- Испачкал о тебя руки, гад, - медленно сказал Чугун. - Какие прекрасные люди погибли, а ты все это время насмехался над нами. Теперь мне стало ясно, почему Цено Ангелов "покончил с собой", почему генерал Янев "повесился" в тюрьме! - И снова сердце сжало, словно обручем. Чугун встал из-за стола, обошел его и сделал шаг вперед. Данчо, лучше других зная, на что способен Чугун в подобные минуты, упал перед ним на колени.
- Прошу тебя, не убивай меня! Если бы ты знал, что было со мной… - цеплялся он за ноги Чугуна.
- Не дотрагивайся до меня, мерзавец! - Чугун оттолкнул его и открыл дверь. Из коридора быстро вбежал милиционер.
- Обыскать его и посадить в одиночку…
* * *
Когда Матейчо узнал эту потрясающую новость о Данчо Даневе, он растерялся. Он был не в состоянии сразу понять, что произошло, и оцепить это событие. Даже те из товарищей и знакомых Данева, которые не раз расходились с ним во мнениях, все еще не решались заявить твердо и определенно: "Вот видите, мы давно уже не доверяем этому человеку, и теперь наши предположения подтвердились". Растерянность Матейчо сменилась лихорадочно-возбужденным состоянием. Ему не сиделось на месте. Он заскочил в общину. Делая вид, что это его совсем не касается, он искал случая, чтобы высказать свои подозрения.
- Не знаю, не мое это дело, но говорят, он был не один.
- С кем же? - шутливо допытывался Калыч.
- Узнаем…
- Ах ты, сукин сын! - сжал кулак Калыч. - Ты еще вчера таскался за ним по пятам, как прихвостень, а теперь торопишься отречься от него, как Иуда!
- Ты же сам знаешь, кто сводил со мной счеты, кто собирался вышвырнуть меня из участка, - намекнул Матейчо на свои плохие отношения с Даневым в последнее время.
- Да, если ты будешь продолжать так же все делать, то и без Данчо не удержишься в участке, - предупредил его Калыч.
Настроение Матейчо в этот вечер было серьезно испорчено. В последнее время он приходил домой рано. Во дворе его радостным лаем встречала собака, которую он на ночь оставлял на цепи у самой двери. Еще со двора он услышал громкий разговор в доме и удивился: к ним почти никто не заходил, ни соседи, ни родные. "Кого еще принесла нелегкая? - подумал он. - Опять будут досаждать всякими просьбами".
Матей остановился у дверей и прислушался.
- Ну скажи ему, Венка, разве я не права? Каждый пусть отвечает за свои поступки. Когда ему пришлось туго, враз вспомнил, что у него есть брат и сноха!
Венка промямлила что-то, а злой и гнусавый голос продолжал:
- Погляди-ка в зенки его, пусть скажет, хоть какие-нибудь плохонькие бусы он мне прислал, пока был на службе? Чего только люди не натащили оттуда, а он по шантанам все деньги просадил. Вот пусть туда и идет, чтоб ему добра не было!
"Э-э, - понял Матейчо, - да это жена Шишмани! Как бы этот разбойник не закатился к ним. Вот влип так влип".
А женский голос тем временем продолжал:
- Я ему сказала: пустишь в дом - ноги моей тут не будет. Он того и гляди и нас как-нибудь ночью прирежет! Так нет же, не верит тому, что бабы рассказывают у колодца: животы беременным женщинам вспарывал, детей ножом резал на куски, человеческую кровь пил, - врала она теперь, преувеличивая слухи о своем девере.
- Оно конечно, но ведь он мне брат родной, - робко подал голос Шишманя. - Это же грех. Они его все равно поймают, но пусть не у нас в доме. Зачем брать грех на душу, сватья, вот о чем я думаю. А жалости у меня к нему никакой. Да и песенка его уже спета.
"Ну и нашли у кого просить совета, - злорадно подумал Матейчо, - моя курица все поставит с ног на голову". Он нарочно кашлянул и медленно вошел в дом.
- На то и есть умные люди, чтобы нас исправлять. Вот сват Матей, он свое дело знает, - встал Шишманя и снял с головы замызганный картуз. Моргая маленькими серыми глазками, он переступал с ноги на ногу и, хотя на руках у него не было грязи, бессознательно вытирал ладони о полу сильно изношенного и давно потерявшего цвет заячьего полушубка.
Матейчо снял шинель. Молча подал ее Венке и, осмотрев еще раз гостей сердитым и недружелюбным взглядом, строго сказал:
- Если пришли по служебному делу, то для этого есть канцелярия.
- Сват Матей, такое дело на нас свалилось, что лучше бы его не было! - запричитала жена Шишмани.
Матейчо прервал женщину:
- Наконец-то вспомнили, что мы сваты, а весной, когда деверь твой мне на шею веревку накинул, вам и в голову не пришло подумать обо мне.
- Да ведь из-за него мы и пожаловали к вам в такое время, чтоб ему пусто было! - указала она на своего мужа. - Только начинаю ему говорить, как он тут же ерепенится, мол, избавиться от него хочешь, чтобы долю его к рукам прибрать. Сдалась она мне, эта доля! Я ему уже говорю: из-за брата своего троих детей на меня одну оставишь.
- Это я уже понял, - ответил Матейчо. - Зачем пожаловали?
- Ну, ты опять за свое! Чего спрашиваешь, - подала голос Венка, - как-никак свои ведь…
- Ты давай занимайся своим делом, а в мои служебные дела свой нос не суй.
Шишманя жадно глотнул воздуху, как будто что-то застряло у него в горле, и, сделав над собой усилие, заикаясь, начал говорить:
- Сват, не знаю, что и сказать бедному человеку…
- Петр, хватит в сватья мне набиваться! Вы что, хотите разозлить меня этим дурацким родством?
- Ну да, господин старший, - окончательно запутался Шишманя.
- Матей, - вмешалась жена Шишмани, - мы пришли к тебе из-за его брата Христо. А он, ты видишь, язык проглотил, - показала она на мужа, поправила платок на голове и по привычке провела ладонью по продолговатому загорелому лицу.
- А почему вы ищете его у меня в доме, я его пасу, что ли? - все так же зло спросил ее Матейчо. Ему пришло в голову, что соседи, если увидят его с ними, могут подумать что угодно.
- Знаю, что не пасешь, - не осталась в долгу жена Шишмани, явно задетая поведением Матейчо, - но кто же, кроме тебя, поможет нам? Пусть он тебе скажет, - снова указала она на мужа, - что нашел на днях в своей торбе.
- Ну-ну… да говорите же, - нетерпеливо развел руками Матейчо, - изведете, пока от вас добьешься слова путного.
- Позавчера, значит, установилась хорошая погода, - начал Шишманя. - А у нас осталась незасеянной полоска. В полдень погнал я коров к Осыму на водопой. Когда вернулся, запряг их. Ну, думаю, надо браться за дело, потому как работы невпроворот. Часа через два почувствовал, что проголодался…
- Давай по существу, - прервал его Матейчо. Слова "по существу" очень нравились ему. Он их услышал, когда был на допросе у военного следователя, и теперь с удовольствием вставил в разговор.
- Слушай, Матей, слушай внимательно, - обратила его внимание жена Шишмани.
- Я не глухой, слушаю, - скривился Матейчо.
- Так вот, лезу я в торбу, а хлеба, лука, соли и перца - нету. Ну, думаю, хорошо ж мне насолила какая-то двуногая собака.
- Ни дна ему ни покрышки, этому псу голодному! - запричитала его жена.
Матейчо строго глянул на нее:
- Погоди, говорить будешь, когда тебя спросят, не мешай!..
- Так вот, - продолжал Шишманя, - стало быть, думаю я: если это собака, то почему торбу не унесла? Заглянул в торбу, вижу, там что-то лежит…
- Что? - подался вперед Матейчо.
Шишманя достал грязный платок и начал медленно развязывать узел.
- А вот что нашел. - И он протянул клочок бумаги от пачки сигарет.
Матейчо взял записку и стал внимательно вглядываться в написанные на ней слова. Потом начал медленно читать:
- "Брат, я жив и здоров. Вечером, когда стемнеет, приходи на наше поле к Янкову вязу. Жду тебя. Принеси мне хлеба и сигарет. Если скажешь кому-нибудь обо мне, пеняй на себя. Твой брат Ристо".
- Та-ак, - испуганно оглянулся Матейчо. - И ты носил ему хлеб, да?
- Как бы не так! Подавится он нашим хлебом! - опять вместо Шишмани подала голос его жена.
- Нет, не носил, что правда, то правда…
- А почему ты только сейчас об этом сообщаешь? - Матейчо принял строгий и важный вид. - Ты что, не мог мне сразу сказать об этом, чтобы я сам ему отнес хлеб к Янкову вязу, а? Что, ума не хватило? Эх, нет предела глупости! Ты что же, забыл, о чем я тебя предупредил? Выходит, тебя можно призвать к ответу как соучастника.
- Господин старший, я думал и прикидывал так и эдак. Не хотелось греха на душу брать, ведь одна кровь-то. Верно, он грабил, опозорил нас…
- Опозорил, говоришь? А ты что же, не понял, что в такие времена, как нынешние, когда полным ходом идет революция, нет ни братьев, ни сестер? Да, это факт, ты допустил большой прокол. Кроме вас двоих, кто еще знает, что Ристо здесь? - посмотрел он на Шишманю и его жену.
- Никто, - ответила она.
- Вы только не крутите, говорите правду, иначе с вами дела иметь не буду.
- Оно, конечно, что так, то так, - смущенно подал голос Шишманя.
- Что-то мне не верится, - обратился Матейчо к его жене, - чтобы ты со своим языком да не проболталась.
- Ох, Матей, что ты говоришь! Да чтоб мне лопнуть, чтоб мне с места не сойти, если я подумала кому-нибудь сказать…
В это время Венка на цыпочках вошла в комнату. Матейчо бросил на нее свирепый взгляд:
- Говорим по служебному делу, ступай на кухню и не мельтеши перед глазами.
Венка все так же молча вышла из комнаты. Матейчо с высоты своего положения спросил:
- Ей сказали, зачем пожаловали?
- Ну так ведь она жена твоя, ты же не станешь от нее скрывать? - наивно проговорила жена Шишмани.