Наталья Кравцова - Вернись из полёта! стр 22.

- Садись. Расскажи, как шел бой.

Она села на стул и увидела на груди у летчика несколько наград. "Ничего себе, нахватал за наши сбитые самолеты, гад! Сейчас я ему докажу..."

Сняв шлемофон, Лиля тряхнула волосами и нарочно рас­стегнула комбинезон так, чтобы немец мог видеть два ордена на гимнастерке.

Теперь можно было хорошо рассмотреть его. На худоща­вом лице надменное, высокомерное выражение, хотя чувство­валось, что держится он настороже. Левая рука, перевязанная наскоро носовым платком, видимо, сильно болела, потому что он все время осторожно придерживал ее, стараясь делать это незаметно.

Мартынюк кивнул Лиле, продолжая ходить по комнате, и она, мрачно посматривая на немца, негромким голосом нача­ла подробно рассказывать, как завязался бой, как вел себя противник, упоминая о таких подробностях, которые никому не могли быть известны, кроме них двоих.

Сначала летчик слушал то, что переводил ему замначштаба, с напускным равнодушием, опустив глаза и скепти­чески поджав губы, будто хотел заранее предупредить, что все попытки обмануть его напрасны - он все равно не поверит. Казалось, он даже слушал невнимательно, пропуская многое мимо ушей. Но по мере того как Лиля приводила все новые и новые подробности боя, выражение его лица менялось. Нако­нец он настороженно поднял голову, все еще ни на кого не глядя, бросил быстрый, проницательный взгляд в ее сторону и, уже не пытаясь скрыть своих чувств, посмотрел на Лилю рас­терянно и смятенно. Потом опустил голову, сразу как-то об­мяк, осел, сгорбился еще больше и слегка прикрыл глаза ла­донью здоровой руки. Теперь он поверил, и это поняли все, хотя немец не произнес ни слова.

"Трефовый туз" сидел подавленный и жалкий.

Лиля поднялась. Она больше не могла смотреть на побежденного фашиста, который был ей противен. "Может быть, именно он убил Лешу..." - опять подумала она.

Мартынюк подошел к ней и хотел что-то сказать, но вне­запно немец вскочил, повернулся к Лиле и, выпрямившись, остался так стоять перед ней.

Действительно ли он, оказавшись побежденным, признал Лилино превосходство или просто сделал вид, Лиля так и не поняла. Да, собственно, она и не добивалась уважения с его стороны.

- Ну вот, - довольно произнес Мартынюк, - Он сам по­просил показать ему того русского аса, который в бою пока­зал отличное мастерство и сумел победить его.

- Я пойду? - спросила Лиля.

- Иди, Лиля.

Облегченно вздохнув, она вышла, не оглянувшись.

"ТЫ, КОНЕК ВОРОНОЙ..."

День выдался жаркий, безветренный. Нещадно палило июльское солнце, и казалось, что раскалилась не только зем­ля, пересохшая, потрескавшаяся, но и подернутое дымкой бе­лесое небо. Вокруг аэродрома, который находился вблизи от небольшого шахтерского поселка, далеко, до самого горизон­та тянулась желтая, покрытая выжженной травой донецкая степь, а в степи то в одном, то в другом месте чернели терриконы.

Восьмерка "ЯКов" готовилась вылететь для сопровождения группы бомбардировщиков "ПЕ-2".

Истребители должны были встретиться с бомбардировщи­ками точно в назначенное время севернее железнодорожной станции, неподалеку от линии фронта, и прикрывать их в те­чение всего полета к цели и обратно, отражая атаки враже­ских самолетов.

Восьмерка состояла из двух групп, которые в случае на­добности могли действовать самостоятельно. Лиля попала в первую четверку, а Катя - во вторую.

В ожидании команды на вылет летчики собрались у Лилиного самолета, и, отойдя от него на безопасное расстояние, курили. Девушки сидели на траве в тени под плоскостью.

- Слышь, Лиль, - сказала Катя, - снился мне сегодня Баранов. И так ясно, знаешь, я видела его... Ну как тебя сейчас. Будто зовет он меня лететь с ним в паре, а я отказываюсь. "Не хочу говорю, хватит! Для меня война уже кончилась. Завтра улетаю в Москву". Чудно, ей-богу! Представляешь, отказываюсь, и все! Приснится же такое... А он мне говорит, Ба­ранов: "Нет, Буданова, полетишь со мной!" Строгий такой и, как всегда, так здорово нажимает на "о"... "Полетишь со мной!.." Чудно...

Она умолкла и, продолжая вспоминать, скорбно улыбну­лась одним уголком рта. Лиля задумчиво смотрела туда, где сероватая дымка затушевывала горизонт.

- Ну и куда же ты полетела? - спросила она, ожидая, что Катя будет рассказывать дальше.

Но Катя не ответила. Погрузившись в какие-то свои мыс­ли она не расслышала Лилиных слов, а может быть, просто не захотела отвечать на ее вопрос. Лицо у нее было грустное, даже как будто удрученное. Лиля решила, что это оттого, что Кате вспомнился Баранов, к которому она была неравнодуш­на, и не стала больше спрашивать. Но все же видеть Катю печальной было непривычно, и Лиле стало как-то не по себе...

К девушкам подсели летчики:

- Споем, что ли? Времени еще достаточно. Катерина, за­певай! Что-нибудь душевное...

Вздохнув, Катя откинула голову, медленно провела рукой по волосам, поправляя свой кудрявый чуб, упавший на лоб, затем, будто отгоняя прежние мысли, скользнула ладонью по лицу и запела сначала тихо, потом громче:

Там вдали, за рекой, загорались огни,

В небе ясном заря догорала...

Все дружно подхватили негромкими, чуть приглушенными голосами:

Сотня юных бойцов из буденовских войск

На разведку в поля поскакала...

Закрыв глаза, Катя звонким, сильным голосом вела мело­дию. Она любила петь и пела всегда с удовольствием, с чув­ством, забывая обо всем на свете, целиком уходя в песню. В полку ее считали признанным запевалой, вокруг нее соби­рался народ, чтобы спеть любимую песню или послушать рус­ские и цыганские романсы, которые она охотно исполняла. Песни, которые пела Катя, были всегда или очень веселые, за­дорные или, наоборот, печальные. Других она не признавала.

Сегодня ее голос звучал как-то особенно проникновенно, словно в эту грустную комсомольскую песню она хотела вло­жить всю свою душу.

Ты, конек вороной, передай, дорогой,

Что я честно погиб за рабочих...

Затих последний звук песни, и наступила тишина, которую никто не хотел нарушить первым.

Внезапно в тишине раздался усиленный рупором голос де­журного по полетам:

- Внимание на аэродроме! Вылет через пять минут! Лет­чикам приготовиться!

Все стали поспешно подниматься, озабоченно натягивая шлемофоны. Катя подождала, когда все разошлись, и как бы между прочим сказала:

- Слышь, Лиль... Там у меня в тумбочке два письма ле­жат. Не успела я отослать. Одно сестренке, другое на завод. Я давно обещала... Помнишь, заводские еще мне самолет хо­тели подарить? Может, и купят когда-нибудь.

- Помню.

- Так ты отошли письма, Лиля. Адреса уже написаны.

- Когда? - не поняла Лиля.

- Да хоть завтра!

- А ты? - спросила Лиля подозрительно. - Разве ты сама не можешь?

- Да могу и сама... А если вдруг не выйдет, то сделай, ладно? Хочу, чтобы они обязательно получили.

- Почему это - не выйдет?

Лиля пристально посмотрела на Катю, стараясь прочитать ее мысли.

- Да мало ли что...

- Что это ты сегодня... Какая-то...

- Ну, Лилька, бывай! - улыбнулась Катя, перебив ее, и заспешила к своему самолету, на ходу надевая и застегивая шлемофон.

- Катя! Ка-тя! - крикнула ей вслед Лиля, желая задер­жать ее, но та не обернулась.

Лиле хотелось побежать за ней, но времени уже не оста­валось. Она видела, как Катя, приблизившись к своему "ЯКу", сказала что-то технику и стала забираться на крыло. "Что это с ней?" - подумала с тревогой Лиля и, убедившись, что Катя уже села в самолет, повернулась к Инне, которая ждала ее с парашютом в руках.

- Будем запускать? - спросила она нерешительно, все еще раздумывая.

- Будем запускать, - ответила Инна. - Вот парашют, на­девай.

Инна поспешно стала пристегивать парашют. В кабину Ли­ля садилась, испытывая гнетущее чувство, будто она не сде­лала чего-то важного, без чего нельзя обойтись. Но что имен­но нужно было сделать, Лиля не знала. Может быть, по­говорить с Катей...

Точно в назначенное время восьмерка "ЯКов" вышла в район встречи. Вскоре в восточной части неба появились бом­бардировщики "ПЕ-2", летевшие плотным строем на более низкой высоте. Дождавшись их, "ЯКи" заняли свое место, кружа над бомбардировщиками. Вся группа взяла курс на запад.

Приблизившись к одному из "ПЕ-2", который летел в строю крайним, Лиля увидела лицо летчика, строгое, сосредоточен­ное. Летчик повернул голову, широко улыбнулся ей как ста­рому доброму другу и поприветствовал ее, подняв руку. Его улыбка показалась Лиле знакомой. Кого-то он напоминал ей, этот летчик, но сразу вспомнить кого Лиля не могла. В ответ на приветствие она покачала крыльями и заметила номер: "12". Разумеется, летчику и в голову не пришло, что "ЯК" пилотирует девушка.

При подходе к линии фронта группа встретилась с немец­кими истребителями. Следом за первой шестеркой "фокке-вульфов", которые сразу же вступили в бой с "ЯКами", по­явилась еще семерка. Видимо, немцы надеялись, что все "ЯКи" к этому времени уже будут связаны боем с первой шестеркой "фоккеров" и бомбардировщики останутся беззащитными. Од­нако ведущий восьмерки предусмотрел такой вариант и, за­ранее разделив истребители на две группы, дал команду чет­верке "ЯКов" быть готовой к встрече с вражескими истреби­телями.