…Прокоп увидал свояка во дворе. Тот обтесывал большую колоду, собирался, видно, менять в хате нижний венец сруба.
- Здорово, Макар!
Макар искоса глянул на гостя, хмуро кивнул:
- Здорово, Прокоп. - Он отложил в сторонку топор, присел на колоду. - Садись, свояк. Правды в ногах нет.
Макар предложил отцу закурить, насыпал в закрутку мелкой отборной махорки.
- Еще наша, советская? - спросил Прокоп.
- Кончается, - не поднимая глаз, буркнул Макар. - Что тогда в кисет насыпать? Черт его знает. Хоть суши ольховые листья…
- Ой не прибедняйся, свояк, - пошел напрямик Прокоп. - Всегда-то ты ноешь. Все тебе мало.
Макар недобро посмотрел на Прокопа, ухмыльнулся в усы, проворчал:
- Не учи меня. И свои подковырки оставь!
- Авось, свояк, и поучу. Уж ты не сердись, что скажу правду. Нельзя так жить, как ты живешь. Опомнись…
- Что-о? - взъярился Макар. Руки его затряслись, табак просыпался. - Так это ты за мной следишь? И теперь пришел выведывать? Гад ты, гад подколодный. А ну выметайся с моего двора!
Макар вскочил и бросился к топору.
Прокоп не ожидал, что свояк так разъярится. Он не успел отскочить в сторону - и топор врезался в каблук сапога. Если бы чуть выше - тут и сел бы отец в окровавленный песок. Но убегать, как трус, Прокоп не стал. Он подлетел к Макару, и они схватились за грудки. Прокоп подмял Макара под себя, и тот взревел, стараясь освободиться.
Из хаты выбежали два сына Макара, парни-подростки, бросились на подмогу отцу. Один из парней схватил Прокопа за ноги, другой стал молотить его кулаками по спине, по голове. Теперь отец оказался под Макаром.
- Бейте, сынки, окаянного, насмерть бейте! Теперь наша сила, наша правда. Сдохнет - туда ему и дорога! Указчик нашелся!..
Песок набился в рот и в нос Прокопа, он задыхался. Неожиданно во двор ворвались полицаи. Схватили Прокопа, связали ему руки и повели по селу.
А в это время Алесь уже был в Ляховичах. Увидел людей на улице, услышал возбужденный говор. От недоброго предчувствия ворохнулось сердце. Кинулся через чей-то незнакомый двор на середину села. Притаился у забора, лег в крапиву и стал следить, что делается на улице.
Вот появились полицаи с карабинами и повязками на рукавах. На головах пилотки. И среди них, задыхаясь и кашляя, медленно брел отец. Голова его низко опущена, лицо окровавлено, все в грязи, новая сатиновая рубаха разорвана.
Алесь заплакал. "Что я наделал? Зачем взял револьвер, зачем?" - корил он себя. В голове одна мысль: "Что будет с отцом?" Так пролежал Алесь в траве до самого вечера - показываться здесь ему сейчас небезопасно.
Дома Алесь ничего не сказал матери про беду. Думал: лучше после, может, еще что изменится, может, отец убежит от полицаев или его отпустят.
Но назавтра уже весь Сырой Бор гудел новостью: Прокоп Каляда арестован!
Подробностей никто не знал. Говорили: вина, мол, его небольшая - со свояком подрался. С кем не бывает. За это немцы карать не будут. Подержат день-два в остроге и выпустят. А Алесь понимал: Макар не пощадит отца, не пощадят его и немцы.
На третий день мать отправилась в Митковичи, где помешалась местная тюрьма, понесла мужу передачу. Низко кланяясь, милостью божией просила охранников передать ему какой-никакой деревенский харч.
Передачу охранники взяли, а через полчаса оповестили, что Прокопа Каляды в остроге нет.
- Как нет? - не поняла мать. - Разве его выпустили?
- Сказано - нет, значит - нет, - развел руками полицай.
Мать было обрадовалась: может, муж уже дома? Велика вина - подрался со свояком. Она уже собралась возвращаться, но тут какой-то парень - тоже, видно, как и она, пришел с передачей - шепнул ей: "Горе у вас, женщина, горе. Прокопа Каляду сегодня ночью расстреляли". Мать так и привалилась к стенке, в глазах потемнело, ноги ослабли.
…Долго не верилось Алесю, что так нелепо мог погибнуть его сильный, добрый, ласковый отец! Алесь все ждал: вот-вот придет он, появится на шляху, завернет к дому, крикнет с порога: "Сынок!.." Корил себя, что позарился на этот проклятый револьвер…
Позже Алесь многое понял. И в соседних селах хватали людей, вешали, расстреливали. Алесь только зубы стискивал, с трудом заставляя себя сдерживаться. Да и не в револьвере совсем дело, во всем виноваты фашисты - это они принесли на родную землю смерть и горе. Им нужно мстить за кровь безвинных людей и за отца… А Макар? Неужели он останется жить на свете? Изменник, предатель, черный человек!
Алесь было решился на самое страшное: убить Макара. Стал разрабатывать план, где и как подкараулить бандита и предателя. Но его опередили добрые люди.
Однажды спозаранок прибежала в хату Цапка соседка, всплеснула руками, заголосила: "Ах кума, кума, ты ничего не знаешь? Нет больше твоего Макара, на улице застрелили".
Глава девятая
Ночью началась гроза. Молнии вспарывали ночное небо, освещая его ослепительным, праздничным фейерверком, а потом опять все погружалось в темень, еще более мрачную и зловещую. Набухшие гривастые тучи обрушивали на землю потоки дождя.
Вадим Николаевич проснулся от громовых раскатов и встревожился: а ну как размоет шалаш… Алесь и девочка спокойно спали и знай себе посапывали во сне.
Учитель выбрался из шалаша под самый ливень. Он прокопал перед входом канавку, отвел дождевую воду в сторону озера. За это время промок до нитки, но залезать обратно не хотелось: насквозь промокший, он стоял, любовался грозовой ночью. Видно, это последняя за лето теплая гроза. В ней было что-то завораживающее, что-то буйное, неукротимое, - она была необходима земле, людям… Мирной земле, мирной жизни людей. Вот если бы все изменить на эту ночь, и фейерверк молний возвестил бы победу!.. Она ведь должна прийти. Обязательно. Сейчас гитлеровцы уже катятся назад. Под Сталинградом их потрепали так, что, говорят, самого Гитлера довели до истерики.
А под Курском… Значит, победа близка… Неужели и он увидит ее… Где ты, гроза Победы?! На каких ветрах летишь?..
Вадим Николаевич смотрел в сторону болота и лесных зарослей и думал о том, как трудно там сейчас партизанам, его побратимам. А каково дядьке Андрею, он главный, он в ответе за все. Может быть, даже и теперь, в этот час, решает он, где, в каком месте прорвать блокаду. Пока все попытки кончались неудачей. Немцы легко маневрировали и поспевали вовремя ликвидировать прорывы в своей обороне. И партизаны вынуждены отходить, а стальная петля блокады затягивалась все туже. Теперь партизанские отряды контролируют только просторы зыбкого болота. Там, конечно, врагу труднее достать их. И в помощь пехоте немцы подтянули артиллерию и минометы.
"Эх, если бы дядька Андрей сейчас воспользовался непогодой и поднял своих соколов", - подумал Вадим Николаевич. Как хотелось бы ему стоять с ними рядом, с винтовкой в руках и с нетерпением ждать команды на штурм…
И Вадим Николаевич вспоминал, как их группа на развилке дорог вела бой с гитлеровцами. Дрались яростно и упорно. Когда у партизан кончились боеприпасы, пошли врукопашную. Прорвали первую цепь, хотели вырваться дальше, но… из их группы осталось только двое: он да Марченко. Пришлось повернуть назад и скрыться в лесной чаще.
И вот он далеко от своих, от дядьки Андрея…
Гроза не унималась, непогода расходилась вовсю, на небе то и дело вспыхивали молнии, не переставая лил дождь.
Не дождавшись конца грозы, Вадим Николаевич залез в шалаш, прилег у входа и сразу заснул.
Проснулся уже на зорьке, поежился - было зябко от утренней свежести, да и одежда на нем не успела высохнуть. Повернул голову - девочка спокойно спала рядом, укрытая до самого подбородка. Но Алеся не было на месте.
Вадим Николаевич тихо, стараясь не разбудить девочку, выбрался наружу. Утро только пробивалось сквозь густой туман. Вот где-то близко пискнула пичужка, за ней другая. Поблескивала на солнце мокрая трава, с листьев скатывались тяжелые дождевые капли. Алесь стоял в стороне, у озера, совсем по-взрослому заложив руки за спину. Услышав шаги, обернулся.
- Утро доброе! - сказал Вадим Николаевич. - А ночью все ходуном ходило, гром громыхал не хуже артиллерийской канонады. А ты, хлопец, и горазд же спать, ничего не слыхал.
Алесь кивнул:
- Я уже утром догадался, когда канавку у входа увидел. Спал как убитый. А Аллочку гроза не разбудила?
- Нет.
- Озеро какое спокойное… И тихо как! Даже там, - показал Алесь рукой в сторону болота.
- Ты как думаешь? Неужели наши не воспользуются туманом…
- Да, настоящая дымовая завеса, - рассудительно добавил Алесь, - сейчас только и прорываться. В пяти шагах ничего не видно. Даже нашего дуба не видать в тумане.
- Пусть бы, хлопче, улыбнулось им счастье. За нас я особенно не беспокоюсь. Как говорят, с божьей помощью…
Оба замолчали, пристально вглядываясь в далекий туманный берег.
И вдруг неожиданно со стороны болота утреннюю тишину разорвала беспорядочная стрельба: трескотню винтовок и автоматов перекрывал мощный голос крупнокалиберных пулеметов.
- Горячо началось! - прошептал учитель, прислушиваясь.
Стрельба все усиливалась. Казалось, что битва шла совсем рядом. Вадим Николаевич представлял, как ночью и ранним утром в зябкой туманной мгле готовились партизаны к прорыву блокады. Видимо, кто-то первый наткнулся на немцев, и они, чтобы остановить этот отчаянный бросок, открыли яростную стрельбу.