- Надо посмотреть. - Бельский поднялся. - Разрешите, товарищ гвардии полковник?
- А меня с собой возьмете? - не вставая, спросил начальник политотдела.
- Я не рекомендовал бы... Но если вы настаиваете..,
- Пошли, пошли!
Снаружи, теперь уже очень близко, опять грохнуло. Телефонист, сидевший на соломе около печурки, вздрогнул и стал торопливо прозванивать линию:
- "Изумруд"! "Изумруд"! Я - "Венера". Проверка. Есть! Нам спать не положено.., "Книга"! "Книга", я - "Венера"...
Дружинин надел папаху и первым вышел из блиндажа. Было уже начало второго, и огонь с обеих сторон, как всегда бывало в такое время, немного поутих. Далеко впереди, в стороне Абы, занимая почти полнеба, по-прежнему алело огромное зарево.
До переднего края первого эшелона (там стояла стрелковая дивизия) было не меньше трех километров, и поэтому сейчас даже в первой линии траншей на участке батальона оставались только дежурные пулеметные расчеты, наблюдатель да кое-кто из офицеров. Снаряды здесь рвались сравнительно редко, реже, чем в Шаркерестуре, но слева, где параллельно перекрытой батальоном дороге Секешфехервар - Цеце тянулся к Дунаю канал Шарвиз, гремело тяжело и почти беспрерывно.
Бельский и Краснов остались довольны инженерной подготовкой батальонного участка. Здесь все создавалось обдуманно и заблаговременно и так, чтобы можно было выстоять даже при самом сильном ударе "тигров".
- Оборона, капитан, что надо! - проговорил тяжело дышавший позади Бельского Дружинин. - В основном. Пожалуй, только у Махоркина кое-где окопчики мелковаты.
- Я прикажу углубить.
- Обязательно. И насчет правого фланга.., не пустовато там?
- Там запасные позиции батареи ПТО, - пояснил Краснов. - Будем маневрировать.
- Тогда порядок!
Они подошли к тому месту, где линия траншей пересекала шоссе. Асфальт был здесь не тронут: по этому узкому проезду, к переднему краю и обратно каждую ночь, а иногда и Днем проходили машины.
На обочине дороги, свесив в траншею ноги и покуривая в кулак, сидели два солдата. У одного из них под шапкой была перевязана голова, у другого повязка белела под рукавом шинели, распоротым по шву. Они разговаривали с Авдошиным, взвод которого как раз стоял в этом месте.
Доложив, как положено, что люди отдыхают, Авдошин кивнул на раненых солдат, пояснил:
- Оттуда ребята идут, товарищ гвардии полковник. Из Абы. В санчасть. Перекурить остановились. Рассказывают, достается там нашим. Как шестого с утра начал, так все время и прет. Сегодня уже восьмое началось, так что, считайте, уже двое суток.
- А немцам от наших не достается? - резко спросил начальник политотдела.
- Это, конечно, факт! - Солдат с перевязанной головой ткнул окурок в снег. - Тоже, конечно, достается! Да ведь у него, у гада, "тигры". Сотни. Нынче вот на наш батальон пять раз паразит кидался, почти сорок танков было....
- Какая дивизия?
- Тридцать шестая гвардейская.
- Ну, значит, устояли! Устояли?
- Устояли, само собой. А комбат-то погиб. Замполит ранен, в живот, долго, видать, не протянет. Взводный наш тоже ранен. Остался, правда, не ушел. На убитых только во взводе в нашем на двух руках пальцев не хватит... У меня у самого башка гудёт, черт ее знает! Пройду сто метров и набок кувыркаюсь. Видать, от контузии. Спасибо вот, друг взялся до своей санроты довести, от нашей-то ничего не осталось, даже сестер всех поубивало... Молоденькие были.
Солдат, у которого была перевязана рука, зло спросил:
- И якого вин дьявола усе тут лезе и лезе? Наши вже до самого Берлину пидошли, а вин тут лезе и лезе, гад!..
- Германию с юга прикрывает, - пояснил Дружинин. - Думает нас за Дунай выкинуть, Будапешт обратно взять и до румынской нефти добраться.
- Чем он об этом думает! - солдат с перевязанной головой дернул плечом, поправляя за спиной автомат. - Учим его, учим, а ума у него так и не прибавилось. Все одно теперь не спасется. А сколько людей тут наших полегло!
- Та ще скильки полягає, - добавил его попутчик.
- Тыщи полягають, само собой.
- Но на каждую нашу тыщу, - сказал Дружинин, - мы должны положить три фашистских. Это тоже само собой.
Тяжело урча, по шоссе прошла в тыл крытая машина. Солдат, раненый в руку, хотел было вскочить, остановить ее, но сразу раздумал:
- Хай еде! Санчасть тут вже близенько, в этом... как его, чертяку! - в Шар-ке-ре-стуре... Нам поясняли. - Он положил левую, здоровую руку на плечо товарища. - Ну шо? Пийшлы? Идти зможешь?
- Пошли!..
Они поблагодарили Авдошина за махорку, пожелали всем "счастливенько оставаться" и заковыляли по самой бровке шоссе.
- Ну, мне тоже пора. - Дружинин протянул руку Бельскому. - Всех благ, капитан! Тебе и твоим ребятам. Доложу командиру корпуса, что вы тут готовы стоять до последнего. Заранее спасибо вам всем!
Ужин Никандров сумел привезти только в третьем часу ночи. Заждавшиеся его роты поели быстро и весело.
- Ну так, - сказал Авдошин, доставая из кармана полушубка трофейные сигареты. - Порубали? Порубали! Теперь, пока тихо, надо за дело браться. Приказ комбата слышали, насчет того, чтоб окопчики углубить? Слышали. Прошу приступать к работе. Проверять буду лично! Ли-чно! А главную проверочку фриц устроит.
Солдаты разошлись по своим окопам. Авдошин снял с пояса малую саперную лопатку, позвал Варфоломеева:
- Давай начнем, голубок.
Сопя и поминутно вытирая пот, они углубили свой окоп, осторожно выбрасывая землю за бруствер. Под ногами на дне окопа чавкало, ноги промокли. Авдошин плюнул со злости, опять полез в карман за сигаретами и тут увидел Бухалова. Тот продефилировал по траншее походкой праздного гуляки,
- Э! Гвардия! - окликнул его помкомвзвода,
- Я, товарищ гвардии сержант!
- Ты чего это разгуливаешь, как фон-барон?
- Но спится. Нервы прогулкой успокаиваю. Моцион по-научному.
- Чего?
- Моцион. Прогулка, значит.
- Прогулка? А свой окопчик дооборудовал?
- У меня лопатки нету.
- А куда ж ты ее дел?
- Улетела, товарищ гвардии сержант. Немец ка-ак из шестиствольного д-дал, и фьют-ть! - лопатку поминай как звали!
- Врешь! Небось сам выбросил.
- Зачем же, товарищ гвардии сержант, добро бросать? Военное имущество и это... шанцевый инструмент. Я порядок знаю.
- А каска где?
- Каску потерял. Я вам докладывал.
- Ладно. - Авдошин присмотрелся к Бухалову. - Варфоломеев! Дай-ка ему лопатку.
Бухалов безропотно взял лопатку и ждал, что будет дальше.
- А теперь пошли. К тебе в гости.
Они миновали две стрелковые ячейки, в которых, еле видимые во тьме, ковырялись Быков и Отар Гелашвили. Следующая ячейка была бухаловской. Бухалов вошел в нее первый, и на фоне мутного, в заревах, неба стал отчетливо виден силуэт его головы и плеч.
- Мелковата для тебя ячеечка-то. Давай подкапывай.
Бухалов пожал плечами, присел и молча, с остервенением
стал копать.
- Слушай, Бухалов, - настороженно сказал вдруг Авдошин. - Ты ничего не чуешь?
- Нет. А что такое, товарищ гвардии сержант? - Бухалов перестал копать и принюхался. - Нет, ничего не чую.
- Вроде чесноком пахнет...
- Чесноком? Откуда? Кухня давно уехала.
- Вот и я думаю, откуда? - подтвердил Авдошин, расковыривая в руках зубок чеснока, выпрошенный им у Карпенко для заправки борща еще неделю назад.
- Действительно, пахнет, - сказал Бухалов, нюхая вокруг себя воздух, - Непонятно...
- Погоди! Ты химподготовку-то проходил?
- Проходил.
- Вроде какой-то газ чесноком воняет.
- В-верно, - голос Бухалова дрогнул. - Н-нам объясняли. Только не помню я...
- Все ясно. Ветерок в нашу сторону дует, и немцы газы пустили. Так у них ничего не выходит, решили нас газами потравить, паррразиты! - безжалостно сказал Авдошин. - Надевай противогаз! Быстро! - он перекинул с бока на живот свою сумку с противогазом и отстегнул клапан.
- Н-нету, - пролепетал Бухалов. - Н-нету противогаза-то у меня... Ах ты господи!
- Выбросил?
В машине оставил. Т-три с половиной г-года таскал. Н-надоело, не п-понадобился н-ни разу... Ох, черт! - Бухалов заметался по узкому колодцу окопа. - Может, у кого лишний есть, товарищ гвардии сержант? Я сбегаю, спрошу, а?
Авдошин усмехнулся:
- Это тебе наука!
- Да разве ж угадаешь! Разрешите сбегать, спросить?
- Отставить!
- А как же? - простонал Бухалов. - Газ ведь пустили...
- Вот тебе весь газ! - Авдошин ткнул ему в нос чесноком. - Нюхай и на ус мотай!
- Ф-фу! Ну и нашарахали ж вы меня!
- Науку преподал, а не шарахал! И с окопом такое же может получиться. Торчишь из него, как жердь. Дурная пуля чиркнет, и капут.
- Окопчик я сейчас доделаю. Я мигом!..
- Дошло, значит?
Бухалов гоготнул:
- Дошло! Век не забуду! Аж сердце остановилось...
- Плохой ты все-таки солдат, Леонид Васильевич! Всю войну воюешь, а себя беречь так и не научился. И смотри у меня, чтоб к утру был полный порядок: и лопатка, и каска, и противогаз! Хоть из-под земли доставай! Сам проверю!
- Достану, товарищ гвардии сержант! - Бухалов опять гоготнул. - Ловко вы меня!
- И меня, голубок, так учили. Я только, как в газетах пишут, боевой опыт передал.