Сквозь дым Махоркину изредка удавалось увидеть в бинокль могучие стальные фермы Имперского моста, освещенные ало-красным. Один раз ему даже показалось, что через мост на тот берег Дуная уходят несколько грузовых автомашин. И когда на площади перед мостом и около въезда на мост стали рваться мины, он понял, что не ошибся: колонну грузовиков противника засек наблюдатель батальонной минроты, и минометчики ударили по немцам беглым огнем.
В двенадцатом часу, оставив у окна двух наблюдателей, Махоркин решил спуститься вниз, в полуподвальный этаж, где было все ротное хозяйство, - что-нибудь поесть и, если удастся, часок-другой поспать. Нахлобучив каску и перебросив кобуру пистолета с бока почти на спину, он вышел на лестничную площадку, включил фонарь. Желтый лучик, прикрытый рукой, осветил выщербленные пулями стены, грязные ступеньки лестницы, поломанные чугунные перила, На площадке между полуподвальным и первым этажом увидел Кочуева-маленького. Солдат остановился, ослепленный светом в лицо, зажмурился, негромко спросил:
- Это товарищ гвардии лейтенант?
- Я, я...
- Командир батальона вас вызывает. Внизу ждет.
Фонарик погас. Едва различимый в отблесках далекого пламени за окном, Кочуев повернул обратно и скрылся за поворотом лестницы. Послышалось, как звякнул обо что-то приклад его автомата.
"Свежие новости! -недовольно подумал Махоркин, - Теперь черта с два поешь и поспишь. Видать, что-то намечается".
В небольшом квадратном отсеке подвала ярко горела керосиновая лампа, где-то раздобытая Кочуевым. Вместо стола посередине стояли поставленные друг на друга патронные ящики. Стулья и табуретки были собраны сюда чуть ли не со всего дома, вдоль стен пестрели сваленные в кучу полосатые тюфяки.
Талащенко сидел около патронных ящиков рядом с Лазаревым и, когда Махоркин вошел, устало поднял голову.
- По вашему вызову, - козырнул командир роты.
- Добре. Сидай.
Сбросив шинель на руки умело и вовремя подвернувшемуся Кочуеву, Махоркин сел и только теперь увидел, что в углу какая-то девушка перевязывает его связного при командире батальона.
- Как у тебя дела? - спросил Талащенко.
- Нормально, товарищ гвардии майор. Пока тихо.
- Немцы что делают?
- Все подходы к мосту перекрыли огнем и, по-моему, потихоньку оттягиваются.
- Оттягиваются? - командир батальона задал этот вопрос таким тоном, словно не спрашивал, а только подтверждал свои собственные мысли и выводы.
Девушка в углу закончила перевязку, поднялась с колен, обернулась, подошла ближе к свету:
- Страшного ничего нет... Но лучше отправить в санчасть.
Талащенко кивнул:
- Ясно. При возможности отправим.
- Здравствуйте, К-катерина В-васильевна! - чуть заикаясь, проговорил засиявший Махоркин. - Вы меня не узнали?
Катя, не ожидавшая увидеть его здесь, пригляделась:
- Вот теперь узнала. Здравствуйте.
От этих слов на Махоркина повеяло холодком.
- Отдыхайте пока, - сказал Талащенко Кате. - А мы, - повернулся он к Махоркину, - займемся одним делом. Нужны, лейтенант, четверо хороших ребят...
- Понятно, - выслушав командира батальона, поднялся Махоркин. - Ребята сейчас будут. Думаю так: Авдошин, старшина Добродеев...
- Не возражаю.
- Можно гвардии красноармейца Варфоломеева - знаком с минным делом. И Горбачева - этот был когда-то в морской пехоте. Парень отчаянный и сообразительный...
- Ладно. Вызывай их сюда.
Стараясь не глядеть на Катю, Махоркин вызвал связного от первого взвода, объяснил ему, в чем дело, и отправил к Авдошину.
- А саперы? - спросил он у командира батальона.
- В двадцать четыре ноль-ноль будут. Два человека...
- Товарищ гвардии майор! - краснея, выпалил вдруг Махоркин. - Давайте мы пока ужинать, а? У меня две бутылки шампанского есть. Ребята принесли. Розовое шампанское. Французское, говорят...
Талащенко искоса, с усмешкой взглянул на него - так, как поглядывал когда-то на своего Сашу Зеленина:
- Розовое? И французское? Это точно?
- Точно!
Он был сейчас, как мальчишка, этот молоденький лейтенант с веселой фамилией Махоркин и с Золотой Звездочкой Героя на гимнастерке. Он был в каком-то бесшабашном ударе, как человек или очень счастливый или потерявший все. И, кажется, Талащенко понял, почему это произошло: здесь, в квадратной, с низко нависшим потолком комнатушке подвала была Катя, и Махоркин все сейчас делал только для нее, только для того, чтобы заметила она.
- Нет, дорогой мой Махоркин, - сказал он, стараясь под внешней веселостью скрыть вдруг нахлынувшую на него грусть. - Шампанское будем пить, если хлопцы удачно сделают свое дело и вернутся.
Просторная и широкая набережная Хандельскай была пустынна. Голый, с плоскими минными воронками асфальт отсвечивал желтым и темно-красным. От Имперского моста изредка взлетали осветительные ракеты. Выйти сейчас на этот хорошо просматриваемый противником участок - значит попросту глупо и бессмысленно выставиться под немецкие пули.
Авдошин обернулся к Добродееву. Старшина тоже смотрел на недоступную набережную и думал, по-видимому, о том же, о чем думал и командир взвода.
- Что будем делать, Андрюша? - спросил Авдошин. - Напрямик тут не пройдем - всех накроет.
- Вон там подбитая самоходка, - показал налево Добродеев. - Надо как-нибудь воспользоваться. По одному проскочим. На железнодорожной ветке немцев наверняка нет - жары не выдержат.
- Ладно. Рискнем.
Пришлось пробираться вдоль всего фасада электростанции, опасаясь каждую минуту напороться на немцев - группа находилась уже во вражеском тылу: под прикрытием сильного минометного огня ей удалось пройти мимо противника на улице адмирала Шеера, ползком миновать зарытые в землю танки, ставшие бронированными дотами, и выбраться сюда, на тротуар набережной. Потерь не было - только осколком своей же мины был легко ранен в левую руку Горбачев. Он перевязался, покряхтел, покурил в кулак и пошел с группой дальше.
Двигались неторопливо, поминутно осматриваясь, прижимаясь к стенам домов, врастая в оконные ниши и дверные проемы, и наконец оказались напротив подбитой самоходки. На ее опущенном стволе были видны четыре белые звездочки.
- Наша, - сказал Авдошин. - Наверно, из сто двадцать второго. Прорвалась, а обратно не вышла.
Далеко налево, в стороне моста, постреливали пулеметы. Раза два ударило орудие - стрелял, по-видимому, зарытый в землю немецкий танк. Зато на противоположном берегу Дуная, не давая противнику поднять головы, густо рвались снаряды бригадного артдива и полка тяжелых минометов. Багряные венцы разрывов метались по песчаной отмели, наполовину затопленной по-весеннему разлившейся рекой, по стенам и площадкам Губертовской плотины, перескакивали со строения на строение, с улочки на улочку, вспыхивали повсюду, где могли быть немцы. Стена огня полукольцом окружила все подходы к мосту со стороны Кайзермюлена, не давая противнику возможности наблюдать, что происходит на мосту и на той его стороне, которая выходила в Пратер.
Авдошин скомандовал:
- За мной - по одному!
Добродеев передал команду дальше. Авдошин пополз к подбитой самоходке по-пластунски. Когда он скрылся в густой черной тени машины, двинулся Добродеев.
Командир взвода встретил его мрачный, как будто чем-то расстроенный.
- Четверо, - сказал он тихо. - И все молодые, лет по двадцать. Только лейтенант постарше.
Добродеев не сразу понял, о чем он говорит.
- Наша самоходка-то... А ребята мертвые лежат. Как четыре брата. Их, видать, сзади.
Пока подошли Варфоломеев, Горбачев и оба сапера, прошло минут пятнадцать. По набережной не стреляли, и Авдошин был доволен: значит его группа пока не обнаружена. Горбачев оглядел повязку на своей руке, попросил Варфоломеева затянуть ее потуже.
- Говорили тебе, возвращайся в роту, - с усмешкой сказал Варфоломеев. - Там сейчас такой фельдшер - упадешь! Видел, красавица сидела? Зря не пошел, зря! А то вдруг, не дай бог, заражение или... этот... столбняк.
- Ерунда! - вяло ответил Горбачев. - До свадьбы заживет.
Теперь надо было перебраться к железнодорожной ветке, за которой, сжирая крыши длинных складских строений, полыхал багровый, отливающий золотом огонь.
- Там, видно, нет никого, - сказал Авдошин.
- Похоже, - не очень уверенно согласился Добродеев. - В общем, Ваня, я пошел.
- Давай.
Старшина высунулся из-за края самоходки, огляделся и быстро пополз, опять по-пластунски, к противоположной стороне набережной. Пять пар глаз настороженно следили за ним, ожидая, что вот-вот чиркнет из-за насыпи трассирующая пулеметная очередь.
Добродеев прополз набережную благополучно и так же благополучно перемахнул через железнодорожный путь. На небольшом возвышении насыпи, над рельсами, появилось и мгновенно исчезло его крупное, быстрое и подвижное тело в пестром маскхалате. Отсвет пожара тускло блеснул на маслянистом стволе автомата.
- Варфоломей! - негромко скомандовал Авдошин.
- Иду, - спокойно сказал тот. - В случае чего не поминайте, как говорится, лихом... Пока!
От насыпи до горящих складов было совсем близко. Казалось, что пламя бушует рядом. Воздух был горяч и недвижен - нечем дышать, искры сыпались на рельсы, на шпалы, на сухой теплый гравий.
- Оказывается, гвардия, парная и без Никандрова бывает, - хмуро сказал Авдошин, поглядывая на полыхающие пакгаузы. - Пройдем мы тут, старшина?
- Огонь кругом, черт бы его взял!
- Если б водичкой облиться, - вмешался один из саперов, помоложе. - Испарения...
- Да веничек березовый! - очень серьезно добавил Варфоломеев. - Чем не курорт!