- Ультиматум? - не взглянув на бумагу, генерал встал.- Фюрер и командование германской армии предписали мне не принимать никаких ультиматумов. Мы будем защищать Будапешт до последнего солдата. Ульрих, проводите господ русских офицеров.
Вильденбрух надменно поклонился советским парламентерам и, когда они вышли, снова сел, поднял телефонную трубку:
- Ширмайстер? Я отправил их обратно. Обеспечьте выполнение моего приказа. Что? Какие еще объяснения! Ну хорошо, скажите, что это переодетые немецкие солдаты... Бывшие немецкие солдаты, добровольно сдавшиеся врагу и предавшие фюрера. Они должны быть наказаны... Разумеется, мы могли бы оставить этих... господ здесь, допросить и потом... Но так, как решил я, будет лучше. Мы должны показать свою твердость и готовность сражаться, и поэтому их надлежит расстрелять на глазах у русских войск. Выполняйте!
Полчаса спустя постучали в кабинет командира первого венгерского корпуса генерал-полковника Хинди. Это звание "повелитель и вождь нации" Ференц Салаши пожаловав ему к рождеству.
Вошел генерал-лейтенант Бильницер, командующий штурмовой артиллерией.
- Что случилось, генерал? - позевывая, спросил Хинди.- Садитесь.
- Вам известно об ультиматуме русских?
- Разумеется...
- Я считаю, что каждый, кому действительно дорога Венгрия, дорог наш Будапешт, должен принять этот ультиматум.
- Извините, генерал, но вы сошли с ума! - Хинди медленно поднялся и горестно покачал головой.- Вы же присягали!..
- Я присягал Миклошу Хорти, а не этому...- не договорив, Бильницер достал из кожаной папки лист бумаги, исписанный четким прямым почерком.- Вот мой официальный рапорт. Надо спасти Будапешт! Русские пушки и бомбы погубят его!.. Они вынужденно погубят нашу национальную гордость!..
- Не надо громких слов, генерал. Успокойтесь! Мы связаны договором.
- С кем? С мертвецами! С мертвецами, которые хотят уволочь нас с собой в могилу?!. Когда я получу ответ?
- Никогда!
Хинди взял рапорт Бильпицера, аккуратно разорвал его на четыре части, бросил в пепельницу, поднес спичку.
- Советую в будущем воздерживаться от выражения подобных мыслей на бумаге. Такие вещи интересуют гестапо. И если оно не церемонилось с самим регентом, то... Вы понимаете? И потом, потерять Будапешт - это еще не значит потерять Венгрию!..
Весь батальон ждал возвращения парламентеров. Никандров, час назад приехавший с батальонной кухней и теперь стоявший в траншее рядом с Авдошиным, молча разглаживал свои огненные усы и поминутно поглядывал на развороченное снарядами, грязно-белое поле перед окопами. Потом сказал:
- Не согласятся, сволочи!
- Не стоило б и посылать,- кивнул Авдошин.- С такими один разговор - кулаком в зубы!
- Точно! - отозвался Приходько.- Бить их надо безо всякой дипломатии!
- Город-то, говорят, больно красивый,- обернулся к нему Никандров.- Ведь жалко. Наши "катюши" да "илюши" изуродуют его, как бог черепаху. И ребятишек с бабами там, видать, битком набито...
- Факт, набито.- Авдошин достал из кармана газету, оторвал клочок на самокрутку, вынул кисет, ярко-голубой, с большими розовыми цветами.
Старшина потянулся посмотреть,
- Варвара, что ль, прислала?
- Да нет, жинка моя вышивать не мастер. Подарок. Под октябрьские от полтавки одной в посылке получил... Помнишь, нам тогда на бригаду посылки прислали?
- Ишь ты!
Помкомвзвода насыпал на бумажку махорки, протянул кисет Никандрову,
- Вертаются! - сказал вдруг кто-то из солдат.- Хлопцы! Вертаются!..
- Точно! Идут.
По знакомой дороге, как и полтора часа назад, неторопливо шли, теперь уже к своим окопам, две фигуры с белым флагом.
И вдруг необычно мирную тишину, стоявшую над передним краем, железным грохотом распорола длинная пулеметная очередь с той стороны. Белый флаг, который нес парламентер, шедший справа, начал медленно падать. Офицер выпустил его из рук, прошел еще шага два и, оглянувшись, рухнул в снег. Второй бросился к нему. Тишину резанула еще одна пулеметная очередь. За ней другая, третья, четвертая...
- А, гвардия? Как же?! - растерянно поглядел вокруг Авдошин.
- Как же, как же! - передразнил его Приходько и, бросившись к пулеметной ячейке, оттолкнул пулеметчика.- Чего рот разинул?
- Отставить! - крикнул Бельский.
- Людей же... Товарищ гвардии капитан! Наших же!.,
Талащенко чувствовал, что десятки взглядов обращены на него в эту минуту.
- Бельский! Трех человек, чтобы вынесли! - повернулся он к командиру роты.- Пулеметчикам - прикрывать огнем!...
Три солдата в маскхалатах выскочили за бруствер и, низко пригибаясь, побежали через поле к лежавшим на дороге офицерам.
Через четверть часа парламентеров принесли в окопы батальона. Капитан был убит. Пулеметная очередь прошила его сзади ниже лопаток. Вглядевшись в лицо убитого, Талащенко вспомнил, что где-то видел этого человека. Кажется, у командующего армией. Им вместе вручали тогда ордена. Как же его фамилия? Антипенко? Опанасенко? Остапенко. Точно, Остапенко! Кажется, инструктор политотдела армии...
Старший лейтенант, переводчик, черноглазый, невысокий, зажимая рукой рану в плече, тихо ругался.
- Ах, сволочи! Ну, хорошо, ну, отказались, черт с вами! Но ведь белый же флаг! Ах, сволочи!..
Флаг лежал тут же, рядом с убитым, залитый его кровью, простреленный в нескольких местах немецкими пулями.
В течение ночи на тридцатое декабря, как раз в то время, когда в районе Комарно выгружались части 4-го танкового корпуса СС, переброшенного по личному приказу Гитлера из Польши, бригада полковника Мазникова сдавала оборону стрелковой дивизии, только что прибывшей с того берега Дуная. Части гурьяновского корпуса после двадцати пяти дней боев уходили в резерв фронта.
Рота Бельского снималась последней, почти перед самым рассветом. Соблюдая маскировку, отделения шли грузиться в машины, стоявшие километрах в четырех от передовой у разбитого железнодорожного виадука.
- Вот тебе, гвардия, и взяли Будапешт! - собирая свои пожитки, сказал Авдошин. - Уж как не повезет, так не повезет! Думал, "Будапештских" получим, да, видно, не всю стратегию учел. - Он повернулся к пехотинцам, по-хозяйски располагавшимся в окопах. - На готовенькое, значит? Ну ладно, пользуйтесь на здоровье! Да поскорей с Будапештом закругляйтесь! Ложись, сержант, отдыхай! Я вот тут соломки малость припас. Н-да, городок вам приличный достался! Столица! А нам, наверно, опять какие-нибудь господские дворы придется брать. Всего наилучшего!..
Через час весь батальон уже сидел в машинах. Колонна стояла на правой стороне дороги. Люди разговаривали, курили в рукав, поеживались от предрассветного холода.
- Командиры машин, к комбату!
Авдошин, сидевший на подножке грузовика, смял в пальцах самокрутку и побежал в голову колонны. Здесь, возле крытой штабной машины, уже толпились офицеры и кое-кто из сержантов.
Перехваченный ремнями Талащенко держал в руках карту.
- Запишите маршрут.
Собравшиеся столпились возле включенных шофером подфарников.
- Маяки по дороге расставлены, - сказал командир батальона. - Но маршрут на всякий случай запишите: Эрд - Эрчи - Адонь - Надь-Перката... Место сосредоточения - западная окраина Надь-Перката, господский двор Бель.
- Ясно!
- Добре. По машинам!
... Когда батальон подходил к Эрчи, на восточном берегу Дуная начал бледнеть горизонт и в той стороне, откуда отошла колонна, послышался тяжелый артиллерийский грохот. Сотня солдат повернулись на звук канонады, и все увидели на окраинах Будапешта отсветы орудийных выстрелов. Хвостатыми огненными сигарами взлетали в серое светлеющее небо снаряды "катюш".
Ласточкин, сидевший у левого борта замыкавшей колонну машины, приподнялся, держась за плечи товарищей, посмотрел на север, туда, где начинался бой:
- Наши тронулись! Не захотели фрицы по-хорошему, теперь получат!..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ТАНКИ С ФРОНТА
1
- Ну-с, показывайте, в чем дело! - Стрижанский, в халате поверх гимнастерки, умывшийся и аккуратно причесанный, осмотрел раненую руку Виктора, пожевал губами, потом обернулся к командиру бригады.- Пустяк! Сущий пустяк! Кость не задета, осколка нет.
- Извините, подняли вас среди ночи...
Стрижанский усмехнулся:
- А у нас не нормированный рабочий день. Так что не смущайтесь... Нина Сергеевна!
В перевязочную вошла Никитина. Увидев Виктора, она, показалось ему, удивленно взмахнула ресницами, но с ним и с его отцом поздоровалась холодно, как с незнакомыми людьми.
- Помогите мне, пожалуйста,- сказал ей командир медсанбата.
Промыв и перевязав Виктору рану и введя на всякий случай противостолбнячную сыворотку, Стрижанский добродушно похлопал его по плечу:
- Через недельку, молодой человек, будете как огурчик! Заранее разрешаю на Новый год танцевать с нашими девушками. Нина Сергеевна, проводите, пожалуйста, капитана наверх, в четвертую палату. Режим и питание - общие, перевязку - раз в сутки. И, конечно, - внимательный уход. Иногда это действует значительно лучше проверенных медицинских средств.