- Все в дядиных руках, - гнусавил тонким голосом тридцатилетний безбородый мужик, весь в морщинах, как стареющая женщина. - На днях я говорю Калычу, что из нас и так уже все жилы вытянули, а он мне опять: давайте да давайте, мол, мало осталось, потом, говорит, до богачей доберемся, из них будем жилы тянуть.
- Хоть бы этот год был получше, авось и мы что-нибудь продадим, а то совсем без денег остались.
- У кого есть, тот пусть и отдает, - замахал пустым рукавом уже успевший подвыпить Денчо Чолаку и, натянув безбородому на глаза фуражку, пошутил: - Это у тебя-то нет денег, баба безбородая? Ты бы уж лучше молчал, а то если наши люди разберутся, что к чему, так не миновать тебе фронта. Не так ли, господин старший? - лукаво подмигнул он Матейчо. Безбородый обиделся!
- Чолаку, я служил и еще буду служить, а ты-то на что годишься?
- Я, - вызывающе осклабился Чолаку, - останусь молодух сторожить…
Стоя на пороге клуба-читальни, Йончоолу кричал:
- Эй, люди, давайте заходите!
- Танас, наши здесь! - громко ответил Чолаку и направился к клубу-читальне.
Уступая друг другу дорогу, крестьяне на решетках счищали грязь с обуви и по одному входили в зал.
Матейчо немного задержался, повертелся вокруг здания. Сжимая зубы, он ругался. "На что ж это похоже? - злобно спрашивал он себя. - Кто управляет, мы или они? И чего мы ждем, ведь Калыч и Кунчо дремлют". И он решительно направился через грязную площадь. Поднимаясь на второй этаж общины, он шагал через две ступеньки сразу. Сильно толкнул дверь в комнату старосты.
Калыч сидел за столом, около него, наклонившись, стоял Кунчо. Они рассматривали какой-то список.
- Эй, люди! - Матейчо остановился посреди комнаты, расставив ноги. Постукивая пальцами по кобуре нагана, спросил: - Только мне гореть на этом огне?
- Чего опять с ума сходишь? - спокойно спросил Калыч.
- Еще посмотрим, кто из нас сумасшедший. Дождетесь, что в один прекрасный вечер нас всех как цыплят переловят.
- Если боишься, подавай в отставку, - тихо сказал Кунчо.
- Подам, если вам от этого полегчает. Только скажите мне, когда это в Камено-Поле были сторонники "Звена"? Сходите посмотрите - зал полон земледельцев. Увидите, перед кем выступает Цветков…
- Земледельцы - наши союзники, - прервал его Кунчо.
- В селе нет земледельцев! - скрипнул зубами Матейчо. - Теперь союзников сколько хочешь, раз власть наша. А где они были летом, когда Калыч скитался по лесу, как собака, а мы гнили в тюрьмах и жандармы ломали нам ребра? Тогда они спали с бабами да деньги копили!
- Ну хватит, не заставляй меня отвечать тебе, - сказал Кунчо.
- Нет, уж ответь, ответь! - наскакивал на него Матейчо. - Я не делал гробов для полицаев, вот так!
- Ничего ты не знаешь и не узнаешь. А мелешь об этих гробах налево и направо…
- Завтра же подам рапорт Чугуну и Данчо Даневу. Мы дремлем, а фашисты под нашим носом орудуют. Почему Цветков не провел общее собрание, а собирает этих фашистов и гадов и водит с ними дружбу?
- А мы их приглашаем на наши партийные собрания? - спокойно спросил Кунчо.
- Они нам неровня.
- Действительно, тут ты прав. Неровня таким, как ты и тебе подобные. Вы все делаете для того, чтобы поссорить нас со всеми, - ответил ему Кунчо.
- Разгоню их собрание! - топнул ногой Матейчо.
- Попробуй только! Если сделаешь и эту глупость, я тебя сам так отделаю, что живого места на твоей спине не останется, - поднялся из-за стола Калыч.
- Бай Димитр, я о тебе ничего плохого не сказал, - как-то сразу обмяк Матейчо.
- Ты слушай, что я тебе скажу, чтобы впредь неповадно было…
- И у меня есть начальство, и от меня требуют…
- Ты не знаешь, чего тебе надо! - буркнул Калыч. - Послушай, что я тебе скажу в последний раз: перестань преследовать Йончоолу и Чолаку. Люди эти ни в чем не виноваты, а то, что они не попались вроде тебя и их не били ни за что ни про что, - так это хорошо. Тебя подвел Ристо Шишманя. Если мне попадется в руки эта скотина, буду судить его не за то, что он жандарм, а за то, что он с тобой такую штуку проделал…
- Хорошо, и я свое право потребую. - Матейчо завертелся волчком и ушел сердитый.
- Ищи, ищи, авось поймаешь! - крикнул ему вслед Калыч.
Когда Матейчо вошел в зал клуба-читальни, еще в дверях в нос ему ударил тяжелый, спертый воздух. Растолкав локтями людей, стоящих у дверей, он с трудом пробрался к сцене. Прислонился к стене и стал внимательно слушать. Сидевшие в первых рядах враждебно поглядывали на него. Цветков только что закончил говорить, вытер лицо платком и тихо спросил, есть ли вопросы.
- Господин Цветков, у вас есть связи с высоким начальством. Скажите им, что здесь нас кое-кто преследует, - поднялся со своего места Денчо Чолаку, поглядел по сторонам, потряс своим пустым рукавом и снова сел.
В зале началось оживление.
Цветков отпил воды из стоящего на столе стакана. Он только собрался объяснить Чолаку, что нужно избавиться от какой бы то ни было подозрительности, как с места поднялся Митьо Ганин.
- Есть такое, - сказал он спокойно. - Скрипит наша телега иногда, то ли дегтя нам не хватает, то ли мастера нет такого, какого надо, только скрипит.
- Товарищи, - сделал знак рукой Цветков, прося тишины и внимания, - о разъединении не может быть и речи. Мы будем защищать власть Отечественного фронта от любых посягательств. Наша сила заключается только в нашем союзе с товарищами, коммунистами… Давайте охранять Девятое сентября. Митьо, - обратился он к Ганину, - ты-то помнишь двадцать третий год. Мы с тобой избитые лежали в казарме, а перед нашими глазами истязали твоего родственника Илию Слановского. Сегодня в Лозоне один наш товарищ спросил меня, не наступило ли время нам, земледельцам, как самой массовой партии, взять власть самостоятельно и установить народовластие. Но такие иллюзии опасны. Наша сила, наше спасение - только в прочном и крепком союзе с товарищами коммунистами…
Матейчо виновато моргал. Ему стало жарко, и он расстегнул воротник полевой офицерской куртки. Спрятал пистолет за спину. Пугливо огляделся и медленно вдоль стены попятился назад.
До полуночи он рвал и заново начинал писать рапорт Чугуну и Данчо Даневу, но все получалось не так, как ему хотелось, а ему хотелось, чтобы они поняли, что только ему и дорога в этом селе народная власть…
Уснул Матейчо в милицейском участке. Проснулся рано с тяжелой головой, кислый и сердитый на себя за то, что вечером не сдержался и зря поднял шум.
Он еще не встал, когда ему позвонили по телефону из районного управления и предупредили, что по селам разъезжает какой-то мошенник, который выдает себя за представителя власти и обманывает легковерных.
- Ах, черт побери! - вскочил Матейчо, положив трубку, и, как был, босиком и в подштанниках, начал бегать взад и вперед по холодному полу. - Надо же, как раз я и нарвался на него! Он же меня сделает посмешищем!..
Два дня назад к нему по служебным делам явился смуглый мужчина в офицерской шинели с погонами капитана. Он как будто на расстоянии учуял слабое место Матейчо. Завел с ним разговор о судьбе бывших фашистов из Камено-Поля. А Матейчо словно только того и ждал. Не упоминая тех, кто уже был задержан, он записал более двадцати фамилий тех, кто втерся в доверие к коммунистам и теперь тайно работает против народной власти. Этот список он отдал капитану. Пригласил его на обед к себе домой, погулял с ним по селу, никого к нему не подпуская. А когда капитан пожаловался ему, что из-за большой загруженности у него даже нет времени получить зарплату, Матейчо почувствовал себя особенно польщенным и дал ему немного денег. Втайне он надеялся, что получит двойную пользу от человека, которого посылают в села с такой важной и доверительной миссией.
Минут через двадцать Матейчо, зябко поеживаясь, вышел на улицу. Он еще не решил, зайти ему домой или свернуть к вокзалу, как по площади загрохотала телега. Гортанный мужской голос кричал:
- Эй, старшой, я с мельницы Бойского! Там ночью был твой приятель офицер!..
- Черный такой, капитан?! - изумлений воскликнул Матейчо.
- Он, он, они там всю ночь играли в карты, - ответил ему возница.
До поезда в Лозен оставалось еще около часу. Матейчо торопливо направился к вокзалу. Он решил любой ценой схватить и передать в районное управление этого опасного мошенника…
В Лозене остались служить в милиции бывшие ятаки Райко Пырванский и Гешо Моллов. Они часто вздорили из-за пустяков. По службе необходимо, чтобы один из них был старшим. И эта честь выпала Райко, потому что он внушал больше доверия, так как в армии был старшим унтер-офицером. Никто не узнал, откуда Райко раздобыл себе синюю военную куртку, коричневые галифе, широковатые в носках сапоги. Его ноги в этих всегда до блеска начищенных сапогах были как в горшках из-под цветов, но зато их украшали большие кавалерийские шпоры, звенящие при каждом его шаге.
Утром, около десяти часов, перед общиной остановилась телега. Смуглый мужчина, одетый в офицерскую шинель с капитанскими погонами, ловко соскочил с телеги. Один из батраков Кольо Бейского держал поводья, стоя перед телегой и как-то испуганно поглядывая то на капитана, то на окна общины, откуда выглядывал Гешо Моллов.
Сначала Гешо не понял, что происходит, но почувствовал, что прибытие капитана ничего хорошего не сулит.
- Иди сюда! - сердито крикнул ему офицер.
Гешо был не из пугливых или покорных, но, услышав этот крик, быстро отошел от Окна, хлопнул дверью и выскочил на улицу. Остановившись у дверей, он увидел, как в телеге приподнялся Кольо Бейский со связанными за спиной руками. На шапке и на одежде у него налипла сухая солома.