Догадку, что именно на завод, а не в самодеятельную грязелечебницу Шламе поваляться в целебной грязи да засолиться в целительной рапе, прибыл Дитрих-Диц Габе, подтвердило явление ещё одного старого знакомца Бреннера по тем страшным майским событиям. Со скрежетом разъехались на рельсах железные ворота с легионерским орлом на широких створках, под надписью: "Kampfwagen Werk" , и на бульвар, вздыбив клубы глинистой пыли, вырвался полугусеничный бронетранспортер "Schwerer". Скорее всего, именно тот "der Krokodil", что увёз тогда, в мае, в русский плен личного адъютанта Бреннера, долговязого СС-штурмана Стефана, а потом был сброшен то ли русскими диверсантами, то ли партизанами? - как это у них говорится: "Хрен не вкуснее редьки"… - в пропасть. И, видимо, только теперь вышел "Schwerer" из ремонта.
И вот, надо же, выкатился день в день, минута в минуту, как только Карл-Йозеф Бреннер ступил за порог грязелечебницы Шламе, открытой при благожелательном попустительстве Гиммлера как один из прообразов будущего Готланда.
И вышел Карл-Йозеф тоже, можно сказать, из ремонта.
- Даже если это у вас так называемые фантомные боли, - продолжал разглагольствовать потенциальный министр здравоохранения будущей "земли" великого рейха, - возьму на себя смелость утверждать, что не сразу, конечно, но месяца через три-четыре они пройдут.
- За это время, как мне сказали в Вене, они и сами проходят с божьей, а не врачебной помощью… - почти дружелюбно заметил Бреннер.
Он почувствовал облегчение с той минуты, как штурмбаннфюрер Габе в сопровождении двух солдат направился к пятнисто-зелёному, как жаба, бронетранспортеру.
- Может, это прозвучит как-то не слишком по-христиански, но я не приходской врач, герр Бреннер, а военно-полевой хирург, - снова поджал губу Шламе. - Поэтому утешать вас не стану. Болезни опорно-двигательного аппарата весьма коварны и разнообразны. Ваши симптомы могут свидетельствовать и о банальном радикулите или ревматоидном артрите, как инфекционном, так и дистрофическом. Но в качестве остаточных явлений травмы это может быть и повреждение периферической нервной системы…
- Да ну вас к чёрту, Шламе, - проворчал Карл-Йозеф. - Теперь вы мне эпитафию сочиняете.
- Отнюдь, - почти торжествовал полковник, - только диагноз. Пусть не самый оптимистический, но, с учетом обстоятельств, вам неслыханно повезло, поскольку бальзам и панацея от всех возможных ваших болячек у вас под ногами. Бодрее, господин гауптштурмфюрер, вы на курорте, которому нет аналога во всей Европе. Или вы думаете, напрасно Геринг вывозит эту грязь целыми вагонами в Альпы? Там, в пещерах, специально вырубаются ванны.
"Пошёл ты со своими ваннами…" - раздражённо подумал Карл-Йозеф, поймав себя на том, что пытается утешить правую руку.
Похоже, этот докторский стих латынью, - ревматоидный артрит… дистрофический… периферическая… фантомные… - раздраконил едва унявшуюся с утра боль. То ноющую, то нестерпимую, как при обновлении первичной перевязки.
"Фантомная боль, или сигнал повреждённой нервной периферии?.." - Поскольку гладил гауптштурмфюрер Бреннер левой рукой правую перчатку, натянутую на протез.
Ещё и поэтому освежение столь малоприятного знакомства, - знакомства с командиром "полевой жандармерии", - в планы Карла-Йозефа никак не входило. Как бы там ни было, но именно он, штурмбаннфюрер Габе, командовал тогда прикрытием его встречи с бывшим агентом "Игроком". Встречи, на которой гауптштурмфюрер Бреннер был убит, - по замыслу "Игрока".
Три месяца тому назад. Оккупированный Крым. Гора Аю-Даг
- Auf Wiedersehen… Прощайте… Во всех смыслах… - добавил Войткевич, уже канув в лесную глушь, как в небытие. Только отступил куда-то в сторону, выйдя из серебристо-дымного луча лунного света, - и ни шороха.
Бреннер не сразу даже спохватился, да и не пытался отследить, куда подевался бывший его агент "Spiller", "Игрок". Его внимание приковал дуб, дупло, темневшее на уровне его головы. Отмахнув рукой в сторону дебрей, дескать: "Halt!" - не хватало ещё, чтобы штурмбаннфюрер Габе рванулся задержать Войткевича, - Карл-Йозеф поднялся. Он не мог допустить, чтобы "расстрельный список", оставленный ему "Игроком" Якобом, попал в чьи-либо руки. Список завербованных им, "Игроком", сотрудников абвера в период с 1939 года по 1941‑й. Как выяснилось, агент "Игрок" неплохо справлялся как с ролью завербованного агента абвера, так и с амплуа советского разведчика. И если кто-либо узнает об этой его, Бреннера, ошибке… ("Какой, к чёрту, ошибке?! Провале! Три года курировать агента ИНО НКВД?!") то удастся ли ему, Бреннеру, доказать, что это был только провал, а не предательство? После похищения русскими его собственного адъютанта Стефана Толлера к нему и так вопросов больше, чем хотелось бы. Поэтому никто, даже этот мальчишка Габе, что сидит сейчас в засаде со взводом своих "фельдполицай" чуть поодаль поляны, не должен знать. А он, может быть, тем более. "Очень смышлёный, и очень некстати, мальчик", - подумал Бреннер, сунув руку в чёрный зев дупла.
- Записка?! Мой бог, да здесь их столько!..
Он вынул целую горсть то ли бумажек, то ли жёсткой дубовой листвы. "И впрямь, пока найдёшь нужную, можно не то что скрыться, а занять оборону и окопаться в полный рост…" - глянул вдогонку исчезнувшему Якобу Карл-Йозеф и, зацепившись локтем за край дупла, полез свободной рукой в карман за фонариком. "Впрочем, кажется, повезло", - облегченно вздохнул он, высветив скромным огоньком содержимое горсти.
Первая же бумажка в комке пожелтевших и даже полуистлевших посланий была исчёркана угловатым латинским шрифтом.
"Стефан любит Мусю. 13.07.26 г…" - успел разобрать немецкое "Ich liebe Musja…" Карл-Йозеф и вдруг ослеп. Боль, страшная и странная боль, - локоть, оставленный в дупле, будто продёрнуло электричеством…
…Нервный смешок по поводу того, что вместо компромата на самого себя, он обнаружил в дупле пионерского "почтового дуба" любовную записку своего адъютанта, - "Die volle Idiotie!" - не оставлял Бреннера всё время. Больше часа, пока его, контуженого, шокированного и окровавленного, но почему-то не потерявшего по-акульи стоического сознания (даром, что выпотрошили - живёт и готова кусаться тварь морская!) - спускали со спины Медведь-горы. И ещё полчаса, пока везли в гурзуфский госпиталь. И даже потом, в Вене, уже с протезом на руке, частенько вспоминал он за покером, как бравурный фронтовой анекдот: "Вообразите, без малого двадцать лет прошло, как мой болван, упокойте черти его душу, оставил в дупле дуба записку пионерской вожатой, в которую был влюблён без памяти. Что вы удивляетесь? Он тоже был пионером. Рыжий, с оттопыренными ушами "спартаковец" Веймарской республики отдыхал в советском пионерском лагере по приглашению Сталина. Как у них там, "Die Proletarier aller Länder verbinden Sie sich! Пить водку…"
О том, за каким дьяволом сам гауптштурмфюрер на крымской Медведь-горе сунулся в дупло "почтового дуба", он многозначительно умалчивал. "Не те собеседники" были, чтобы расспрашивать об этом контрразведчика, и сами понимали, что они "не те".
- Бедный Стефан… - подытоживал армейские байки Карл-Йозеф, прежде чем разговор снова возвращался к новинкам сезона Венской оперы. - Русские его убили.
По крайней мере, Карл-Йозеф на это надеялся…
Надежды оправданные, не очень - и очень не…
Оккупированный Крым. Район действия 2-го партизанского сектора. Июль 43‑го
Приплюснутое рыло бронетранспортера разнесло деревянные останки телеги на краю поля, как городошную фигуру, но тут же зарылось в бугор ржавой земли, вдруг поднявшийся под его передними, в рубчатых автомобильных скатах, колёсами. Сопровождаемый раскалённо-белым пунктиром пуль, Сергей Хачариди кубарем откатился с пути "Scherer". Вздыбленная земля и клочья стерни уже через мгновение опали, и Войткевич с облегчением заметил, что одно колесо бронетранспортера соскочило с оси. Граната Сергея пришлась как нельзя впору. Из кузова "Scherer" посыпались мешковатые фигурки в каменно-серой форме фельдграу.
Но перевести дух Яша не успел. Подбрасывая на рытвинах коляску с пулемётчиком, из-за бронетранспортера выкатился "BMW" полевой жандармерии, затем другой.
Первый наткнулся на длинную очередь Войткевича, не глядя махнувшего в его сторону стволом "шмайссера", но второй успел озариться огненным рваньём, полыхнувшим из щелей ствольного кожуха "MG". Очередь выбила фонтаны земли совсем рядом.
Яков перекатился в сторону и вновь нажал спуск. И только через несколько секунд, а может, минуту, - в горячке перестрелки разве поймёшь, - в сознание лейтенанта проник и заставил обернуться чей-то вопль:
- Горит!
Первый транспортник "Ли-2", груженный и даже перегруженный, к тому времени уже взревел двигателями и, тяжело вскидывая элеронами хвостового оперения, стронулся с места, набирая ход, - и тут из заслонок охлаждения вырвались чёрные вихри копоти и длинные языки пламени.
- Стефан! Стеша! - драл глотку Войткевич, слепо продираясь в свалке человеческих тел, то ли рвущихся на свободу, то ли уже агонизирующих в задымленной крематорской камере, в которую превратился грузовой отсек "Ли-2". - Стеша, сукин сын, голос!.. - бесцеремонно отбрасывая с пути чьи-то тела, невидимые в удушливом дыму, орал лейтенант. - Аська, б..!
- Кто бы говорил… - прохрипело над самым ухом, и Яша инстинктивно пригнулся.