Кто-то тронул его за плечо. Командир взвода зло и быстро обернулся, собираясь выругаться. Рядом, весь пыльный и грязный, без фуражки, волосы растрепаны, лежал капитан Краснов. А чуть дальше виднелась рыжая голова вернувшегося Рафаэля.
- Привет! - крикнул на ухо Авдошину замполит. - Как жизнь? Отобьемся?
- Надо!
- Надо! - кивнул Краснов.
Автоматные очереди сухо потрескивали уже совсем близко. По улице стелились клочья дыма. Исчезая в них, к дому напролом шли немецкие солдаты. С угла здания по ним били два ручных пулемета. Слева глухо и тревожно забарабанил длинными очередями станковый. Но один из ручных затих.
Авдошин прислушался. "Меняет магазин? Все равно давно пора бы... " Он ползком отодвинулся от пролома в стене, поднялся и, пригнувшись чуть ли не до самого пола, юркнул в соседнюю комнату. У ручного пулемета, который так неожиданно замолчал, никого не было. Два человека в почерневших, с кровавыми пятнами гимнастерках, не шевелясь, лежали на полу под окном, на котором стоял пулемет. Авдошин кинулся к нему. Несколько пуль, взвизгнув, шлепнулись в стену снаружи, расщепили раму окна.
Меняя диск пулемета, Авдошин случайно увидел Быкова. Тот разглядывал разбитые вдребезги футляр и скрипку. Потом поднялся в рост, остервенело швырнул футляр со скрипкой в окно, в немцев, следом бросил пару ручных гранат и исчез за перегородкой.
4
Командир бригады, чистый, выбритый и, как всегда, попахивающий одеколоном, сидел около стереотрубы, наблюдая за чем-то и одновременно разговаривая по телефону.
- Да пошли ж к вам коробочки, пошли! Сколько есть! Что я могу сделать! Родить не могу... Надо! Надо продержаться! Часа три. Христом-богом молю! Продержитесь часа три! Умрите, но продержитесь! Потом же за этот треклятый квартал не зацепишься! Все снова придется начинать!..
За окном, в которое была выставлена стереотруба, за пылью, поднятой разрывами, угадывалась жаркая окраина большого города. Широкая прямая улица рассекала массив высоких четырех и пятиэтажных зданий и терялась вдали в буро-красном тумане. Над одним из домов медленно клубился густой черный дым, а в окнах, почти на всех этажах, болтались на палках белые флаги. Разрывы и орудийные выстрелы раздавались очень близко и часто, а из глубины улицы явственно доносился дробный грохот пулеметных очередей.
"Опять большой город! "-невесело подумал Талащенко.
Оторвавшись от стереотрубы, Кравчук увидел его, кивнул так, словно тот уходил куда-нибудь на несколько минут, но разговора по телефону не прервал:
- Ничего не хочу знать! Гранатами, пока гранатами! А петеэровцев перебросьте ближе к дороге! Все!
Талащенко козырнул, собираясь доложить о своем возвращении по всей форме. Но Кравчук отмахнулся, протянул руку:
- Приветствую! Садись, - командир бригады кивнул на раскладную табуретку рядом с собой. - Хотел я тебя, как вернешься, своим заместителем сделать. Но пока придется принимать батальон. - Он закурил, бросил пачку сигарет на колени Талащенко. - Вот так!
- Какой батальон? - спросил тот, закуривая.
Кравчук вздохнул.
- Свой! - Он посмотрел на Талащенко красными усталыми глазами. - Бельский четверть часа назад тяжело ранен. И вывезти невозможно. Санитарную машину штабную послал, накрыли, сволочи!..
- На танке надо!
- Вот ты поезжай на танке и принимай батальон! Поедешь на моем танке! - Кравчук почему-то усмехнулся. - Есть такая штатная бронеединица - танк командира бригады. И Бельского пусть на нем вывезут. А твоя задача одна! отбить контратаки и принять вправо, в общем направлении на Арсенал. Вся документация там есть.
- Еду, - поднялся Талащенко.
- Н-да, вот она, наша судьбишка-то! Бельскому майора дали, только сегодня приказ нашим кадровикам пришел. А тут такое дело.
Открыть крышку люка и посмотреть, что делается на улице, было невозможно. Машина содрогалась от рвущихся рядом снарядов и от собственных выстрелов. Снаружи о броню то и дело звякали осколки и, визжа, рикошетили в сторону. Каждую секунду Виктор ждал прямого попадания в свою "тридцатьчетверку" и думал, как же тяжко сейчас пехоте, державшейся в зданиях шестьсот второго квартала. Он торопливо отыскивал цели, внимательно прослеживал каждую трассу пулеметных очередей со стороны батальона Бельского - трассирующими пулями пехота указывала цели танкистам.
Командир орудия сержант Беленький спокойно выслушивал отрывистые, быстрые команды Мазни коза и секунду-две спустя отвечал: "Готово! " Осколочными били по немецкой пехоте, фугасными - по огневым точкам, бронебойными - по танкам. Но результаты огня установить было трудно: и в квартале, занятом батальоном, и на стороне противника все гремело, свистело, ухало и рвалось, там и здесь что-то дымилось и горело, не переставая стучали пулеметы, звонко схлестывались автоматные очереди.
Машина Снегиря, изредка передвигаясь с места на место, находилась в противоположном конце переулка, на левом фланге батальона. Ленский и еще один экипаж стояли дальше, прикрывая пехотинцев с обнаженного фланга, выходившего к закопченным заводским корпусам, которые еще были заняты немцами. Эти две "тридцатьчетверки" Мазников не видел и почти каждые пять минут связывался с Ленским по радио.
- Работаем! - угрюмо отвечал тот. - Хватает! Бьют, сволочи, спасу нет! Мечусь туда-сюда... Но пока цел.
Совсем рядом с "тридцатьчетверкой" Мазникова ухнул снаряд. Машину качнуло.
- Прямо три "тигра"! - доложил по ТПУ Петрухин. - На нас идут, товарищ капитан!..
- За маску! Быстро!
Петрухин дал задний ход. Танк отошел за угол дома, но встал так, чтобы можно было наблюдать за противником и вести огонь.
Поглядев в окуляр перископа, Виктор увидел, что "тигр" остановился посередине улицы, повернувшись к "тридцатьчетверке" левым бортом и загородив дорогу двум остальным машинам. У него перебило левую гусеницу. Надо было успеть выстрелить, пока немецкий танк не развернул орудия.
Беленький сунул в казенник пушки снаряд, доложил: "Готово! " Виктор уточнил наводку и сам нажал электроспуск. Снаряд попал "тигру" под нижний срез башни. Бледный в свете солнца сноп огненных брызг взметнулся над тяжелой броней. Орудие немецкого танка, которое только что разворачивалось влево, замерло.
Артиллерийский огонь из тылов бригады стал сильней. Автоматно-пулеметная перестрелка слева, где немцы настойчивее всего пытались атаковать батальон Бельского, постепенно затихала.
В наушниках с хрипом щелкнуло, послышался голос Петрухина:
- Товарищ гвардии капитан, разрешите люк открыть? Жара, как в парной!..
- Открывай! Устроим маленький сквознячок.
Внутри танка действительно было очень жарко. Виктор решил открыть и свой люк. Тяжелый стальной диск, скрипнув петлями, увесисто громыхнул о броню башни. Потянуло прохладой.
Сняв пахнущий кожей, потом и резиной шлем, Виктор долго глядел в безоблачную, чуть белесоватую синеву неба, почти в самом зените прочерченную двумя параллельными, медленно тающими белыми линиями. Видно, недавно вдоль Фаворитенштрассе прошла к центру Вены пара истребителей.
- Ребята! - крикнул вдруг кто-то снаружи. - Танкисты!
По царапающим звукам Виктор догадался, что этот "кто-то", скользя и срываясь, пытается взобраться на броню танка. Он привстал на своем сиденье, высунулся из люка. Внизу, так и не сумев подняться на надкрылок, стоял злой розовощекий мальчик в распахнутом ватнике, без пилотки. Под ватником над левым кармашком его грязной хлопчатобумажной гимнастерки поблескивала на алой ленточке небольшая выпуклая Золотая Звездочка.
- Слушай, друг, - заговорил мальчик, - у нас комбата ранило. В обе ноги и в грудь. В тыл надо отвезти, а? Помоги! Дай машину. Или вот на своей. Час, больше не понадобится. У нас "виллис" был, изуродовало...
Однажды Мазников уже видел где-то этого человека. Пока тот говорил, он пытался вспомнить, где именно. И вспомнил - в Буде. Тогда рота Мазникова поддерживала его, этого лейтенанта или старшего лейтенанта, роту автоматчиков. Он даже вспомнил его фамилию - Махоркин.
- Не могу, - как можно мягче сказал Виктор. - Ваш же фланг открою. Не могу исправные машины посылать в тыл. Не проси. За это под суд..,
Махоркин подскочил:
- Да ты... Ты знаешь... Комбат же умирает! А ты... Ты суда испугался? А если б тебя так, а? Пехота б не бросила!
- Повезешь? - лейтенант потянулся к кобуре за пистолетом. - Повезешь?
- Дурак! Чего за пушкой полез? Спрячь! - не меняя позы, сказал Виктор. - Иди лучше перевяжи своего комбата и вызывай машину из санроты. Вывози, пока утихло.
- Да ты послушай, капитан, - уже тише и умоляюще продолжал Махоркин, обезоруженный его спокойствием. - Ну хоть до КП бригады отвези.. Тут километра полтора... Вон там заводишко какой-то. Договорились?
Резкий, неожиданно близкий орудийный выстрел справа ошеломил обоих. Виктор повернулся на звук. В двух сотнях метров от них медленно шли по Фаворитенштрассе два "тигра".
- Договорились! Видишь? - крикнул Виктор, ныряя в башню. -Торговался, как на базаре!..
"Тигры" остановились на перекрестке, поочередно стреляя из орудий. Длинная струя пламени вылетала из ствола, танк вздрагивал, чуть откатывался назад, снова поводил стволом пушки, нащупывая потерянную цель. Немцы били по домам, в которых, измученный, уставший, изнуренный вражескими контратаками, все еще стойко держался гвардейский мотострелковый батальон во главе со своим раненым командиром.
- Бронебойным! - скомандовал Мазников.
- Готово!
Немецкий снаряд упал где-то совсем близко. С потолка на кол полетели пласты штукатурки.