рассказать Сеньке о том, что его тревожило, и теперь на душе у него стало легче. Лицо приняло прежнее добродушное выражение, как всегда немножко рассеянное. Сенька обещал ему уговорить Шахаева на обратном пути отпустить Акима на несколько часов, а может, и на всю ночь, - смотря по обстоятельствам - в родное село к невесте.
Вскоре стало душно. Гонимые южными ветрами, низко поплыли темные тучи. Мокрыми ошмотьями к ногам прилипали прошлогодние дубовые листья. По веткам забарабанил редкий холодный дождь.
Аким ухмылялся.
- Ну, что я говорил? - толкал он Сеньку.
Но тот не сдавался.
- Ворона - дура, но и она может накаркать любую беду.
Дождь усилился.
Разведчики вышли к реке Вьюнка. Шахаев волновался, все время глядел по сторонам: в этом месте их должен был встретить человек.
Сквозь разрывы облаков выглянула луна - начищенная, беззаботная - и тут же снова спряталась за тучи. Надо было переправляться на противоположный берег. Посмотрели - лодки не видать. Но тут случилось то, что на солдатском языке называется "подвезло": высокое дерево, стоявшее над самой водой, подмытое течением, повалилось, едва его толкнул Пинчук. Оно с треском упало вершиной на тот берег, образовав своеобразный мост.
Первым вызвался пройти Семен.
- Только в случае чего матери сообщите, - сказал он, улыбаясь.
Но улыбка получилась не Сенькина - натянутая, пожалуй даже жалкая. Он с опаской поглядывал на черную, кипящую пучину и осторожно ступил на дерево.
От тяжести Сенькиного тела дерево опускалось все ниже и ниже, и, когда Ванин достиг середины, оно качнулось, выскользнув из-под ног разведчика. Семен попытался было ухватиться за ствол, но потерял равновесие и на глазах разведчиков исчез под водой.
Сенькин малахай поплыл вслед за обломанными ветками коварного дерева. Однако через несколько секунд появилась Сенькина голова. Отчаянно рассекая воду мелкими саженками, солдат поплыл к противоположному берегу и вскоре выбрался на сушу.
- Беги в деревню! - крикнул ему Шахаев. - Крайняя хата отсюда, с гнездом аиста на старом дереве! Понял?
Сенька убежал. Увлеченные этим происшествием, разведчики не заметили, как из кустов вышел высокий седобородый старик. В руках он держал длинный шест с железным крючком на конце. Первым старика увидел Яков. Незаметно толкнул сержанта. Шахаев обернулся. Но Пинчук опередил его.
- Здравствуй, диду! - приветствовал он старика.
- Доброго здоровьечка!
Вскинув кудельные брови, дед пристально смотрел на ребят: "Они или не они?"
- Откуда, дедушка? - спросил Шахаев и тоже подумал: "Он или не он?"
- Из Климовки, откуда же мне быть, - дед махнул рукой в сторону деревни, в которой только что скрылся Ванин. - Бревна ловлю… двор у меня сожгли.
"Значит, он", - подумал Шахаев, но пароль на всякий случай пока что не сообщал.
- Кто же сжег, дидуся, а? - спросил он старика.
Дед посмотрел на сержанта и, растерянно теребя бороду, ничего не ответил.
- А вы кто будете? - помолчав, спросил он, украдкой поглядывая на мешки за спинами ребят.
- Рабочие мы, дедушка, домой пробираемся, в Харьков. Из Белгорода. Немцы нас отпустили. Говорят, красные наступать собираются.
Оттянув двумя пальцами мочку уха и склонив набок голову, накрытую заячьим, наполовину облезлым треухом, дед внимательно слушал. Потом вдруг поднял кверху большой нос, потянул им воздух и хитро засмеялся беззубым ртом.
- Ой же и врать ты мастер, сынок! Не из Белгорода вы. Махорочка очень духмяная у вас, Аж за сердце щекочет. На версту чую ее запах, ить такой махорки, мил человек, при немцах-то мы, почитай, третий год не видим… - И старик стал рассказывать не опасаясь: - В прошлом годе скрывался у меня один лейтенант, молодой, вроде вот вас, - дед указал на Уварова. - Федором звали его. Подбили, вишь, его зенитчики немецкие. Ну, так вот он меня и угощал махоркой советского изделия… Ушел потом к своим. С той поры и не чуял я запаха махорочки нашей…
Растроганный Шахаев пожал большую бугроватую дедову руку и сообщил ему пароль.
- У Алексея Ивановича были сегодня? - спросил он старика.
- А как же! Только от него…
Сквозь шум воды до разведчиков доносился низкий, словно бы придавленный чем-то тяжелым, гул.
- Нечистый бы их забрал, - дед нахмурился. - Это там… у моста… Танки ихние. День и ночь горгочут. И все туда, к вам, направляются… Огромадные, дьявол бы их забрал совсем… Ране таких не видно было… Широченные. "Тиграми", вишь, их назвал немец. Для устрашения небось…
Помолчали, прислушиваясь. Где-то в отдалении, в разных местах, ухнуло несколько глухих взрывов.
Дед оживился. Поднял голову, пощекотал седую бороду, хитро прижмурился.
- Это наши! Ух, дают!..
- Ну, ладно, дедушка, теперь расскажи, что сообщил Алексей Иванович, - попросил Шахаев.
- Сведения он для вас передал, очень важные, говорит. Много, вишь, новых немецких частей появилось. Партизаны знают, где они располагаются. Все леса забиты германскими войсками… Вот возьми-ка, сынок, - и дед передал сержанту аккуратно сложенный лист. Шахаев даже не заметил, откуда он извлек бумажку. - Тут все как есть записано…
- Благодарю, дедушка! - взволнованно проговорил Шахаев.
Но дед невольно нахмурил брови.
- Зачем меня благодарить? Общее дело делаем.
Шахаев спросил еще:
- А в селе, в котором мост, много их?
- Много, сынок. Сам-то я не был там. А партизаны сказывали, что много.
Пинчук угостил деда махоркой. Тот дрожащими руками свернул козью ножку.
- Ну, а как насчет лодки, дедушка?
- Лодка есть. Тут недалече припрятал. Пойдемте, сынки, за мной. Только под ноги глядите. Пней тут много.
Разведчики гуськом пошли за дедом, который в неровном, дробящемся свете снова выглянувшей луны казался великаном. Он шел быстро вдоль берега по чуть заметной тропинке. Солдаты едва поспевали за ним.