9
Танки вступили в бой с марша. Они пошли вдоль набережной Дунайского канала, расчищая себе дорогу огнем своих пушек. Впереди все было в багровом дыму и в пыли, сквозь который изредка просверкивали вспышки орудийных выстрелов. Правее полка Рудакова, ожесточенные бессмысленным сопротивлением противника, гнали немцев через парк Пратера к его главной аллее еще два танковых полка корпуса. Как невидимые струны, стонали в полете бронебойные, фугасные и осколочные снаряды "тридцатьчетверок", золотисто-кровавым огнем полыхали дымные разрывы тяжелых мин, схлестывались пулеметные очереди, и во всем этом порыве наступательного боя, внешне похожего на великий огненный хаос, почти не было слышно разрывов ручных гранат и беспрерывного треска автоматов.
В середине дня одиннадцатого апреля группы советских автоматчиков и несколько танков просочились к Северному и Северо-Западному вокзалам, в парк Аугартен, на Рейхсбрюкенштрассе, на улицу адмирала Шеера. Сопротивление прижатого к реке противника возрастало пропорционально натиску советских войск. Фронт немецкой обороны постепенно сокращался, и как естественное следствие этого - увеличивалась плотность его огневых средств. Каждый угловой дом становился дотом, вооружённым и противотанковой артиллерией, и фаустпатронами крупнокалиберными пулеметами. Все главные улицы за площадью с поэтическим названием "Звезда Пратера" были перегорожены баррикадами. Трамвайные вагоны, автобусы, подбитые и сгоревшие танки, ежи из сваренных крест-накрест рельсов, перевернутые автомашины, мебель, выброшенная из квартир, - все это преграждало дорогу советским танкам и стрелковым батальонам, упиравшимся в баррикады под прицельным огнем противника. В тылу наступавших появлялись разрозненные группы переодетых в штатское эсэсовцев. Они нападали на отдельные автомашины, на грузовики с ранеными, на зазевавшихся, отставших от своих подразделений солдат.
Но к концу дня почти вся юго-восточная половина Пратера была в руках советских войск. Немцы оставались в районе вокзалов, Аугартена и четырех мостов через Дунай: двух железнодорожных и двух - под обычное движение. По ним пригороды Кайзермюлен и Флоридсдорф были связаны с Пратером трамвайными линиями.
Вечером активность уличных боев слегка уменьшилась. Но в тылу наступавших стало интенсивней движение автомашин, танков, артиллерии, дивизионов гвардейских минометов. Средства усиления пехоты подтягивались к переднему краю. Перегруппировывались и получали новые направления танковые части. Выдвигались на новые огневые позиции пушечные и гаубичные полки. Вверх по Дунаю под обстрелом противника, еще занимавшего левый берег, поднимались бронекатера Краснознаменной Дунайской Флотилии.
Весь день за вокзалами и в районе Имперского моста густо клубился дым пожаров. А когда стемнело, синева вечернего неба окрасилась кроваво-грязными подтеками огромного, стелившегося низко по горизонту зарева...
С толстых труб, которые в три ряда тянулись вдоль отсыревшей бетонной стены подвала, капала вода. Тускло горела лампа из стреляной гильзы. В соседнем отсеке монотонно гудели голоса связных. Кто-то храпел. Наверху, содрогая все здание, поминутно ухало. И ото всего этого - от размеренного тюканья капель по цементному полу, от дымной полутьмы и сдержанного гула голосов - Талащенко очень хотелось спать: он не смыкал глаз уже тридцать шесть часов!..
Кравчук тоже не спал вторые сутки, Но голос его звучал сейчас свежо, спокойно и бодро. От комбрига, как всегда, попахивало одеколоном, и чистый подворотничок белой тонкой полоской врезался в его сильную загорелую шею.
- Данные разведки и наблюдения показывают, - говорил Кравчук, играя огрызком толстого карандаша, - что противник постепенно и скрытно оттягивается за Дунай. Мосты на Дунае - это нам тоже хорошо известно - заминированы и подготовлены к взрыву. Один из них, вот этот, Имперский, Рейхсбрюке, находится в полосе наступления корпуса, на участке нашей бригады, а еще точнее - твоего батальона. Нужно выделить группу хороших ребят, человека четыре автоматчиков и двух-трех саперов. Больше нельзя - будет трудно пройти передний край... Эта группа должна разминировать мост, сохранить его для переправы на ту сторону.
- Ясно, - кивнул Талащенко. - Сегодня?
- Сейчас! В нашем распоряжении только эта ночь. Хозяин приказал мне передать вам: батальон должен спасти мост - это главное, что от тебя требуется сегодня ночью. Я не буду говорить, как сложится обстановка, если немцам удастся мост взорвать - ты это прекрасно понимаешь сам.
Конечно, Талащенко очень хорошо понимал это. Противник уйдет за Дунай - в Кайзермюлен и дальше в Кагран и Флоридсдорф. Реку придется форсировать. На наведение переправ и подготовку подручных переправочных средств потребуется немало времени. Темп наступления снизится, немцы получат возможность укрепить свои позиции на той стороне. Задержится подход наших частей вдоль левого берега Дуная со стороны Братиславы. А лишние потери при форсировании!...
- Группу рекомендую прикрывать огнем по Губертовской плотине в обе стороны от моста и по району пиротехнической фабрики. Там у немцев сильные огневые средства. - Кравчук встал, бросил недокуренную папиросу в стоявшую на столе пустую консервную банку. - Подготовьте все и за час до начала доложите.
Когда командир бригады уехал, Талащенко сел за стол, закрыв глаза, словно умываясь, вытер руками небритое колючее лицо, потом поднял веки, устало посмотрел на Лазарева:
- Скоро?
Старший адъютант сидел за столом напротив и вычерчивал, копируя с плана Вены, крупномасштабную схему позиций батальона.
- Готово! - сказал он, стирая что-то на схеме резинкой.
Командир батальона придвинул лампу ближе и, отставив левую руку с дымящей сигаретой, в правую взял схему.
Две роты батальона - первая и вторая - занимали 354-й и 355-й кварталы фронтом на Энгертштрассе и левым флангом на Рейхсбрюкенштрассе. Третья рота, потрепанная за день уличных боев больше других, отсиживалась во втором эшелоне, занимая небольшой треугольный сквер позади этих двух кварталов. До Имперского моста по прямой - метров пятьсот. Но надо было пройти улицу адмирала Шеера, набережную Хандельскай и пересечь железнодорожную ветку. Через передний край вернее всего можно было пробиться около электростанции: она (или что-то рядом с ней) второй день горела, и немцы не держали здесь свою пехоту - прикрывали брешь минометным и артиллерийским огнем и расставленными вокруг в засадах танками.
- Ладно, - сказал Талащенко, свертывая схему и засовывая ее под целлулоидную пленку планшетки. - Бери связного из первой, и пошли.
До первой роты было недалеко: пересечь переулочек, и за углом, в нижнем полуподвальном этаже - командный пункт Махоркина.
Связной - невысокий коренастый солдатик, мальчишка на вид - уверенно шел впереди, слегка пригибаясь при каждом близком разрыве. Лазарев неторопливо шагал последним, поглядывая на полыхающее над городом небо.
- Тут поскорей надо, товарищ гвардии майор, - на секунду остановился связной, поджидая Талащенко. - Обстреливает...
В дальнем конце переулка шлепнулась мина. Блеск разрыва, как вспышка молнии, высветил голые, с рябью пулевых отметинок стены домов, разбитый немецкий грузовик, выброшенный изуродованным радиатором на узкий тротуар, покосившийся телефонный столб и около него - убитую рыжую лошадь.
Все трое забежали в подъезд, ожидая новой мины. Она разорвалась за домами напротив, полыхнув в глубине двора блеклым багровым огнем.
Первым из подъезда вышел связной, за ним - Талащенко. До угла квартала было теперь метров сто. Дробный стук пулеметов раздавался, казалось, в конце переулка. Там же, не видимая за зданиями, взлетела осветительная ракета, залив дрожащим желтым светом небольшую площадь перекрестка, по которой бесшумно мелькнули торопливые скрюченные фигурки двух солдат. Далеко позади тяжело разорвался крупнокалиберный снаряд.
- Товарищи! - послышался вдруг сзади умоляющий женский голос. - Товарищи! Подождите!..
Опять в конце переулка упала мина. Обернувшись на голос, Талащенко в отблеске разрыва увидел бегущую по тротуару девушку - в шинели, в пилотке, с развевающимися волосами.
- Какую дуру тут черт носит! - зло крикнул он.
- Товарищи! Подождите!..
Талащенко узнал Катю.
- Она с ума сошла! - прошептал он.
Когда командир батальона подбежал к ней, она от страха сначала не узнала его.
- Мне первый ба... Ой! Это вы?
- Я! Я! Дура ненормальная! - Талащенко потянул ее за руку вдоль стены здания - в спасительную гулкую тьму подвала.
- Я теперь...
- Молчите!
Они забежали в подъезд - темный и пустой. Освещая себе дорогу фонариком, впереди прогромыхали сапогами, спускаясь вниз по ступенькам, связной и Лазарев.
- Ну? - спросил Талащенко. - Как вы здесь очутились?
- Я теперь... Фельдшером в ваш батальон... Направили...
- Направили! - передразнил Талащенко. - Какой дурак до этого додумался!
За полотном железной дороги, тянувшейся вдоль Дуная, полыхали портовые склады. С наблюдательного пункта роты были хорошо различимы дымные, медлительные космы пламени, колыхавшиеся над приземистыми длинными пакгаузами. Иногда в горящее здание попадали снаряд или мина, взметая кверху и разбрасывая по сторонам багряно-тусклые, угасающие на лету искры.