Авдошин вошел первым, остановился у двери, никем не замеченный. Вокруг стола с лампой сидели солдаты его взвода, и над ними, жестикулируя при каждом слове, возвышался не перестававший болтать Бухалов. Несколько человек, накрывшись шинелями, спали на цементном полу. Из-под шинели торчали только кирзовые нечищенные сапоги, и невозможно было узнать, кто это спит. Помкомвзвода Быков сидел на полу, прислонившись спиной к стене, прикрыв глаза, и в разговор не вмешивался.
- Был у нас тут один трофейщик, - продолжал Бухалов. - Наседкин такой. Все часы золотые искал. На мину в Буде налетел - и в кусочки разорвало... А ведь предупреждали: немец всякие сюрпризы ставит!.. Наш Кочуй, факт, сейчас тоже промышляет.
- Ты уже высказался? - спросил от двери Авдошин. - Иль регламент еще остался?
Бухалов, не узнав, кто его спросил, быстро, не задумываясь, ответил:
- Высказался. Мозги народу малость прочистил. - Потом, увидев Авдошина, спохватился, подтянулся. - Виноват, товарищ гвардии младший лейтенант... Кочуев вот у нас куда-то пропал.
- Какой, большой или маленький?
- Большой. Маленький вон дрыхнет. Воронки кверху, и на все винты высвистывает.
- И как же он пропал? - Авдошин прошел к столу, па ходу снимая с плеча автомат. Взглянул на Быкова, который уже поднялся и тоже подошел к столу. - Так это... Слушаю.
- Был здесь, когда мы пришли, - сказал Быков. - А вот теперь уже около часа, как исчез.
В углу проговорили:
- Бухалов точно каже, Кочуй десь трохвеи шукає... Прийде. Не чувал с золотом, не сгине...
- Ладно, - сказал Авдошин, - подождем малость. - Он назначил людей в охранение, потом распорядился: - Всем спать! Подъем будет рано. Рафаэль!
- Я!
- Если Кочуев через час не вернется, разбудишь меня.
- Есть разбудить! Я как раз еще посижу часок. - Рафаэль сдвинул на край стола котелки и газеты, расчистил себе место. - Разрешите, товарищ гвардии младший лейтенант?
- Стишки писать будешь?
- Да не знаю, - смутился Рафаэль, ероша свои рыжие лохматые волосы. - Не знаю... Если получится.
- Ну, давай, давай! Потом почитаешь.
Авдошин лег на полу рядом с Быковым. Новый помкомвзвода лежал с открытыми глазами, будто прислушиваясь к глухому, рокочущему погромыхиванию снаружи.
- Чего не спишь? - покосившись на него, негромко спросил Авдошин.
- Так, не спится.
- Видно, скрипочку жалко?
- Жалко.
- Конечно, вещь дорогая. Я слыхал, скрипки очень драгоценные бывают.
Быков печально усмехнулся..
- Моя не очень дорогая. Не "Страдивариус", разумеется. И не "Амати", но хорошая. Штучный экземпляр. Кустарная. Всю войну с собой возил. А вот теперь пропала. И где! В Вене! В Вене! В музыкальной столице мира осколком разворотило.
Он стал искать по карманам сигареты, достал помятую пачку, протянул Авдошину, потом губами вытащил сигарету себе. Огонь зажигалки осветил его сосредоточенное, прикуривающее лицо: полуприкрытые глаза, вытянутые губы, впавшие, заросшие темным волосом щеки.
- Да не в моей скрипке дело, товарищ гвардии младший лейтенант, - заговорил Быков. - Если б они одну мою скрипку угробили и меня вместе с ней, черт с ними, человечество не пострадало б!.. Но они ж хотели... Всю землю! Ясную Поляну опоганили, памятники в Киеве, в Новгороде!.. Ленинград, Петродворец, Одесса, Севастополь!.. Теперь на тридцать лет работы хватит - вычищать за ними и все снова строить!
- Ну, мы им за это тоже дали! - сказал Авдошин. - За все дали!
- Правильно, дали! И еще дадим! А погибших-то не вернешь. Петродворец или Печерскую лавру восстановить можно... А мой профессор, гениальный был человек, погиб. В сорок первом, в ополчении... Кто его людям вернет?
Они замолчали. Быков потыкал сигаретой в каменный пол, погасил ее, отряхнул руки, закинул их за голову.
Авдошин, подумав, сказал:
- А вот выбросил ты свою скрипочку зря! Может, у нас в батальоне мастер какой нашелся, починил бы.
- Едва ли. Ее же всю разворотило. Вдребезги.
На лестнице, ведущей в подвал, послышался какой-то шум. Хриплый голос спросил:
- Кто идет?
Ему ответили:
- Свои идут, свои!
Рафаэль, сидевший за столом, поднял голову, прислушался.
- Кочуев! - сказал он, ухмыляясь. - С трофеями идет.
Авдошин сел, обхватив колени и не сводя глаз с двери.
Тяжело топая по ступенькам, вошел Кочуев, поставил что-то большое и темное в угол, отряхнулся.
- Ну как, гвардия, хорошие нынче трофеи? - деловито осведомился Авдошин.
Кочуев огляделся, увидел командира взвода, спокойно ответил:
- Хорошие, товарищ гвардии младший лейтенант! То, что надо! Сержант Быков уже спит?
- Нет, - сказал Быков, - Ты где был? За такое дело...
Кочуев вытянул руки по швам:
- Товарищ гвардии младший лейтенант, разрешите ответить гвардии сержанту?
- Ну, ну, отвечай, - сказал Авдошии, еле сдерживаясь, чтоб не рассмеяться. - Давай докладывай о своей трохвейной экспедиции.
- Так вот, - Кочуев переступил с ноги на ногу. - Я вам, товарищ гвардии сержант, принес это... скрипочку, Ваша-то ведь, извините за выражение, накрылась...
- Скрипочку? - переспросил Быков, вставая. - Где ты взял?
- Да приметил тут днем один домишко. У немцев там вроде пивнушки или кафетерия какого, значит, учреждение было. С музыкой. А теперь вот, поутихло малость, я и пошел поискать. Темно там, чуть, извините, шею не свернул. И мины кладет. Но скрипочка мировая! Там их много было. Я самую лучшую выбрал.
- Ну-ка, ну-ка, показывай! - голос у Быкова дрогнул. - Давай сюда, к свету.
Кочуев сунулся в темный угол у входа и через минуту подошел к столу, неся обеими руками большой, длинный, обшарпанный со всех сторон футляр. Он был так доволен услугой, которую оказал своему командиру отделения и помощнику командира взвода гвардии сержанту Быкову, что совсем не заметил, какими печально смеющимися глазами тот на него смотрит.
- Пожалста! - выдохнул Кочуев, взваливая футляр на стол, прямо на тетрадь остолбеневшего, замигавшего рыжими ресницами Рафаэля. - Специально выбирал, какая побольше. И с подпоркой. А то ведь небось борода болит, все время бородой-то прижимать.
Быков даже не стал раскрывать футляра, только покачал головой. Зато Рафаэль взял за двоих. Он даже взвизгнул от восторга, захохотал и закружился по подвалу, выкрикивая:
- Скрипочка?!. Контрабас! Контрабас! Роман с контрабасом!
- Чего ржешь? - обиженно повернулся к нему Кочуев. - Контрабас! Молчал бы! Как будто разбираешься! А лучше б сам пошел да принес. Контрабас!
- Братцы! Помираю! - кружил около стола Рафаэль.
Глаза Кочуева налились слезами. И от обиды и от непонимания того, что происходит.
- Сереженька, - очень ласково сказал Быков. - Сереженька, дорогой, большое тебе спасибо! Я просто не знаю, как сказать. Только это не скрипка...
- Контрабас! - опять выкрикнул Рафаэль. - Роман с контрабасом!..
- Тихо! - обернулся к нему Авдошин. - Точка! Тихо!
Кочуев был ошеломлен.
- Не скрипка?.. А я нарочно выбирал, какая побольше, с подпоркой... Я ж в Сибири, в тайге жил, музыку-то только по радио... А струны у нее все целы.
- Это не скрипка, Сережа. Это виолончель. Рафаэль тоже ошибся. Это не контрабас, а виолончель.
- Жалко, - угрюмо опустил голову Кочуев. - А там другие есть... Я опять схожу, вы только скажите...
- Отсюда далеко?
- Да нет, близко... Вы сами хотите посмотреть?
- Если командир взвода разрешит.
- Час вам хватит? - спросил Авдошин.
- Хватит! - обрадованно прогудел Кочуев. - За глаза хватит!
- Дуйте! Одна нога здесь, другая - там! Только скрипку ищите, а не пустую пивную бочку.
- Если полная будет, захватите, - сказали из угла, - сейчас по паре кружечек тяпнуть - мировое дело!
Быков и Кочуев ушли. Рафаэль опять уткнулся носом в свою толстую тетрадку. Авдошин, у которого пропал сон, присел к противоположной стороне длинного стола, похожего на стол для чистки оружия, долго и молча наблюдал за своим ординарцем и порученцем. Рафаэль что-то писал в тетрадке, зачеркивал, писал снова. Густой махорочный дым клубился над его рыжей головой, то застывающей неподвижно, то мечущейся во все стороны.
- Что, гвардия, не получается? - сочувствующе спросил Авдошин.
- Получается, получается! - быстро ответил Рафаэль. - Еще чуть-чуть... Одна строчка, одна строчка... - Он вдруг вскинул голову и, что-то нашептывая полными красными губами, уставился остановившимся взглядом в потолок. - Отвага... Шагом...
Авдошин достал сигарету, помял ее, закурил. Рафаэль опять стал что-то быстро-быстро записывать в тетрадку.
- Готово! - весь красный от пота, облегченно сказал он. - Готово! Черновая редакция...
Авдошин усмехнулся:
- Тяжелая, я смотрю, у поэтов работенка!
- Камни ворочать легче, - согласился Рафаэль. - Честное слово! Иной раз все проклинаешь...
- Проклинаешь, а все-таки пишешь?
- Проклинаешь, а пишешь. Это вы, товарищ гвардии младший лейтенант, точно заметили. Мука одна! - Рафаэль поскреб карандашом вихрастый затылок и, поглядев исподлобья на командира взвода, смущенно спросил: - Прочитать разрешите?
- Не возражаю. Я стишки люблю.
Вспотевший и нерешительный, Рафаэль полистал свою тетрадку, прикурил от лампы погасшую самокрутку, расчесал пятерней левой руки волосы.
- Значит, так... Только пока без названия. Значит, так...
Вперед, друзья, преград не зная!
Смешаем гадину с землей!
Вперед, друзья! Страна родная Нас посылает в этот бой.