Рубис побежал за вагоном, в котором ехали его жена и дети. Увидятся ли они когда-нибудь, надолго ли это прощание?.. Но вот перед ним прогромыхал последний вагой. Грустно проводил он его глазами. Потом побрел к багажному зданию, около которого стояла Оксана.
"Только бы добрались, только бы не попали под бомбежку", - думал он.
Оксана будто прочитала его мысли:
- Скоро завечереет. А ночью фашисты не летают.
Рубис с грустью покачал головой. Он повернулся к Оксане:
- Им не закажешь. Так вот, дорогой товарищ, какие у нас козыри? Пока никаких. Однако все зависит от нас. Только от нас.
- Конечно, от нас, - кивнула Оксана, поправляя рюкзак.
Рубис спросил:
- Куда ехать-то собралась?
- Вы же знаете, эшелон шел в Гомель. Значит, и я туда. А там видно было бы.
- Хорошо, что я тебя перехватил. Нам такие люди нужны. Молодые, энергичные, надежные.
- Я слушаю вас, Иван Иванович.
- Дай-ка мне твой мешок. Пойдем вместе. А то нагрузилась… - Рубис высвободил плечи девушки от лямок, снял рюкзак.
- А смогу я? Иван Иванович?
Рубис усмехнулся.
- Это как раз по твоим силам и возможностям. Слушай, товарищ Оксана. Дело это серьезное и ответственное.
…Дороги до дома Рутковской хватило, чтобы рассказать ей, что от нее требуется в этот суровый для Родины час.
Она должна была прежде всего остаться здесь, в тылу, войти в полное доверие к фашистам, пробраться в их среду. Было оговорено одно условие - решительно порвать с близкими знакомыми, чтобы ее сотрудничество с немцами выглядело естественным и логичным. Ни одна душа не должна знать правду.
- Придет час, и мы возвратимся к тебе.
Оксана молча слушала. Спросила только:
- Вы тоже остаетесь?
- Да, остаюсь. Но жить буду, конечно, не в Митковичах, в другом месте. Где - не спрашивай. А человек, что придет от нас, скажет пароль. Запомни его: "Девушка, привет от дядьки Селивона". Ответ: "Что-то он не показывается у нас. Может, болеет?" - "Он здоров как дуб". Видишь, механика несложная. Запомнила?
Оксана шепотом пересказала текст.
- Как ты должна тут жить и действовать, думай сама. Вот и все. Теперь давай прощаться. У меня еще дел невпроворот. Счастливо тебе, товарищ Оксана. - Рубис отдал Оксане рюкзак и обеими руками крепко пожал ей руку.
…С тех пор минуло почти два года. Много всякого произошло за это время, много крови людской пролилось, много слез. Но главное - это бьют фашистов! На фронте - бойцы, в тылу - лесные их братья - партизаны. Уже советские самолеты бомбят Берлин. Об этом рассказывал сам шеф.
Оксана устала ждать вестей от Рубиса. Где он, куда подевался? Почему не дает о себе знать? В чем же тогда смысл ее работы у врага? Кому нужна ее конспирация? Люди смотрят на нее с презрением и ненавистью. А Вадим… Она хорошо понимала, что ее служба у фашистов в любой момент может обернуться непоправимой бедой…
"Ну, это еще посмотрим!" - тряхнула она головой и направилась в кабинет.
- Фрейлейн Оксана, садитесь, - услышала она тихий, вкрадчивый голос коменданта. - Перед вами тот бандит, о котором я вам рассказывал. Займемся им. Мне кажется, это интересный тип.
Внезапно тишина кабинета взорвалась далекими разрывами. Зазвенели стекла в окнах.
Циммер усмехнулся, закинул ногу за ногу.
- Это "заговорил" полковник Фридрих Носке, - многозначительно кивнул он в сторону окна, - слышите, фрейлейн? Спросите этого бандита, знает он полковника Носке?
Оксана посмотрела на арестованного. В стороне, у стены стоял, опустив голову, крепко сбитый человек.
Он внезапно, как бы очнувшись, резко поднял голову и пристально взглянул на Оксану. Она не выдержала этого взгляда, отвела глаза в сторону. "Боже мой! Это же отец Алеши Годуна. Он, кажется, работал в милиции. Как же сюда-то попал?.."
Циммер начал задавать вопросы. Обычные, стандартные. Оксана старательно переводила.
Федор Годун отвечал, что никакой он не разведчик, не бандит, как его называет пан комендант, что он жил у матери в селе Липки, а когда началась блокада, вместе со всеми беженцами спрятался в лесу. Сейчас у них нет никаких продуктов, начался настоящий голод, вот он и решил пройти в местечко, достать у знакомых хоть немного картошки или хлеба, чтобы спасти семью.
- Фрейлейн Оксана, - с усмешкой сказал комендант. - Послушаешь его - прямо ангел! Какой же он бедный, несчастный. Только о семье думает. А кто комендатуру взорвал? Кто? Отвечай, ты-то уж знаешь, - закричал он и стукнул кулаком по столу. - И еще скажи, сколько таких, как ты, бандитов гниет заживо в болоте? Нам нужно знать точно. Понимаешь, полковник Фридрих Носке хочет это знать. А он не умеет и не хочет шутить. И Вильгельм Циммер, - комендант ткнул пальцем себе в грудь, - его старый добрый друг, тоже человек решительный. Ответишь - отпустим. Будешь молчать - поиграем с тобой, как кошка с мышкой. Ха-ха-ха! Переведите это, фрейлейн! Как кошка с мышкой, понял?
Федор Годун молчал. Ох, как тяжело было сознавать, что провалил он задание. Поначалу, казалось, все шло гладко: продуманы и маршруты и время, до мельчайших подробностей выверена легенда. Возможно, нужно было взять с собой пистолет. Тогда не дался бы так легко в руки в стычке с немцами на огородах. Живым или мертвым должен он был передать записку Оксане Рутковской, переводчице из комендатуры. Записку Федор вовремя проглотил, а вот как передать ей содержание ее? Он-то должен был явиться к Оксане домой в поздний час, а случилось так, что вот встретился с ней в кабинете капитана Циммера. Федор вспоминал текст, мысленно повторял его. Он не терял надежды, что, может, как-нибудь все обойдется и он выпутается из этого опасного положения… Против него улик нет, документы в порядке, он без оружия… Федор лихорадочно соображал, как лучше повести себя. Водить за нос коменданта, мол, знать не знаю, ведать не ведаю, никакой я не партизан, прицепились незнамо за что к бедному человеку…
А если все обернется гораздо хуже, чем он думает, есть у него шансы на побег? Хоть бы окно оставили открытым, проклятые фрицы. Силы ему не занимать, да и ловкости хватит. Сиганул бы в окно.
Нет, это несерьезно. Комендатура надежно охраняется, капитан вооружен. Около дверей стоит солдат с автоматом.
Так неужто конец? Примириться с судьбой - что будет, то будет? А там, в лесу, ждут его с нетерпением, с надеждой. Знают, что Федор Годун - человек смекалистый. Вот тебе и смекалистый! Как подвел своих! Ведь остаются считанные часы… Надвигается на блокадников катастрофа! Фашисты никого не пощадят, да никто и не примет их пощады. Будут вешать, расстреливать, бросать живыми в ямы, давить танками… Нет, надо действовать! Только действовать. Что-то немедленно надо придумать.
Федор пристально взглянул на Оксану. Если бы она поняла его! "Меня послали к тебе с письмом. От дядьки Андрея… Мы должны поговорить. Не будь равнодушной. Посмотри мне в глаза. Почувствуй мою боль и тревогу…"
И Федор вдруг решился.
- Слушай внимательно, - твердо, с отчаянием проговорил Годун. - Привет тебе от дяди Селивона. Он приказал… Знаешь, кто? Письмо у меня к тебе…
Девушка вздрогнула: вот оно, наконец! Нахмурилась. С досадой сказала:
- Да, я учила вашего сына, хорошо с вами знакома. Но, пожалуйста, держите себя пристойно. Учтите, за вашу грубую ругань вы ответите.
Комендант обеспокоенно сдвинул брови. Оксана повернулась к нему, объяснила:
- Господин Вильгельм, этот человек напомнил мне, что я учила в школе его сына, он считает, что я обязана помочь ему, попросить милости у господина коменданта. Видали, чего захотел?
- Фрейлейн Оксана. Я же вам сказал, что это не простой тип. Чувствую, что у него найдется немало интересного для нас. Видите, какие у него глаза? Как у тигра. Так продолжим допрос. - Капитану не терпелось вытянуть хоть что-нибудь у арестованного. Тогда он сразу позвонит полковнику Носке. Они сегодня договорились собраться вечером в ресторанчике, где будут танцы под радиолу. Носке обожает вальсировать с Оксаной. Конечно, капитану не очень приятно такое внимание к его переводчице. Да что сделаешь? Носке - командир карательной дивизии. Он на хорошем счету у берлинского начальства, сам фюрер знает его. Возражать ему в чем-либо просто неразумно. Впрочем, Носке будет здесь недолго. Разгром партизан в районе Буян-озера, кажется, близится к концу. По окончании операции ожидаются награды и повышения в чинах. Носке, конечно, не должен обойти и его, капитана Циммера, доложит в ставку фюрера. И тогда Вильгельм Циммер приладит к мундиру погоны майора. А там, пожалуй, недалеко и чин полковника…
Все это, конечно, мечты. Но как они заманчивы! Будь он полковником, не сидел бы он в этой дыре, название которой и не выговорить, а вполне мог быть комендантом большого города, скажем, Гомеля или Минска.
"Комендант Гомеля полковник Циммер", - неплохо звучит. Там масштабы деятельности совсем иные. Там у него все будет иначе, с настоящим размахом. Его будет сопровождать эскорт мотоциклистов, он будет инспектировать воинские части, выступать с речами перед офицерами. Он будет чувствовать себя в какой-то мере хоть и маленьким, но фюрером…
- Хайль Гитлер! - крикнул вдруг капитан Циммер, забыв про все на свете. Солдат у дверей вытянулся в струнку:
- Хайль!
Оксана вопросительно взглянула на взволнованного шефа. Что это с ним?.. Капитан пришел в себя, даже слегка сконфузился. И с прежней строгостью стал задавать вопросы арестованному.
А Федор тянул с ответами. Он понял, что Оксана толковала что-то фашисту про его сына. По ее лицу, правда, трудно было понять истинное ее отношение к нему, Федору, однако он приободрился - кажется, не выдала его Оксана, включилась в игру, им затеянную…