Пришел Лило, придерживая грязные края шинели. На его посиневших губах играла едва уловимая улыбка. На левой щеке, оцарапанной пулей, засохла кровь. Они со Слановским переглянулись, взглядом сказав друг другу все, что хотели. Лило достал смятую пачку сигарет и, пытаясь закурить, сломал несколько спичек. Слановский молча подал ему зажигалку.
- Попробуй, если бензин еще не кончился.
- Все уже кончается, только душа и осталась в теле, - попытался улыбнуться Лило. Он помолчал и, привстав, посмотрел на угрюмое поле таким жадным взглядом, как будто жил здесь долгие годы и все вокруг связано с далекими и дорогими его сердцу воспоминаниями детства.
- Знаете, господин подпоручик, - Лило нарочно хотел вспомнить давно забытое, чтобы рассеять грусть и тоску, пока не собрались остальные товарищи из батальона, - вот такие ровные места всегда напоминают мне тот полустанок, где я вырос. Полустанок находился в поле между двумя станциями. Весной, летом и осенью к нам приходили люди, брали воду в колодце, а когда наступала зима и начинались метели, мы оказывались отрезанными от мира, как на далеком острове. Тогда только товарные и пассажирские поезда напоминали, что где-то далеко от нас люди живут, веселятся. А случалось и так, что в зимние ночи к дому на полустанке приходили волки и начинали страшно выть. Иногда я соскребал с окна лед, прижимался лбом к стеклу и смотрел на поле, на мерцающий свет луны и волков, сидящих на тропинке.
- А где сейчас твой отец, его что, перевели в другое место? - спросил Слановский.
- Недавно получил от него письмо. Теперь он в городе, работает на вокзале в отделе эксплуатации, но недоволен: там много дыма и нет места для пасеки…
Прибыли унтер-офицер Димитр, помощник командира 2-й роты Ганев, командир второго взвода 1-й роты подпоручик Симов и еще два унтер-офицера.
- Ну вот, прыгали, прыгали и допрыгались, - проговорил Димитр почти про себя. Он немного привстал, и тут же над ним с воем пронеслись пулеметные пули.
- Пригибайся, Димитр! Чего хочешь? И без того нас засекли… - поругал его Слановский.
Капитан Тодоров, унтер-офицер Антон и командир 3-й роты прибыли последними.
Лицо Тодорова посерело, из-под пилотки выбивались седые волосы. Слановский впервые заметил это. "Седые волосы, - подумал он, - неужто за одну ночь поседел?" У Антона мокрые усы повисли, а тонких морщин около синих глаз стало со вчерашнего дня как будто вдвое больше.
Тодоров оглядел собравшихся, тихо поздоровался, и на его лице появилось что-то наподобие улыбки.
- Ну, друзья, у нас нет времени для долгих разговоров. Вам известно, что вчера погиб командир батальона? Вторая и третья роты и один взвод первой роты окружены. Ночью мы с Антоном попытались связаться с нашими, но это оказалось невозможно. Теперь у нас нет другого выхода, кроме как обороняться до последнего патрона…
Тодоров замолчал. Над их головами с криком пролетела стая ворон. Лило, сжав губы, смотрел на черных птиц.
Унтер-офицер Димитр разгадал его мысли:
- Господин фельдфебель, отчего морщитесь?
Прямо напротив расположения 2-й роты из кукурузного поля показались солдаты. Их было человек пятьдесят.
Слановский поднял бинокль. От радости сердце его вдруг затрепетало. В бинокль он ясно увидел болгарскую форму в цепи солдат, спокойно идущих к ним.
- Наши, - чуть не закричал он от радости.
Сава приподнялся. Вытаращил глаза, и на его усталом лице засияла радостная улыбка.
- Ну-ка, погоди, - вдруг замахал рукой Слановский и снова приник к биноклю. Искра радости и надежды в его сердце угасла. Он теперь совершенно ясно видел черные галифе под болгарской серой шинелью идущего впереди офицера. Отложив в сторону бинокль, Слановский с ужасом заметил, что все его солдаты, высунувшись из укрытий, оживленно спорят о чем-то.
Луканче первым закричал:
- Эй, вы из какой роты?
Ему никто не ответил.
- Эй, слышите, вы из какой роты? - нестройно крикнули еще несколько человек.
- Наши! - закричал какой-то солдат и встал во весь рост.
- Как же это получается, ведь до рассвета оттуда стреляли?! - усомнился другой.
- Что вы мне говорите! - горячился Луканче. - Не видите, что ли, шинели у них наши!
В этот момент над стоявшим солдатом просвистели пули.
- Ложись! Огонь! Чего стоите? - громко крикнул Слановский.
Кутула прицелился в середину цепи. Выбрал крупного мужчину, нажал курок и сквозь дым увидел, как верзила, подскочив, рухнул на землю.
Гитлеровцы залегли. Офицер сердито отдавал команды. Солдаты ползли, приподнимались, короткими перебежками передвигались вперед.
Кутула продолжал строчить короткими очередями. Но, увлекшись боем, он забыл о приказе беречь патроны. Марин подполз к нему, сильно ударил его по плечу и громко крикнул на ухо:
- Остановись! Пусть подойдут поближе!
Стреляли все, но на грязном поле упало только несколько гитлеровцев. Остальные продолжали ползти, приближаясь к окопам роты.
Слановский увидел капитана Тодорова где-то около левого фланга. Тодоров махнул ему рукой, но Слановский не понял, что бы это значило, и не заметил, когда рядом с ним упал запыхавшийся помощник командира роты:
- Господин подпоручик, еще немного, и у нас останутся только гранаты.
- Знаю! - крикнул Слановский. - Беги влево, а я - на правый фланг, будем поднимать людей в рукопашную.
И через несколько минут эта сотня мужчин в приступе отчаяния, вместо того чтобы ожидать смерти в собственных окопах, выскочила из окопов и с криком "ура" бросилась на оторопевших гитлеровцев. От разрывов гранат вверх летела грязь. Гитлеровцы дрогнули и побежали, преследуемые редкими винтовочными выстрелами.
Этот успех ободрил людей, вернул им веру в свои силы.
До вечера было отбито еще три атаки. Боеприпасы у окруженных подразделений 1-го батальона были уже на исходе. И последнему солдату стало ясно, что надо выбирать или позорную капитуляцию, или доблестную смерть.
Слановский осмотрел свой пистолет - в обойме остались последние четыре патрона. Когда он продувал задымленный ствол, к нему подполз Лило. Впервые за пять лет их совместной службы с лица Лило исчезла непринужденная, почти детская улыбка и появилось выражение отчаяния.
- А теперь что? - тихо спросил он, не отрывая глаз от пистолета Слановского.
Они переглянулись, и в один миг как будто поняли друг друга. Вдруг Лило стало страшно. Его зубы непроизвольно застучали.
- Чего спрашиваешь? - с трудом выговорил Слановский. - Что угодно, только не плен. Не дрожи, тебе от этого не станет легче.
Лило замолчал. Вокруг продолжался грохот, с которым они уже свыклись за последние дни и если бы его не стало, то показалось бы, что прервалась связь с жизнью.
Но внезапно над всем этим грохотом пронеслись могучие волны какого-то продолжительного рева. Темноту прорезали светлые ровные молнии.
- "Катюши" бьют! - восторженно закричал Лило.
- Слышите, "катюши"! - понеслось по цепи.
- Братушки, братушки! - закричали многие.
- Выпейте глоток. - Лило протянул Слановскому свою фляжку. - Дождевая, на палатке собирал.
- Давай! - Слановский взял фляжку и, отпив несколько глотков, почувствовал, что на сердце у него полегчало.
Огонь "катюш" не прекращался…
Дни и ночи подряд вся линия фронта, растянувшаяся на несколько сот километров, изгибалась, перемещалась, растягивалась.
На седьмой день боев ряды 2-й роты заметно поредели. На рассвете Слановский передал свой район обороны подпоручику из другой дивизии. Возвращались молча. Когда над холодным и мутным от дыма горизонтом показалось солнце, рота подошла к опаленной и израненной снарядами роще. В стороне от нее на поляне было много свежих могил.
Слановский отдал приказ отдыхать. Солдаты разместились по обе стороны разбитого шоссе. Одни устало закурили, другие, подложив под голову вещмешки, сразу же заснули.
Слановский и Марин пошли на новое солдатское кладбище и долго читали надписи, пока не нашли могилу Ангелчо. Склонив голову, постояли у свежего холмика земли. Марин достал платок, завернул в него горстку земли и шепотом промолвил:
- Только и осталось от него…
Вернулись к солдатам. Устало повалились на землю. По загорелым, обветренным щекам Луканче покатились две крупные слезы.
- Знаете, господин подпоручик, вещи Ангелчо в моем мешке.
- Ну? - удивленно посмотрел на него Слановский.
- На днях стал искать чистые портянки и обнаружил у себя его гимнастерку…
Слановский отвернулся. Он чуть не заплакал.
К вечеру около полуразрушенного села Слановский встретился с Чавдаром и Пеевым. Пеев крепко пожал его руку:
- От имени родины сердечно благодарю вас. Командир и помощник командира дивизии хотят вас поблагодарить лично.
- Мы выполняли свой долг, - смущенно улыбался Слановский, испытывая стыд и неловкость от таких похвал.
- Чересчур много скромничаешь, земляк, не надо так, - по-дружески похлопал его по плечу Чавдар.
Пени и Маджар вернулись из госпиталя через два дня. Новости из Камено-Поля многое объясняли, но в то же время давали повод и для всевозможных догадок, на какие способно только воображение людей, надолго оторванных от родных мест.